Проект создан при поддержке
Российского гуманитарного научного фонда (грант № 05-04-124238в).
РУССКИЙ ШЕКСПИР
Информационно-исследовательская база данных
Новости
03.05.2011
Игрушки в руках великана-судьбы
Хендрик Тоомпере-младший, поставивший «Венецианского купца» в Эстонском театре драмы, обращается с пьесой Шекспира, как человек, которому кочан капусты ценен только кочерыжкой. Режиссер небрежно отбрасывает капустные листья, добираясь до сердцевины — линии Шейлока, которая в самой пьесе занимает на удивление мало места.

Шейлок (Майт Мальмстен) взвешивает обиды на аптекарских весах
Шейлок (Майт Мальмстен) взвешивает обиды на аптекарских весах
Однако когда речь заходит о «Венецианском купце», даже те, кто знают Шекспира только понаслышке, откликаются: «Как же, знаем! Там есть такой ростовщик-еврей, Шейлок, который хочет вырезать из несостоятельного должника кусок мяса!»).

Тоомпере назвал спектакль по-своему: «Võlanõudjad». Этого слова нет даже в недавно вышедшем академическом эстонско-русском словаре. Хотя существует профессия: коллекторы, или взыскатели долгов (буквальный перевод с эстонского именно таков).

Все лишнее — долой!

Значащаяся в списке сочинений Шекспира комедией, пьеса в постановке Тоомпере-младшего становится как минимум трагикомедией, если не драмой. И только самую малость не дотягивает до трагедии.

Режиссер сводит действие к главному: противостоянию купца Антонио (Ян Ууспыльд) и ростовщика (по-нынешнему, банкира, дающего в долг под проценты) Шейлока (Майт Мальмстен). Все остальное — неважно.

В пьесе одна из центральных линий — сватовство к прекрасной рыжеволосой Порции (Марта Лаан). История эта взята из фольклора; трое женихов должны угадать, в каком ларце находится портрет Порции (а значит, и ключ к ее сердцу) — золотом, серебряном или свинцовом. Одного из женихов, принца Арагонского, режиссер безжалостно выбрасывает, другой, принц Марокканский, появляется только на экране (в спектакле широко используются видеоэффекты: дворцы Венеции, горные ландшафты, анимация и т. д.). Если по сюжету Порция должна отдать руку, сердце и несметное состояние юному Бассанио (Хендрик Тоомпере-мл.-мл., представитель третьего поколения театральной династии) — так тому и быть! И нечего размениваться на побочные линии. Главное — Порции положено блеснуть не только красотой, но и умом.

Шекспир очень многое в своих произведениях шифровал. Образ Порции — скрытый комплимент королеве Елизавете, которая тоже была рыжеволосой. Ее женственной красоте и мужскому уму. (Не имеет значения, что Глориане, как называли королеву поклонники, к тому времени перевалило за 60; боги и короли не имеют возраста). В тексте роли есть недвусмысленные намеки. Порция вспоминает о том, как тиранически обращался с ней отец. (Генрих VIII, казнив мать Елизаветы, долгое время считал дочь незаконнорожденной. Потом смилостивился и включил ее — последней в списке — в число наследников престола.) Размышляет, не суждено ли ей всю жизнь оставаться девственницей. (Как сама Virgin Queen.)

Наконец, красноречив список женихов: среди них есть имперский граф (к Елизавете сватался эрцгерцог Максимилиан, брат кайзера), испанский принц (Филипп II, до того, как стать смертельным врагом английской королевы, засылал к ней сватов), француз (герцог Анжуйский)… Елизавета была великолепным оратором; ее речи в парламенте — образцы красноречия и игры ума. Как выступление Порции на процессе «Шейлок против Антонио».

Кусок мяса весом в килограмм

У Шейлока в спектакле — своя правда, и страшное, бесчеловечное требование вырезать кусок мяса весом в один фунт (в Эстонском театре драмы пьеса идет в новом переводе Пеэтера Волконского и Ханнеса Виллемсона, и в ней говорится уже об одном кило: для удобства зрителей переводчики воспользовались метрической системой) — дерзкая метафора. Шейлок, блестяще сыгранный Майтом Мальмстеном, бросает вызов не своему личному врагу Антонио, а всей венецианской системе власти, двойным стандартам, к которым республика привыкла: ей это удобно!

Тоомпере-младший и Мальмстен заставляют задуматься о том, насколько условно привычное деление творчества Шекспира на три периода. Ранний, солнечно-оптимистичный; зрелый, трагический и поздний, философский, когда гениальный поэт смирился с мыслью, что несовершенство мира заложено в его конструкцию изначально.

Антонио (Ян Ууспыльд). Совсем недавно он считал своей всю Венецию
Антонио (Ян Ууспыльд). Совсем недавно он считал своей всю Венецию
А может быть, эта мысль всегда была с ним? Просто в 20–22 года ее уравновешивали юная жажда жизни, радость от общения с близкими друзьями, влюбленность. Мировоззрение, оставаясь прежним, окрасилось горечью. Но и в молодости Шекспир знал, что есть вопросы, на которые ответов не дано. В частности, кто прав в этом мире несправедливости и неправоты? (В «Генрихе VI» одинаково бесчеловечны Ланкастеры и Йорки; в «Тите Андронике», самой кровавой из драм Шекспира, безрассудная верность законам чести загоняет героев в тупик. А это — первые пьесы начинающего автора!)

Тоомпере любит вводить в свои постановки надсюжетный, надличностный уровень. В «Вишневом саде» он заставлял персонажей балансировать на подвешенной на цепях доске: почва уходила у них из-под ног. В «Венецианском купце» он заканчивает первый акт сюрреалистической анимацией: крошечные тени человечков между высоченных бокалов и супниц, изредка сверху свешивается огромная рука и вилкой подцепляет кого-то из людей. Метафора, навеянная вторым путешествием Гулливера, говорит: люди — всего лишь игрушки в руках великана-Судьбы. От своей судьбы не уйдешь.

Венецианский купец против венецианского банкира

«Хороший» Антонио против «плохого» Шейлока? Не тут-то было! Ян Ууспыльд играет Антонио типичным «хозяином жизни», но в ту минуту, когда хозяйство его рушится, и Венеция на экране (его город!) отворачивается от своего надменного сына. Да и есть ли что-то в этой Венеции искреннего, человечного? Молодые люди, окружающие Антонио, типичные прихлебатели, существа легкомысленные, пустые и пошлые. Разве что лиричный Бассанио выделяется из всех. Беря у Шейлока в долг, надменный Антонио продолжает осыпать его бранью: он здешний уважаемый гражданин, он в своем праве, а Шейлок кто? Презренный иностранец. Человек с серым паспортом.

Вот за это свое унижение и мстит Шейлок. Знаменитый монолог: «Разве у еврея нет чувств, привязанностей, страстей? Разве не та же самая пища насыщает его, разве не то же оружие ранит его, разве он не подвержен тем же недугам, разве не те же лекарства исцеляют его, разве не согревают и не студят его те же лето и зима, как и христианина? Если нас уколоть — разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать — разве мы не смеемся? Если нас отравить — разве мы не умираем? А если нас оскорбляют — разве мы не должны мстить? Если мы во всем похожи на вас, то мы хотим походить и в этом!» Мальмстен произносит без пафоса. С горечью.

И не кусок мяса ему нужен. В сцене суда чувствуешь, что пол дворца дожей качается у Шейлока под ногами, что ему самому страшно выдвигать это требование. И хочет он, чтобы венецианское правосудие отказало ему в этом формально справедливом (юридически все корректно), но неисполнимом требовании. Чтобы сам дож признался: «С вами, чужаками, мы поступаем не так, как велит закон, а так, как нам заблагорассудится!»

Шейлок в этой сцене трагичен. Все остальное — сплошной фарс. При входе в зал Шейлока и его спутника Тубала обыскивают; Тубал (Тыну Карк) предъявляет опасную бритву в деревянном ящике, охранник, понимающе кивнув, позволяет ее внести. Антонио укладывают на крест, обнажают ему грудь, дезинфицируют из аэрозоля. Порция, явившись на суд под видом премудрого Даниила, выезжает в инвалидной коляске и изображает человека, в детстве перенесшего церебральный паралич в тяжелой форме…

Сценой суда можно бы и закончить. Но режиссер сохраняет совершенно необязательный в его постановке пятый акт, в котором «победители» выглядят не лучшим образом. Дочь Шейлока Джессика (Керсти Хейнлоо), только что предавшая отца и соединившая свою жизнь с Лоренцо (Роланд Лаос), тут же уединяется за сценой с циничным и сметливым слугой Ланчелотом (Мярт Аванди): судя по взлетающим в воздух предметам женского белья, они недвусмысленно предаются плотским утехам. Чуть раньше Ланчелот позволяет себе то, что к лицу персонажам Рабле и Свифта, но не Шекспира. Любовные диалоги звучат поверхностно: эта компания не способна на глубокие чувства.

Весь акт сделан ради финала, когда Шейлок вновь появится на сцене, и Джессика кинется к нему с криком: «Папочка!» Видно, девочка не совсем безнадежна.
 
Борис Тух

Фото
: Тээт Мальсрооз

Источник: DzD.ee

©

Информационно-исследовательская
база данных «Русский Шекспир», 2007-2023
Под ред. Н. В. Захарова, Б. Н. Гайдина.
Все права защищены.

russhake@gmail.com

©

2007-2024 Создание сайта студия веб-дизайна «Интэрсо»

Система Orphus  Bookmark and Share

Форум «Русский Шекспир»

      

Яндекс цитированияЭлектронная энциклопедия «Мир Шекспира»Информационно-исследовательская база данных «Современники Шекспира: Электронное научное издание»Шекспировская комиссия РАН 
 Каталог сайтов: Театр Каталог сайтов - Refer.Ru Яндекс.Метрика


© Информационно-исследовательская база данных «Русский Шекспир» зарегистрирована Федеральной службой
    по надзору за соблюдением законодательства в сфере СМИ и охраны культурного наследия.

    Свидетельство о регистрации Эл № ФС77-25028 от 10 июля 2006 г.