Еще в конце января в столице Кыргызстана заговорили о репетициях спектакля «Ромео и Джульетта» в Государственном национальном русском театре драмы имени Чингиза Айтматова, приуроченного к Дню всех влюбленных. Театралы радостно потирали руки. Еще бы, ведь в знаменитой пьесе Шекспира отразилось все лучшее, что несла с собой эпоха Возрождения: цельность и полнокровие человеческой мысли, свободной от предрассудков, ограниченности, половинчатости и морального измельчания. Юные герои трагедии стали воплощением нового времени.

По сложившейся традиции руководство театра за два дня до спектакля пригласило журналистов на один из предпремьерных показов. Корреспонденту ИА «24.kg» удалось поговорить с режиссером спектакля Вячеславом Бродянским, приглашенным из Узбекистана, о его новой работе, в которой главные роли играют удивительно молодые актеры — 19-летний Марк Гликман и 14-летняя Кристина Бардакова, студенты школы-студии при театре.

— Были ли трудности при постановке «Ромео и Джульетты»? Как подбирали актеров?

—Труппа мне знакома. А идея поставить этот спектакль появилась сразу, как только увидел Кристину Бардакову. Я понял, что она способна сыграть Джульетту. Мне довелось работать почти во всех театрах Центральной Азии. И, слава Богу, в Бишкеке мои замыслы совпали с интересами руководства. В этом плане я считаю себя везунчиком.

— Чего вы ждете от премьеры?

— А почему Луна вращается вокруг Земли, знаете или нет? А в чем смысл жизни (смеется)? Ваш вопрос подобен таким...

Творчество — это прямой разговор с Богом. Потому что рядом никого нет и никто ничего не подскажет. Получится — получится, нет — значит, не суждено. Если Всевышний на тебя посмотрит и скажет: «Мило», значит, все будет нормально.

— Что нового вы привнесли в известную пьесу?

— Спектаклей по этой пьесе я посмотрел множество. Среди них близкая мне постановка Франко Дзеффирелли. Интересная работа у белорусского режиссера Марины Дударевой. У каждого спектакля свои особенности. Я же постарался максимально приблизить постановку к бытовой правде Вероны того времени, освободиться от слащавости, которая порой присутствует в стихах Шекспира, и подняться до настоящей трагедии. Шекспир настолько гениален, что в отношениях с режиссером и актером он может просто задавить. А если не будет ничего, кроме Шекспира, постановка может считаться провальной.

— Бишкекскому зрителю запомнились две поставленные вами комедии — «За двумя зайцами» и «Слишком женатый таксист». Не тяжело после комедий браться за трагедию?

— Я поставил почти 90 спектаклей. Среди них было все, но трагедии реже. Наверное, потому что по природе я человек жизнерадостный. Опыт с постановкой трагедий у меня печальный — глубоко погружаюсь в процесс, страдаю психологически. Поэтому я их сторонюсь.

Тем не менее я научился на каком-то этапе работы замирать. Как замирают перед опасностью, которую надо пройти. Я могу требовать чего-то от актеров, я знаю, как это сделать, но полного погружения боюсь... У меня совершенно бешеный внутренний ритм: ложусь в двенадцать ночи, встаю в четыре утра. И не знаю, почему. Хотя я человек совершенно трезвый. Но напряжение колоссальное. Во втором акте шесть смертей. Все их надо пережить, а также массу всяких перипетий. Все надо пропустить через себя. Это достаточно напряженный спектакль.

— Вы читаете, что пишут о ваших постановках? Каково ваше отношение к рецензиям?

— Да, читаю. С одной стороны, приятно, когда пишут. А с другой... Помните, Чехов говорил в свое время: «Мне неприятна узость критики». Порой складывается впечатление, что режиссеры — этакие немного туповатые подлецы: что-то делают, а сами не понимают, что. Я как-то почитал рецензию о «Пигмалионе» (ставил в Ташкенте). Полная галиматья. Думаю, что критика в основе своей должна быть доброжелательной, потому что работа проведена колоссальная. Наверное, в Бишкеке нет ни одного человека, который смог бы со мной профессионально поговорить о театре. Тем более что у вас нет ни одного театрального критика. Думаю, и в Ташкенте нет.

Когда ставишь пьесу, продумываешь каждый шаг, каждый ход. Знаю, что для чего задумано. Возьмите пьесу и прочтите ее 200 раз. Вам откроются новые пласты. Я — расшифровщик пьесы и одновременно ее интерпретатор.

— Это уже ваш третий спектакль в Бишкеке. Не собираетесь перебраться к нам?

— Я мог бы перебраться и перебрался бы. Но надо же решать квартирный вопрос. У меня есть дом в Самарканде и квартира в Ташкенте. Покупать здесь третью? Можно, конечно. Но лучше бы ее купили пригласившие меня люди (смеется). Тогда бы я задержался.

На самом деле Бишкек — очень красивый город. Мне нравится. Здесь остался аромат 1970-80-х, советский такой аромат. И я совершенно очевидно ощущаю это. Когда приезжаю сюда, понимаю, что здесь работает машина времени (улыбается). Приехал и — бах! — очутился в 1980 году.

Воздух, запахи, дома, бесконечное ожидание кыргызами водопада, когда он забрызжет, их детские непосредственные лица (смеется). Это я к слову. Образ же прессуется из всяких деталей, элементов...

 

Источник: 24.KG