Закончив работу над очередным номером, мы нынче вечером не сразу пойдем по домам. Сперва мы и сами поднимем по чарке, и вас призываем поднять за ласковую, заботливую хлопотунью, неистощимую рассказчицу, а порой и веселую собутыльницу, по Языкову, – няню Пушкина Арину Родионовну. Сегодня исполняется 250 лет со дня ее рождения.

По святцам, Ирина (Арина – домашнее имя, а Родионовной стала зваться лишь в старости), она родилась при императрице Елизавете в селе Воскресенском Суйдинской мызы, а вернее – в полуверсте от Суйды в деревне Лампово Копорского уезда столичной губернии. Избы той, конечно, до нас не дошло. Но преставилась именно здесь, в доме на Грязной улице, ныне – Марата, где теперь мы делаем нашу с вами газету и где еще витает дух подруги поэта. Анна Керн, знавшая, как никто, изнанку души поэта, писала позднее не без толики женского яда: «Пушкин мало кого истинно любил, кроме няни и сестры своей».

Это, конечно же, удивительно! Ну сестра, ладно – едва не погодки, они всегда были очень духовно близки. Но неграмотная крестьянка, вряд ли, как верно замечено, понимавшая, что именно пишет барин и какое значение эти тексты имеют... Откуда же что взялось?

– Все дело в Михайловском, – убежден крупнейший современный пушкинист, главный научный сотрудник Пушкинского дома, доктор филологических наук, профессор Сергей Фомичев. – Михайловское, куда его заточили и откуда он мог и не выбраться иначе как в крепость, а то и на Соловки, ибо даже родной отец, под чей надзор был отдан, хулил всюду его поведение и «противуправительственные помыслы», сблизило их.

Арина Родионовна отогрела опального Пушкина сказками, песнями, водочкой, знамо дело, ведь и сама не чуралась. Ольга Павлищева вспоминала: их с братом няня «мастерски говорила сказки, знала народные поверья и сыпала пословицами, поговорками». Мамушка его слушала, преданно и верно, играя свою «партитуру» на пяльцах, и вдруг как-то стала его первым взрослым, я думаю, другом. У них с няней, запомнил Пущин, даже комнаты были напротив. И вот «он все с ней, коли дома, – сказывал пушкинский кучер Петр Парфенов. – Чуть встанет утром, уж и бежит ее глядеть: «здорова ли, мама?» – он ее все мамой называл... И уж чуть старуха занеможет там, что ли, он уж все за ней...».

Общение с Ариной Родионовной, говорит Сергей Александрович Фомичев, сделало Пушкина по-настоящему русским, пробудило его неизбывный интерес к народным истокам культуры.

– Лишь в Михайловском в 1824 году Пушкин в третьей главе романа написал шесть строф, посвященных няне героини! – обращает внимание он, напомнив, что Арина Родионовна послужила в «Евгении Онегине» прототипом Филипьевны. – Рассказ ларинской няни о ее замужестве впрямую, конечно, не совпадал с реальной биографией няни пушкинской, но важнее иное. Ведь Татьяна, по первоначальным наметкам, – уездная барышня, воспитанная на иностранных романах, которая и по-русски-то выражалась с трудом. Но смотрите: ее пророческий сон в пятой главе уже весь выткан из мотивов народных поверий и сказок – это так Пушкина беседы с Ариной Родионовной напитали! Так что образ самой обаятельной героини в нашей культуре (Татьяна, «русская душою») был бы невозможен, если бы, как говорится, в нужное время и в нужном месте не произошло творческое общение поэта и няни. Без этого не понять ее реальный «вклад» в пушкинское творчество.

Почерпнутое из ее фольклорного репертуара подспудно питало и многие позднейшие творческие замыслы поэта. «Наперсница волшебной старины, друг вымыслов игривых и печальных», – точней его воистину не скажешь. Скажем, замысел сказки о царе Салтане относится к 1828 году совсем не случайно, утверждает профессор Фомичев. В одной из изданных им рабочих тетрадей Пушкина имеется авторская помета: «Няня †», что означает – преставилась, и вот тогда в память о покойнице на предыдущих пробельных листах поэт и начал литературную обработку сказки, некогда услышанной от нее.

Но дело не только в прямых «заимствованиях» – особых исследований заслуживает, убежден Сергей Александрович, сказочная составляющая пушкинского творчества. И напоминает письмо его брату Левушке в ноябре 1824 года: «Знаешь ли мои занятия? до обеда пишу записки, обедаю поздно; после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки – и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!».

Кстати, сам поэт признается: няня, как и родители, в детстве воспитывала его не ахти как хорошо. И тем противоречит его исследователям, утверждающим «огромную положительную роль» Арины Родионовны в формировании ребенка-поэта. И то сказать, они впервые увиделись во младенчестве гения, когда кормилицу Ольги баре приставили досматривать и барчука. Но это продлилось недолго, да и запомнить мальчонка, конечно, не мог. Лишь по рассказам самой няни он писал как-то «женке» о встрече в Петербурге с Павлом I: «велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку». А потом та жила безвыездно в Захарово в положении наперсницы и помощницы бабки поэта Марии Ганнибал и приголубливала неуемного отрока только летом, да и то мельком. А сызнова Пушкин увидел ее уже лишь по выпуску из лицея, в лучшее свое лето, весело и беззаботно проведенное в Михайловском. Но и тогда дородная словоохотливая няня, одна из многочисленной дворни, которая была уж ну никак ему не ближе, чем вот хоть дядька Федор Козлов, любивший его беззаветно, навряд ли могла приобрести для него какую-то особую значимость.

Профессор Фомичев говорит:

– Благотворная роль Арины Родионовны не только в жизни, но и в творчестве Пушкина несомненна и давно составляет общее место в биографических исследованиях и популярных очерках о Пушкине. Но порой это «общее место» фантастически гипертрофируется или недобросовестно опровергается. Но поэт, несомненно, был напитан – и прежде всего во время Михайловской ссылки – фольклорными импровизациями Арины Родионовны. Недаром черновые наброски пролога к «Руслану и Людмиле» «У лукоморья дуб зеленый...» содержатся на обложке его рабочей тетради № 836 – той самой, где записаны услышанные от няни народные песни и сюжеты сказок.

Однако в современной пушкинистике тема Арины Родионовны порой становится материалом дешевых спекуляций, досадует ученый. И приводит в пример изданную недавно книгу Ю. Дружникова «Дуэль с пушкинистами». Ее автор намекает, мол, Пушкин заимствовал сюжеты нескольких сказок не у Арины Родионовны, а у братьев Гримм, что няня якобы водила ему крепостных девок... Однако попытки принизить роль Арины Родионовны в творческих свершениях Пушкина, уверен мой авторитетный собеседник, малопродуктивны:

– Выявляя «всемирную отзывчивость» Пушкина, мы признаем влияние и Вольтера, и Байрона, и Шенье, и Шекспира, что нисколько не принижает оригинальности пушкинского гения. Без всякого преувеличения можно констатировать, что столь же важную роль в расцвете пушкинского дара сыграла и Арина Родионовна, открывшая ссыльному поэту до тех пор мало известный ему богатейший пласт культуры.

Бродя после столь насыщенной беседы по заугольям особняка, где Арина Родионовна провела всего ничего, приехав к Павлищевым в начале марта 1828 года, я отчаянно досадовал, что поэт не хоронил свою няню. Ведь был же он в столице о ту пору! Жил в «Отель де Пари» на углу Малой Морской и Кирпичного переулка (ныне дом № 4/1), обедал у Демута и Луи, набрасывал «Полтаву», приискивал жену, колобродил с друзьями. Павел Муханов свидетельствовал: «Пушкин учится английскому языку, а остальное время проводит на дачах». А 29 июля, в день кончины «почтенной старушки», потрясенный ее внезапной смертью, ее питомец сделал неразборчивую приписку к записи посещения больной и пририсовал тот самый крест, помянутый профессором Фомичевым.

– Выразительнейшая деталь! – восклицает Сергей Александрович. – Аналогичных пушкинских помет в его рабочих тетрадях сохранилось немного: лишь о кончине Наполеона и Байрона, казни пятерых декабристов. И – о смерти няни!

И вот поди ж ты – ни отпевания во Владимирской церкви 31 июля присутствием не почтил, ни проводил, как и сестрица, до могилы.

Что же стряслось в тот день в жизни Пушкина?

Рисунок Аллы  ЧЕБЫШЕВОЙ

Александр ЖАБСКИЙ

Выпуск  №072 от 21.04.2008

Источник: С.-Петербургские ведомости