Да здравствуетъ король?

 

ФРАНЦИСКО.

 

Бернардо?

 

БЕРНАРДО.

 

 

Онъ.

ФРАНЦИСКО.

Вы во-время приходите на смѣну.

БЕРНАРДО.

Ужъ за полночь: иди домой, Франциско.

ФРАНЦИСКО.

Благодарю за смѣну. Холодъ рѣзкiй ‑
И мнѣ неловко было на душѣ.

БЕРНАРДО.

Что, все спокойно было?

ФРАНЦИСКО.

Какъ въ гробу.

БЕРНАРДО.

Прощай же, доброй ночи. Если встрѣтишь
Товарищей, Горацьо и Марцелло,
Такъ попроси ихъ поспѣшить.

Входятъ ГОРАЦIО и МАРЦЕЛЛО.

ФРАНЦИСКО.

Да вотъ,
Мнѣ кажется, они. Стой! Кто идетъ?

ГОРАЦIО.

Друзья отечества.

МАРЦЕЛЛО.

Вассалы короля.

ФРАНЦИСКО.

Прощайте, доброй ночи!

МАРЦЕЛЛО.

А, прощай,
Мой бравый другъ! А кто тебя смѣнилъ?

ФРАНЦИСКО.

Бернардо. Доброй ночи!(Уходитъ.)

МАРЦЕЛЛО.

Эй! Бернардо!

БЕРНАРДО.

Горацiо съ тобой?

ГОРАЦIО (подавая руку).

                                Отчасти.

 

 

БЕРНАРДО.

Здравствуй,
Горацiо! Здорово, другъ Марцелло!

ГОРАЦIО.

Ну что, являлось нынче привидѣнье?

БЕРНАРДО.

Я не видалъ.

МАРЦЕЛЛО.

Горацьо говоритъ,
Что это все игра воображенья,
И призраку, который мы два раза
Видали сами, вѣры не даетъ;
Я и просилъ его прiйти сюда,
Чтобъ ночь безъ сна провесть на нашей стражѣ
И, если духъ появится опять,
Чтобъ убѣдиться, что не обманули
Глаза насъ всѣхъ, и съ нимъ заговорить.

ГОРАЦIО.

Вздоръ, не придетъ онъ.

БЕРНАРДО.

Да, а между тѣмъ
Садись. Позволь атаковать еще разъ
Твой слухъ, такъ недоступный для разсказа
О томъ, что намъ двѣ эти ночи сряду
Являлось на часахъ.

ГОРАЦIО.

Пожалуй, сядемъ.
Бернардо, повтори намъ твой разсказъ.

БЕРНАРДО.

Прошедшей ночью, въ дивный часъ, когда
Вонъ та звѣзда, отъ полюса на западъ,
Въ пути своемъ часть неба озаряла,
Гдѣ и теперь горитъ ‑ я и Марцелло,
Мы видѣли, едва пробило часъ...

МАРЦЕЛЛО.

Постой! Смотри: опять оно идетъ!

Входитъ ТѢНЬ.

БЕРНАРДО.

Взгляни: точь-въ-точь покойный нашъ король!

МАРЦЕЛЛО.

Горацьо, ты ученъ: поговори съ нимъ.

БЕРНАРДО.

Что ‑ не похожъ ли онъ на короля?
Взгляни, Горацiо.

ГОРАЦIО.

Да, совершенно.
Я трепещу отъ страха, изумленья.

БЕРНАРДО.

Онъ хочетъ, чтобы съ нимъ заговорили.

МАРЦЕЛЛО.

Горацiо, спроси ‑ заговори съ нимъ.

ГОРАЦIО.

Кто ты, полночнымъ завладѣвшiй часомъ
И образомъ воинственно прекраснымъ,
Въ которомъ здѣсь бродило на землѣ
Величество умершаго Гамлета?
Я заклинаю Небомъ ‑ говори!

МАРЦЕЛЛО.

Онъ оскорбился.

БЕРНАРДО.

Онъ уходитъ.

ГОРАЦIО.

Стой
И говори ‑ тебя я заклинаю!

(Тѣнь уходитъ).

МАРЦЕЛЛО.

Онъ удалился: отвѣчать не хочетъ.

БЕРНАРДО (къ Горацiо).

Ну что, мой другъ? Ты блѣденъ? Ты дрожишь!
Что жъ, эта тѣнь не больше ль чѣмъ мечта?
Какъ думаешь?

ГОРАЦIО.

Клянусь моимъ Творцомъ,
Когда бъ глаза мнѣ не были порукой,
Я не повѣрилъ бы чужимъ словамъ.

МАРЦЕЛЛО.

Не правда ли, похожъ на короля?

ГОРАЦIО.

Какъ ты похожъ на самого себя.
Точь-въ-точь такой на немъ надѣтъ былъ панцырь,
Когда съ Норвежцемъ гордымъ онъ сразился,
И также грозно хмурилъ онъ чело,
Когда на ледъ, въ упорномъ поединкѣ,
Низвергнулъ Поляка. Непостижимо!

МАРЦЕЛЛО.

Такъ дважды онъ, въ глухой часъ полуночи,
Шагами Марса мимо насъ прошелъ.

ГОРАЦIО.

Что предвѣщаетъ намъ его явленье ‑
Я не могу сказать, но по всему
Мнѣ кажется, что Данiи грозитъ
Переворотъ ужасный.

МАРЦЕЛЛО.

Сядьте здѣсь ‑
И тотъ, кто знаетъ, пусть намъ объяснитъ,
Зачѣмъ такъ строго бдительная стража
Вассаловъ Данiи лишаетъ сна?
Зачѣмъ что день, то выливаютъ пушки,
Снаряды свозятъ изъ чужихъ земель,
Берутъ людей для корабельныхъ верфей,
Где нѣтъ имъ праздника, а только будни?
Зачѣмъ народъ, трудясь и день, и ночь
Въ поту лица, не смѣетъ отдохнуть?
Кто объяснитъ мнѣ?

ГОРАЦIО.

Я. По крайней мѣрѣ,
Такъ говорятъ: послѣднiй нашъ король ‑
Его видѣнiе насъ нынче посѣтило ‑
Изъ зависти былъ вызванъ Фортинбрасомъ,
Норвежскимъ королемъ, на бой. Нашъ храбрый,

 
Нашъ смѣлый Гамлетъ ‑ онъ такимъ здѣсь признанъ
На этой бренной половинѣ мiра ‑
Убилъ врага ‑ и Фортинбрасъ утратилъ
Съ своею жизнью всѣ свои владѣнья.
Таковъ былъ обоюдный договоръ,
Гербомъ и подписью скрѣпленный.
И нашъ король давалъ въ залогъ побѣды
Свои владѣнья: когда бъ онъ палъ,
Они бы всѣ достались Фортинбрасу,
Какъ Гамлету досталась вся страна,
Согласно заключенному условью.
И вотъ недавно юный Фортинбрасъ,
Съ огнемъ въ груди неукротимо-дикимъ,
Набралъ по всей Норвегiи угламъ
Толпу бродягъ, готовыхъ изъ-за хлѣба
Поддерживать любое предпрiятье;
А предпрiятье это, какъ извѣстно,
Есть возвращенье злой рукой войны
Потерянныхъ отцомъ его владѣнiй.
Вотъ почему готовится война,
И пушки льютъ, и держатъ караулъ,
И въ Данiи движенье и работа.

БЕРНАРДО.

Я то же думаю: оно согласно
Съ видѣнiемъ, въ доспѣхахъ боевыхъ
На стражу къ намъ пришедшимъ изъ могилы.
Причиною войны усопшiй Гамлетъ,
А призракъ такъ съ нимъ схожъ!

ГОРАЦIО.

Да, это атомъ,
Исторгшiй силу изъ очей души.
Когда какъ пальма цвѣлъ великiй Римъ,
Не задолго до Цезаря кончины,
Покинувъ гробъ, со стонами и воплемъ
Блуждали мертвецы ‑ и бѣлый саванъ
Носился вдоль по улицамъ столицы.
На небесахъ явились въ солнцѣ пятна,
Кометы съ огненнымъ хвостомъ и падалъ
Кровавый дождь. Владычица морей,
Звѣзда Нептунова, померкла въ вышинѣ,
Какъ-будто бы пришла кончина мiра.
И намъ земля и небо ниспослали
Такой же знакъ переворотовъ страшныхъ,
Предвѣстника грозящей намъ судьбы.

ТѢНЬ является опять.

 

ГОРАЦIО.

Постой! Смотри: опять явился онъ!
Пускай меня видѣнье уничтожитъ,
Но я, клянусь, его остановлю.
Видѣнье, стой! Когда людскою рѣчью
Владѣешь ты ‑ заговори со мною.
Скажи: иль подвигомъ благимъ могу я
Тебѣ покой твой возвратить,
Или судьба грозитъ твоей отчизнѣ
И я могу ее предотвратить?
О, говори! Въ твоей минувшей жизни
Ты золото не предалъ ли землѣ,
За что, какъ говорятъ, вы, привидѣнья,
Осуждены скитаться по ночамъ?
О, дай отвѣтъ! Постой и говори!
(Пѣтухъ поетъ). Останови его, Марцелло!

МАРЦЕЛЛО.

Не нанести ль ударъ ему?

ГОРАЦIО.

Ударь,
Когда остановиться онъ не хочетъ.

БЕРНАРДО.

Онъ здѣсь.

ГОРАЦIО.

Онъ здѣсь.(Тѣнь исчезаетъ).

МАРЦЕЛЛО.

Исчезъ. Мы оскорбили
Величественный королевскiй призракъ;
Мы удержать его хотѣли силой,
А онъ мечу, какъ воздухъ, недоступенъ,
И нашъ ударъ ‑ лишь злое оскорбленье.

БЕРНАРДО.

Ему пѣтухъ отвѣтить помѣшалъ.

ГОРАЦIО.

И вздрогнулъ онъ, какъ грѣшное творенье
При воплѣ ужаса. Я слышалъ, что пѣтухъ,
Трубачъ зари, своею звонкой пѣснью
Сгоняетъ сонъ съ очей дневного бога,
И по его пронзительному крику
Изъ водъ, огня, эөира и земли
Стекаются блуждающiе духи
Въ свою страну ‑ и истину повѣрья
Намъ доказалъ мертвецъ, насъ посѣтившiй.

МАРЦЕЛЛО.

Онъ вдругъ исчезъ при крикѣ пѣтуха.
Вотъ, говорятъ, что въ ночь на Рождество,
Когда мы ждемъ Спасителя явленье,
Вплоть до зари поетъ предвѣстникъ утра.
Тогда блуждать не смѣютъ привидѣнья:
Та ночь чиста, созвѣздiя безвредны;
И лѣшiй спитъ, и вѣдьмы не колдуютъ:
Такъ эта ночь свята и благодатна.

ГОРАЦIО.

Да, слышалъ я, и вѣрится отчасти.
Но вотъ и Фебъ въ пурпуровой одеждѣ
Идетъ на холмъ по жемчугу росы.
Пора. Оставимъ постъ, идемъ, идемъ!
И мой совѣтъ ‑ видѣнье этой ночи
Гамлету разсказать. Клянусь вамъ жизнью!
Духъ нѣмъ для насъ, но съ нимъ заговоритъ!
Согласны ль вы сказать объ этомъ принцу,
Какъ намъ велятъ и долгъ нашъ и любовь?

МАРЦЕЛЛО.

Конечно ‑ да; я васъ прошу объ этомъ.
Я знаю, гдѣ его найти.(Уходятъ).

_______

СЦЕНА II.

 

Торжественный залъ въ замкѣ.

 

Входятъ: КОРОЛЬ, КОРОЛЕВА, ГАМЛЕТЪ, ПОЛОНIЙ, ЛАЭРТЪ,

 

ВОЛЬТИМАНДЪ, КОРНЕЛIЙ, придворные и свита.

 

КОРОЛЬ.

Хотя свѣжа еще въ насъ память смерти
Гамлета-короля, намъ дорогого брата;
Хотя въ душѣ должны бы мы скорбѣть
И Данiя являла бы одинъ
Скорбящiй ликъ, ‑ но нашъ разсудокъ свѣтлый
Природу побѣдилъ, и, вспоминая
Кончину брата съ мудрою тоской,
Мы вмѣстѣ съ тѣмъ себя не забываемъ.
Итакъ ‑ сестру, теперь же королеву,
Наслѣдницу воинственной страны,
Мы нарекли возлюбленной супругой
Съ восторгомъ, такъ сказать, лишеннымъ силы,
Съ слезой въ очахъ и съ ясною улыбкой,
Веселый гимнъ запѣвъ при гробѣ брата,
За упокой при брачномъ алтарѣ
И на вѣсахъ души развѣсивъ ровно
Веселье и печаль. Мы поступили
Согласно вашей волѣ, одобрившей
Нашъ бракъ ‑ и мы за все благодаримъ!
Теперь же мы къ другому перейдемъ.
Вы знаете, что юный Фортинбрасъ,
Предположивъ, что я лишенъ почтенья,
Иль, что со смертью дорогого намъ
Отъ дѣлъ земныхъ почившаго Гамлета,
Распались связь и сила королевства,
Въ пустыхъ мечтахъ какихъ-то мнимыхъ выгодъ
Не устаетъ послами насъ терзать
И требуетъ отдачи всѣхъ владѣнiй,
Утраченныхъ отцомъ его въ бою
Съ покойнымъ королемъ и братомъ нашимъ.
Теперь о насъ и нынѣшнемъ собраньи.
И дѣло вотъ въ чемъ: къ дядѣ Фортинбраса,
Который слабъ, не покидаетъ ложа
И замысловъ племянника не знаетъ,
Я написалъ, чтобъ ходъ такого дѣла
Онъ прекратилъ, тѣмъ болѣе, что деньги,
Наборъ солдатъ и содержанье войску
Берутъ съ его вассаловъ и земель.
Васъ, добрый Вольтимандъ, и васъ, Корнелiй,
Избралъ я передать мое посланье
И мой поклонъ монарху-старику.
Въ сношеньяхъ съ нимъ мы не даемъ вамъ власти
Переступить за точный смыслъ письма.
Прощайте же! Пусть ваша быстрота
Покажетъ намъ, какъ вы служить готовы.

КОРНЕЛIЙ и ВОЛЬТИМАНДЪ.

Теперь, какъ и всегда, мы наше рвенье
Готовы доказать.

КОРОЛЬ.

Не сомнѣваюсь.
Счастливый путь!

(Корнелiй и Вольтимандъ уходятъ.)

Что скажешь ты, Лаэртъ?
Ты говорилъ намъ о какой-то просьбѣ ‑
Въ чемъ состоитъ она, Лаэртъ? Со мною,
Монархомъ Данiи, разумно говоря,
Словъ потерять никто не можетъ даромъ.
О чемъ просить ты можешь, чтобы Клавдiй
Не даровалъ, еще не слышавъ просьбы?
Не столько голова родная сердцу,
Не такъ рука устамъ служить готова,
Какъ датскiй тронъ Лаэртову отцу.
Чего желаешь ты, скажи?

ЛАЭРТЪ.

Опять
Увидѣть Францiю, мой государь.
Ее покинулъ я, въ мою отчизну
Безъ ропота спѣшилъ, чтобы исполнить
Свой долгъ при торжествѣ коронованья.
Теперь, когда исполненъ онъ, опять
Во Францiю летятъ мои желанья.

КОРОЛЬ.

Но ‑ твой отецъ? Позволилъ онъ тебѣ?
Что говоритъ Полонiй?

ПОЛОНIЙ.

Государь,
Онъ покорилъ мольбою неотступной
Моей души тяжелое согласье
И, наконецъ, къ его усильной просьбѣ
Я приложилъ печать соизволенья.
Позвольте, государь, ему уѣхать.

КОРОЛЬ.

Такъ пользуйся, Лаэртъ, счастливымъ часомъ:
Располагай и наслаждайся имъ.
А ты, нашъ другъ и сынъ, любезный Гамлетъ?

ГАМЛЕТЪ (тихо).

Поближе сына, но подальше друга.

КОРОЛЬ.

Какъ, надъ тобой еще летаютъ тучи?

ГАМЛЕТЪ.

О, нѣтъ: мнѣ солнце слишкомъ ярко свѣтитъ.

КОРОЛЕВА.

Отбрось ночную тѣнь, мой добрый Гамлетъ:
Взгляни, какъ другъ, на Данiи монарха.
Зачѣмъ искать съ опущенной рѣсницей
Во прахѣ благороднаго отца?
Ты знаешь: все живое умираетъ
И переходитъ въ вѣчность отъ земли.

ГАМЛЕТЪ.

Да, все умретъ.

КОРОЛЕВА.

А если такъ, мой сынъ,
То что жъ тебѣ тутъ кажется такъ странно?

ГАМЛЕТЪ.

Нѣтъ, мнѣ не кажется, а точно есть;

И для меня что кажется ‑ ничтожно.
Нѣтъ, матушка, ни траурный мой плащъ,
Ни черный цвѣтъ печальнаго наряда,
Ни грустный видъ унылаго лица,
Ни бурный вздохъ стѣсненнаго дыханья,
Ни слезъ текущiй изъ очей потокъ ‑
Ничто, ничто изъ этихъ знаковъ скорби
Не скажетъ истины; ихъ можно и сыграть,
И это все казаться точно можетъ.
Въ моей душѣ ношу я то, что есть,
Что выше всѣхъ печали украшенiй.

 

КОРОЛЬ.

Оно прекрасно и похвально, Гамлетъ,
Отдать отцу прискорбный долгъ печали;
Но вспомни же: отецъ и дѣдъ, и прадѣдъ
Лишались всѣ своихъ отцовъ. Потомки
Должны надѣть, изъ дѣтскаго почтенья,
На время, въ память ихъ печальный трауръ,
Но сохранять печаль съ такимъ упорствомъ ‑
Есть недостойная мужчины скорбь,
Знакъ воли, непокорной Провидѣнью,
Души безсильной, слабаго ума.
Когда насъ опытъ научилъ, что смертью
Мы всѣ должны окончить нашу жизнь,
И если смерть для насъ обыкновенна,
Какъ самая простая изъ вещей,
Зачѣмъ ее безъ должнаго смиренья
Такъ къ сердцу принимать? О, это грѣхъ
Передъ Творцомъ, усопшему обида,
Проступокъ предъ умомъ, который вѣчно
Намъ говорилъ о смерти нашихъ предковъ,
И повторялъ надъ трупами людей
Отъ прадѣдовъ до насъ: «такъ быть должно!»
Прошу, покинь безплодную тоску
И вѣрь, что въ насъ ты вновь отца находишь.
Пусть знаетъ мiръ, что ты ближайшiй къ трону
И мной любимъ любовью благородной,
Любовiю нѣжнѣйшаго отца.
Что до твоей поѣздки въ Виттенбергъ,
Она съ моимъ желаньемъ не согласна,
И я прошу тебя ‑ останься здѣсь,
Въ лучахъ моихъ тебя любящихъ взоровъ,
Какъ первый царедворецъ, другъ и сынъ.

КОРОЛЕВА.

Не заставляй и мать просить напрасно:
Останься здѣсь, не ѣзди въ Виттенбергъ.

ГАМЛЕТЪ.

Я повинуюсь вамъ во всемъ.

КОРОЛЬ.

Прекрасно.
Вотъ добрый и привѣтливый отвѣтъ!
Будь въ нашей Данiи намъ равнымъ, Гамлетъ.
Идемъ! Согласье дружеское принца
Смѣется радостью въ моей душѣ.
Пусть въ честь ему раздастся громъ орудiй:
Онъ къ облакамъ взнесетъ заздравный кубокъ,
И громъ небесъ на громъ земли отвѣтитъ,
Когда король наполнитъ свой бокалъ.

(Всѣ, кромѣ Гамлета уходятъ.)

ГАМЛЕТЪ.

О если бъ вы, души моей оковы,
Ты, крѣпко сплоченный составъ костей,
Ниспалъ росой, туманомъ испарился;
Иль если бъ ты, Судья земли и неба,
Не запретилъ грѣха самоубiйства!
О, Боже мой! О, Боже милосердный,
Какъ пошло, пусто, плоско и ничтожно
Въ глазахъ моихъ житье на этомъ свѣтѣ!
Презрѣнный мiръ: ‑ ты опустѣлый садъ,
Негодныхъ травъ пустое достоянье.
И до того должно было дойти!
Два мѣсяца: нѣтъ, даже и не два,
Какъ умеръ онъ ‑ такой монархъ великiй
Гиперiонъ въ сравненьи съ тѣмъ Сатиромъ,
Такъ пламенно мою любившiй мать,
Что и небесъ неукротимымъ вѣтрамъ
Не дозволялъ лица ея касаться!
Земля и Небо, долженъ ли я вспомнить?
Она ему была такъ предана;
Ея любовь, казалось намъ, росла
Со счастiемъ любви ‑ и черезъ мѣсяцъ...
Покинь меня, воспоминанья сила!
Ничтожность, женщина, твое названье!
Одинъ короткiй, быстротечный мѣсяцъ ‑
И башмаковъ еще не износила,
Въ которыхъ шла, въ слезахъ, какъ Нiобея,
За бѣднымъ прахомъ моего отца...
О, Небо! Здѣсь, безъ разума, безъ слова,
Грустилъ бы долѣе. Супруга дяди,
Супруга брата моего отца!
Но онъ похожъ на Гамлета-монарха,
Какъ я на Геркулеса. Черезъ мѣсяцъ!
Еще слѣды ея притворныхъ слезъ
Въ очахъ заплаканныхъ такъ ясно видны ‑
Она жена... О, гнусная поспѣшность!
Такъ быстро, пасть въ кровосмѣшенья ложе!
Тутъ нѣтъ добра и быть его не можетъ.
Скорби, душа: уста должны молчать!

Входятъ: ГОРАЦIО, БЕРНАРДО и МАРЦЕЛЛО.

ГОРАЦIО.

Мое почтенье, благородный принцъ.

ГАМЛЕТЪ.

А, очень радъ, что вижу васъ здоровымъ,
Горацiо! Иль ошибаюсь я?

ГОРАЦIО.

Онъ самый, принцъ; всегда слуга вашъ бѣдный.

ГАМЛЕТЪ.

Мой добрый другъ, перемѣни названье.
Зачѣмъ изъ Виттенберга ты прiѣхалъ,
Горацiо? Марцелло ‑ ты ли?

МАРЦЕЛЛО.

Принцъ!

 

ГАМЛЕТЪ.

Я очень радъ васъ видѣть. Добрый день!

(Къ Горацiо.)

Нѣтъ, не шутя, зачѣмъ же ты оставилъ
Свой Виттенбергъ?

ГОРАЦIО.

Изъ лѣни, добрый принцъ.

ГАМЛЕТЪ.

И отъ враговъ твоихъ я не желалъ бы
Услышать это, а тѣмъ больше ты
Мой слухъ не долженъ оскорблять словами
И клеветой на самого себя.
Ты не лѣнивъ ‑ я это очень знаю.
Что жъ привело тебя къ намъ въ Ельзиноръ?
Пока ты здѣсь, тебя еще научатъ
Стаканы осушать.

ГОРАЦIО.

Я прибылъ, принцъ,
На погребенье вашего отца.

ГАМЛЕТЪ.

Не смѣйся надо мной, товарищъ дѣтства:
На свадьбу матери ты поспѣшилъ.

ГОРАЦIО.

Да, правда, принцъ! ее не долго ждали.

ГАМЛЕТЪ.

Хозяйство, другъ Горацiо, хозяйство:
Отъ похоронныхъ пироговъ осталось
Холодное на свадебный обѣдъ.
Врага бы злого легче было встрѣтить
Мнѣ въ небесахъ, чѣмъ этотъ день увидѣть!
Отецъ мой... кажется, я его вижу.

ГОРАЦIО.

Гдѣ, принцъ?

ГАМЛЕТЪ.

Въ очахъ души моей, Горацьо.

ГОРАЦIО.

И я покойнаго когда-то видѣлъ:
Онъ благородный былъ монархъ.

ГАМЛЕТЪ.

Да, онъ
Былъ человѣкъ, во всемъ значеньи слова.
Мнѣ не найти подобнаго ему.

ГОРАЦIО.

Мнѣ кажется, мой принцъ, прошедшей ночью
Его я видѣлъ.

ГАМЛЕТЪ.

Видѣлъ ты! Кого?

ГОРАЦIО.

Принцъ, вашего отца и короля.

ГАМЛЕТЪ.

Какъ? моего отца и короля?

ГОРАЦIО.

Умѣрьте на минуту изумленье
И слушайте: я разскажу вамъ чудо ‑
И вотъ они вамъ подтвердятъ разсказъ.

ГАМЛЕТЪ.

О, говори, я заклинаю Небомъ!

ГОРАЦIО.

Двѣ ночи сряду, въ часъ ихъ караула,
Средь мертвой тишины глухой полночи,
Съ Марцелло и Бернардо было вотъ что:
Видѣнiе, какъ вашъ отецъ покойный,
Въ доспѣхахъ бранныхъ съ ногъ до головы,
Подходитъ къ нимъ величественнымъ шагомъ;
Торжественно проходитъ три раза
Предъ ихъ окаменѣлыми глазами,
Жезломъ своимъ едва ихъ не касаясь.
Они, отъ ужаса лишившись слова,
Стоятъ и рѣчи не заводятъ съ нимъ.
И это все съ таинственностью робкой
Они открыли мнѣ. На третью ночь
Я съ ними былъ. Все оказалось правдой:
Въ тотъ самый часъ и въ томъ же самомъ видѣ,
Какъ разсказали мнѣ, приходитъ тѣнь.
Я помню вашего отца. Взгляните ‑
Вотъ двѣ руки: онѣ не больше схожи
Одна съ другой.

ГАМЛЕТЪ.

Но гдѣ же это было?

МАРЦЕЛЛО.

Гдѣ караулъ нашъ: на террасѣ замка.

ГАМЛЕТЪ.

Ты съ нимъ не говорилъ?

ГОРАЦIО.

Да, говорилъ,
Но онъ не отвѣчалъ; однажды только
Онъ голову, казалось намъ, возвысилъ,
Готовый говорить; но въ то жъ мгновенье
Запѣлъ пѣтухъ, и вмѣстѣ съ звонкимъ крикомъ
Тѣнь ускользнула и исчезла.

ГАМЛЕТЪ.

Странно!

ГОРАЦIО.

Клянусь вамъ жизнью, это правда, принцъ,
И мы сочли за долгъ сказать объ этомъ.

ГАМЛЕТЪ.

Да, господа, оно меня тревожитъ.
На эту ночь вы въ караулѣ?

ВСѢ.

Да.

ГАМЛЕТЪ.

Онъ былъ вооруженъ?

ВСѢ.

Вооруженъ.

ГАМЛЕТЪ.

Отъ головы до ногъ?

ВСѢ.

Отъ темени до пятъ.

ГАМЛЕТЪ.

Такъ вы лица не видѣли его?

ГОРАЦIО.

Нѣтъ, видѣли: наличникъ поднятъ былъ.

ГАМЛЕТЪ.

Что жъ, грозно онъ смотрѣлъ?

 

ГОРАЦIО.

Въ его лицѣ
Скорѣе скорбь, чѣмъ гнѣвъ изображался.

ГАМЛЕТЪ.

Онъ былъ багровъ иль блѣденъ?

ГОРАЦIО.

Страшно блѣденъ.

ГАМЛЕТЪ.

И очи устремлялъ на васъ?

ГОРАЦIО.

Не отводя.

ГАМЛЕТЪ.

Жаль, очень жаль, что я не съ вами былъ.

ГОРАЦIО.

Вы ужаснулись бы.

ГАМЛЕТЪ.

Весьма, весьма возможно.
И долго пробылъ онъ?

ГОРАЦIО.

Покамѣстъ сотню
Успѣешь насчитать, считая тихо.

МАРЦЕЛЛО и БЕРНАРДО.

О, дольше, дольше!

ГОРАЦIО.

Нѣтъ, при мнѣ не дольше.

ГАМЛЕТЪ.

И цвѣтъ волосъ на бородѣ сѣдой?

ГОРАЦIО.

Да, черный съ просѣдью, какъ былъ при жизни.

ГАМЛЕТЪ.

Я эту ночь не сплю: случиться можетъ,
Что онъ опять придетъ.

ГОРАЦIО.

Навѣрно, принцъ.

ГАМЛЕТЪ.

И если вновь онъ приметъ видъ отца,
Я съ нимъ заговорю, хоть самый адъ,
Открывши зѣвъ, приказывай умолкнуть!
А васъ прошу: когда видѣнья тайну
Вы отъ другихъ скрывали до сихъ поръ
Такъ сохраните же ее и дольше.
Всему, что встрѣтится намъ въ эту ночь,
Всему давайте смыслъ, но только молча.
Я вамъ за дружбу отплачу. Прощайте.
Въ двѣнадцатомъ часу я на террасѣ
Увижу васъ.

ВСѢ.

Къ услугамъ вашимъ, принцъ.

ГАМЛЕТЪ.

Я не услугъ прошу у васъ, а дружбы,
Какую самъ питаю къ вамъ. Прощайте

(Горацiо, Марцелло и Бернардо уходятъ.)

Родителя вооруженный духъ!
Неловко что-то здѣсь: я злыя козни
Подозрѣваю. О, скорѣй бы ночь!
До тѣхъ же поръ, душа моя, спокойся!
Злодѣйство выступитъ на свѣтъ дневной,
Хоть цѣлой будь засыпано землей. (Уходитъ.)

_______

СЦЕНА III.

 

Комната въ домѣ Полонiя.

 

Входятъ ЛАЭРТЪ и ОФЕЛIЯ.

ЛАЭРТЪ.

Мои пожитки въ кораблѣ. Прощай.
Да не забудь, сестра, когда случится
Попутный вѣтръ съ идущимъ кораблемъ,
Не спи и дай мнѣ о себѣ извѣстье.

ОФЕЛIЯ.

Ты сомнѣваешься?

ЛАЭРТЪ.

Что до Гамлета
И до его любовныхъ пустяковъ,
Смотри на нихъ, какъ просто на учтивость,
Какъ на игру въ его крови, фiалку,
Расцвѣтшую въ порѣ весеннихъ лѣтъ,
Но не надолго: сладкую на мигъ,
Красу и запахъ одного мгновенья ‑
Не больше.

ОФЕЛIЯ.

Только? и не больше?

ЛАЭРТЪ.

Нѣтъ.
Природа въ насъ растетъ не только тѣломъ:
Чѣмъ выше храмъ, тѣмъ выше возникаетъ
Души и разума святая служба.
Онъ, можетъ-быть, теперь тебя и любитъ:
Обманъ и зло еще не запятнали
Въ немъ добродѣтели души; но бойся:
Какъ первый принцъ, онъ не имѣетъ воли,
Онъ рабъ происхожденья своего;
Не можетъ онъ, какъ мы, простые люди,
Избрать подругу по сердцу себѣ:
Съ избранiемъ ея сопряжены
Упадокъ силъ иль счастье государства ‑
И потому души его желанья
Ограждены согласiемъ людей,
Которымъ онъ глава. И если снова
Онъ о любви съ тобой заговоритъ,
Умно ты сдѣлаешь, когда не больше
Повѣришь страстному его признанью,
Какъ сколько можетъ онъ осуществить
Свои слова: не больше, чѣмъ позволитъ
Всеобщiй голосъ датскаго народа.
Обдумай, сколько пострадаетъ честь,
Когда твой слухъ къ его любовной пѣснѣ
Довѣрчиво прильнетъ, когда ты сердце
Ему отдашь ‑ и бурное стремленье
Похититъ скромности твоей алмазъ.
Страшись, Офелiя! страшись, сестра!
Сдержи въ себѣ привязанность свою,
Подальше отъ опаснаго желанья.
Изъ дѣвъ чистѣйшая ужъ не скромна,
Когда лунѣ ея открыта прелесть.
Отъ клеветы и святость не уйдетъ.

 
Дѣтей весны нерѣдко истребляетъ
Червякъ, когда еще покрыта почка;
И въ юности, какъ утромъ при росѣ,
Опаснѣй вѣетъ ядовитый вѣтеръ.
Смотри жъ, сестра, остерегайся! Страхъ ‑
Ограда отъ бѣды; а наша юность
И безъ враговъ въ борьбѣ сама съ собой.

ОФЕЛIЯ.

Я сохраню прекрасный смыслъ урока:
Онъ будетъ сторожемъ моей груди.
Но, милый братъ, не поступай со мною,
Какъ лицемѣръ въ священнической рясѣ;
Не говори: вотъ путь тернистый къ небу,
Когда ты самъ, какъ дерзкiй сластолюбецъ,
Пойдешь цвѣтистою тропой грѣха
И свой урокъ съ усмѣшкой позабудешь.

ЛАЭРТЪ.

О, нѣтъ! Но я промедлилъ слишкомъ долго.
Да вотъ и батюшка.

Входитъ ПОЛОНIЙ.

 

ЛАЭРТЪ.

Благословите дважды ‑
И благость дважды на меня сойдетъ.
Судьба опять свела насъ на прощанье.

ПОЛОНIЙ.

Ты здѣсь еще, Лаэртъ? На бортъ, на бортъ,
Попутный вѣтеръ паруса наполнилъ;
Тебя тамъ ждутъ.

(Кладетъ ему на голову руки.)

Мое благословенье
Да будетъ надъ тобою навсегда!
И эти правила запечатлѣй
Въ твоей душѣ; не говори ‑ что мыслишь,
И мысль незрѣлую не исполняй;
Будь ласковъ, но не будь прiятель общiй;
Друзей, которыхъ испыталъ, желѣзомъ
Прикуй къ душѣ, но не марай руки,
Со всякимъ встрѣчнымъ заключая братство;
Остерегись, чтобъ не попасться въ ссору:
Попалъ ‑ такъ чтобы врагъ остерегался;
Всѣхъ слушай, но не всѣмъ давай свой голосъ;
Совѣты принимай отъ всѣхъ дающихъ,
Но собственное мнѣнье береги;
Смотря по средствамъ, одѣвайся пышно,
Но не смѣшно, богато ‑ не пестро.
Одежда говоритъ о человѣкѣ
А высшiй кругъ одѣтъ въ Парижѣ съ тонкимъ,
Разборчивымъ и благороднымъ вкусомъ.
Не занимай и не давай взаймы:
Заемъ нерѣдко исчезаетъ съ дружбой,
А долгъ есть ядъ въ хозяйственномъ разсчетѣ.
Но главное: будь вѣренъ самъ себѣ,
И, слѣдственно, какъ дважды два ‑ четыре,
Ни передъ кѣмъ не будешь ты фальшивъ.
Прощай, Лаэртъ. Небесъ благословенье
Да подкрѣпитъ въ тебѣ мои совѣты.

ЛАЭРТЪ.

Прощайте, батюшка.

ПОЛОНIЙ.

Пора, пора!
Ступай, тебя твоя прислуга ждетъ.

ЛАЭРТЪ.

Прощай, Офелiя, и не забудь
Мои слова.

ОФЕЛIЯ.

Я крѣпко ихъ замкнула
Въ моей груди, а ключъ возьми съ собой.

ЛАЭРТЪ.

Прощай.(Уходитъ.)

ПОЛОНIЙ.

О чемъ, Офелiя, онъ говорилъ?

ОФЕЛIЯ.

О принцѣ Гамлетѣ.

ПОЛОНIЙ.

Ахъ, кстати, да!
Мнѣ говорятъ, что съ нѣкоторыхъ поръ
Съ тобою дѣлитъ онъ уединенье;
Что Гамлету всегда сама ты рада.
А если это такъ ‑ по крайней мѣрѣ
Такъ говорили мнѣ, остерегая ‑
Я принужденъ, Офелiя, замѣтить,
Что дочери моей бы не мѣшало
Смотрѣть яснѣй, для собственной же чести,
На эту связь. Скажи-ка мнѣ всю правду:
Что за союзъ у васъ?

ОФЕЛIЯ.

Онъ признавался
Мнѣ въ склонности своей.

ПОЛОНIЙ.

Да, склонность!
Ты говоришь, какъ малое дитя,
Опасности такой не постигая.
Что жъ, ты повѣрила его признанью?

ОФЕЛIЯ.

Не знаю, право, что и думать мнѣ.

ПОЛОНIЙ.

Такъ я скажу тебѣ, что надо думать:
Ты, дурочка, за чистую монету
Почла его пустыя восклицанья.

ОФЕЛIЯ.

Отецъ, онъ мнѣ въ любви своей открылся
Почтительно и скромно.

ПОЛОНIЙ.

Да! пожалуй,
Все можно скромностью назвать ‑ поди!

ОФЕЛIЯ.

Онъ клятвой подкрѣпилъ свои слова.

ПОЛОНIЙ.

Свистки для перепелокъ. Знаю, знаю,
Когда кипитъ въ насъ кровь, куда какъ щедро
Душа ссужаетъ клятвами языкъ.
Но это блескъ, свѣтящiй безъ тепла;
Не почитай его огнемъ: онъ гаснетъ

 
Со звукомъ словъ. Скупись впередъ побольше
Своимъ сообществомъ; не будь всегда
Готовою къ бесѣдѣ по приказу.
А Гамлету ты можешь вѣрить вотъ какъ:
Онъ молодъ, онъ въ своихъ поступкахъ воленъ,
Какъ ты не можешь быть вольна... и, словомъ,
Не вѣрь его словамъ: они обманутъ;
Они не то, чѣмъ кажутся снаружи,
Ходатаи преступныхъ наслажденiй.
Они звучатъ, какъ набожныхъ обѣты,
Чтобъ легче обольстить. И коротко, и ясно,
Однажды навсегда: ты не должна
Часы свободны убивать на то,
Чтобъ съ Гамлетомъ пускаться въ разговоры.
Смотри же, помни, дочь! Ступай.

ОФЕЛIЯ.

Я повинуюся. (Уходятъ.)

_______

СЦЕНА IV.

 

Терраса.

 

Входятъ: ГАМЛЕТЪ, ГОРАЦIО и МАРЦЕЛЛО.

 

ГАМЛЕТЪ.

Морозъ ужасный, ‑ вѣтеръ такъ и рѣжетъ.

ГОРАЦIО.

Да, холодъ проникаетъ до костей.

ГАМЛЕТЪ.

Который часъ?

ГОРАЦIО.

Двѣнадцатый въ исходѣ.

МАРЦЕЛЛО.

Нѣтъ, полночь ужъ пробило.

ГОРАЦIО.

Въ самомъ дѣлѣ?
Я не слыхалъ. Такъ, значитъ, ближе время,
Когда блуждаетъ духъ обыкновенно.

(Звукъ трубъ и пушечные выстрѣлы за сценой.)

Что это значитъ, принцъ?

ГАМЛЕТЪ.

Король всю ночь гуляетъ на-пролетъ,
Шумитъ и пьетъ, и мчится въ быстромъ вальсѣ.
Едва осушитъ онъ стаканъ рейнвейна,
Какъ слышенъ громъ и пушекъ, и литавръ,
Гремящихъ въ честь побѣды надъ виномъ,

ГОРАЦIО.

Обычай это?

ГАМЛЕТЪ.

Да, конечно, такъ ‑
И я къ нему, какъ здѣшнiй уроженецъ,
Хоть и привыкъ, однако же по мнѣ
Забыть его гораздо благороднѣй,
Чѣмъ сохранять. Похмелье и пирушки.
Мараютъ насъ въ понятiи народа:
За нихъ зовутъ насъ Бахуса жрецами ‑
И съ нашимъ именемъ соединяютъ
Прозванье черное. Сказать по правдѣ,
Всю славу дѣлъ великихъ и прекрасныхъ
Смываетъ съ насъ вино. Такую участь
Несетъ и честный человѣкъ: его,
Когда онъ заклейменъ пятномъ природы,
Какъ, напримѣръ, не въ мѣру пылкой кровью,
Берущей верхъ надъ силою ума ‑
Въ чемъ и невиненъ онъ: его рожденье
Есть случай безъ разумной воли ‑
Или привычкою, которая, какъ ржа,
Съѣдаетъ блескъ поступковъ благородныхъ,
Его, я говорю, людское мнѣнье
Лишитъ достоинства; его осудятъ
За то, что въ немъ одно пятно порока,
Хоть будь оно клеймо слѣпой природы
И самъ онъ будь такъ чистъ, какъ добродѣтель,
Съ безмѣрно благородною душой.
Пылинка зла уничтожаетъ благо.

Входитъ ТѢНЬ.

 

ГОРАЦIО.

Смотрите, принцъ: онъ снова къ намъ идетъ!

ГАМЛЕТЪ.

Спасите насъ, о неба серафимы!
Блаженный духъ иль демонъ проклятой,
Облекся ль ты въ благоуханье неба,
Иль въ ада дымъ, со зломъ или съ любовью
Приходишь ты? Твой образъ такъ заманчивъ!
Я говорю съ тобой: тебя зову я
Гамлетомъ, королемъ, отцомъ, монархомъ!
Не дай въ незнанiи погибнуть мнѣ!
Скажи, зачѣмъ твои святыя кости
Расторгли саванъ твой? Зачѣмъ гробница,
Куда тебя мы съ миромъ опустили,
Разверзла мраморный, тяжелый зѣвъ
И вновь извергнула тебя? Зачѣмъ
Ты, мертвый трупъ, въ воинственныхъ доспѣхахъ
Опять идешь въ сiянiи луны,
Во тьму ночей вселяя грозный ужасъ,
И насъ, слѣпцовъ среди природы, мучишь
Для нашихъ душъ недостижимой мыслью ‑
Скажи, зачѣмъ? зачѣмъ? Что дѣлать намъ?

(Тѣнь манитъ Гамлета.)

ГОРАЦIО.

Онъ манитъ васъ, чтобъ вы пошли за нимъ,
Какъ-будто хочетъ сообщить вамъ что-то
Наединѣ.

МАРЦЕЛЛО.

Вотъ посмотрите, принцъ,
Съ какою ласковой улыбкой онъ
Зоветъ васъ за собой въ другое мѣсто.
Но не ходите съ нимъ.

ГОРАЦIО.

Нѣтъ, ни за что!

ГАМЛЕТЪ.

Но онъ молчитъ: такъ я за нимъ иду.

 

ГОРАЦIО.

Нѣтъ, не ходите, принцъ!

ГАМЛЕТЪ.

Чего бояться?
Мнѣ жизнь моя ничтожнѣе булавки!
Моей душѣ что можетъ сдѣлать онъ!
Моей душѣ, безсмертной, какъ онъ самъ?
Онъ манитъ вновь ‑ я слѣдую за нимъ!

ГОРАЦIО.

Что, если васъ онъ къ морю заманитъ,
Иль на скалы безплодную вершину,
Что тамъ, склонясь, глядится въ океанъ?
Что, если тамъ, принявъ ужасный образъ,
Онъ васъ лишитъ владычества разсудка?
Подумайте! Одна пустынность мѣста,
Сама собой, готова привести
Къ отчаянью, когда посмотришь въ бездну
И слышишь въ ней далекiй плескъ волны.

ГАМЛЕТЪ.

Онъ все манитъ. Иди ‑ я за тобою!

МАРЦЕЛЛО.

Вы не должны итти, мой принцъ!

ГАМЛЕТЪ.

Прочь руки!

ГОРАЦIО.

Послушайтесь и не ходите, принцъ.

ГАМЛЕТЪ.

Нѣтъ, я иду: судьба меня зоветъ!
Въ малѣйшiй нервъ она вдохнула крѣпость
Льва африканскаго. Онъ все манитъ ‑
Пустите, или ‑ я клянусь вамъ Небомъ ‑
Тотъ будетъ самъ видѣньемъ, кто посмѣетъ
Держать меня! Впередъ! Я за тобою!

(Тѣнь и Гамлетъ уходятъ.)

ГОРАЦIО.

Онъ внѣ себя ‑ увы, онъ помѣшался!

МАРЦЕЛЛО.

За нимъ: мы не должны повиноваться.

ГОРАЦIО.

Пойдемъ, пойдемъ! Чѣмъ кончится все это?

МАРЦЕЛЛО.

Нечисто что-то въ датскомъ королевствѣ.

ГОРАЦIО.

Друзья, Господь устроитъ все.

МАРЦЕЛЛО.

Идемъ. (Уходятъ.)

_______

СЦЕНА V.

 

Другая часть террасы.

 

Входятъ ТѢНЬ и ГАМЛЕТЪ.

 

ГАМЛЕТЪ.

Куда ведешь? Я далѣе нейду.

ТѢНЬ.

Внимай!

ГАМЛЕТЪ.

Я слушаю.

ТѢНЬ.

Ужъ близокъ часъ,
Когда я долженъ возвратиться въ нѣдра
Мучительнаго сѣрнаго огня.

ГАМЛЕТЪ.

О, бѣдный духъ!

ТѢНЬ.

Не сожалѣй, но слушай
Внимательно, что я тебѣ скажу.

ГАМЛЕТЪ.

О, говори! Мой долгъ тебѣ внимать.

ТѢНЬ.

И отомстить, когда услышишь.

ГАМЛЕТЪ.

Что?

ТѢНЬ.

Я твоего отца безсмертный духъ,
Во тьмѣ ночей скитаться осужденный,
А днемъ въ огнѣ обязанный страдать,
Пока мои земныя прегрѣшенья
Не выгорятъ среди моихъ страданiй.
Когда бъ мнѣ не было запрещено
Открыть тебѣ моей темницы тайну,
Я началъ бы разсказъ, который душу
Твою легчайшимъ раздавилъ бы словомъ,
Охолодилъ бы молодую кровь,
Глаза изъ сферъ ихъ вырвалъ бы, какъ звѣзды,
И каждый волосъ вьющихся кудрей
Поставилъ бы на головѣ отдѣльно,
Какъ иглы на сердитомъ дикобразѣ.
Но слухъ изъ крови и костей не можетъ
Постигнуть откровенья вѣчныхъ тайнъ.
Внимай, внимай, внимай, когда любилъ
Ты своего отца, мой сынъ!

ГАМЛЕТЪ.

О, Небо!

ТѢНЬ.

Отмсти, отмсти за гнусное убiйство!

ГАМЛЕТЪ.

Убiйство?

ТѢНЬ.

Подлое, какъ всѣ убiйства.
Но твой отецъ убитъ безчеловѣчно,
Неслыханно.

ГАМЛЕТЪ.

Скажи скорѣй! На крыльяхъ,
Какъ мысль любви, какъ вдохновенье быстрыхъ,
Я полечу къ отмщенью.

ТѢНЬ.

Ты готовъ;
Но будь ты вялъ, какъ сонная трава,
Что мирно спитъ на Леты берегахъ,
Проснуться ты при этой долженъ вѣсти!
Внимай же, Гамлетъ: говорятъ, что я

 
Уснулъ въ саду и былъ змѣей ужаленъ.
Народа слухъ безстыдно обманули
Такою выдумкой моей кончины;
Но знай, мой благородный Гамлетъ: змѣй,
Смертельный ядъ въ мое излившiй тѣло,
Теперь въ моемъ красуется вѣнцѣ.

ГАМЛЕТЪ.

О, ты, пророчество моей души!
Мой дядя?

ТѢНЬ.

Да. Онъ, звѣрь-кровосмѣситель,
Очарованьемъ словъ и даромъ лжи ‑
Презрѣнный даръ, способный обольщать ‑
Успѣлъ склонить къ грѣховнымъ наслажденьямъ
Лжедобродѣтельной Гертруды волю.
Что за измѣна то была, о Гамлетъ!
Меня, съ моей любовью неизмѣнной,
Какъ клятва, данная при алтарѣ,
Меня забыть и пасть въ его объятья,
Его, который ‑ прахъ передо мною!
Какъ добродѣтели не обольститъ
Развратъ, хоть будь онъ въ одѣяньи неба,
Такъ точно страсть и съ ангеломъ въ союзѣ
Наскучитъ, наконецъ, небеснымъ ложемъ ‑
И жаждетъ недостойнаго. Постой!
Я утреннiй почуялъ вѣтерокъ:
Я сокращу разсказъ. Когда въ саду
Я спалъ по окончанiи обѣда,
Подкрался дядя твой со склянкой сока
Злой бѣлены и ядъ мнѣ въ ухо влилъ,
Людской природѣ столько ненавистный,
Что онъ какъ ртуть бѣжитъ въ каналахъ тѣла,
Внезапной силой растворяя кровь.
И этотъ ядъ покрылъ меня мгновенно,
Какъ Лазаря, корой нечистыхъ струпьевъ.
Такъ я во снѣ убитъ рукою брата,
Убитъ въ веснѣ грѣховъ, безъ покаянья,
Безъ исповѣди и безъ тайнъ святыхъ.
Не кончивъ счетъ, я былъ на судъ отозванъ
Со всею тяжестью земныхъ грѣховъ.
Ужасно! о ужасно! о ужасно!
Не потерпи, когда въ тебѣ природа есть, ‑
Не потерпи, чтобъ Данiи престолъ
Кроватью былъ для гнуснаго разврата.
Но какъ бы ты ни вздумалъ отомстить,
Не запятнай души: да не коснется
Отмщенья мысль до матери твоей!
Оставь ее Творцу и острымъ тернамъ,
Въ ея груди уже пустившимъ корни.
Прощай! прощай! Свѣтящiйся червякъ
Мнѣ говоритъ, что близко утро:
Безсильный свѣтъ его уже блѣднѣетъ.
Прощай, прощай и помни обо мнѣ!

(Уходитъ.)

ГАМЛЕТЪ.

Господь земли и неба! Что еще?
Не вызвать ли и адъ! Нѣтъ, тише, тише,
Моя душа! О, не старѣйте, нервы!
Держите персть возвышенно и прямо!
Мнѣ помнить о тебѣ? Да, бѣдный духъ,
Пока есть память въ черепѣ моемъ.
Мнѣ помнить? Да, съ страницъ воспоминанья
Всѣ пошлые разсказы я сотру,
Всѣ изреченья книгъ, все впечатлѣнья,
Минувшаго слѣды, плоды разсудка
И наблюденiй юности моей.
Твои слова, родитель мой, одни
Пусть въ книгѣ сердца моего живутъ
Безъ примѣси другихъ, ничтожныхъ словъ.
Клянуся въ томъ благими небесами!
О, женщина преступная! Злодѣй,
Злодѣй, смѣющiйся, проклятый извергъ!
Гдѣ мой бумажникъ? Запишу, что можно
Съ улыбкой вѣчною злодѣемъ быть,
По крайней мѣрѣ въ Данiи возможно.

(Пишетъ.)

Здѣсь дядюшка. Теперь пароль и отзывъ:
«Прощай, прощай и помни обо мнѣ!»
Я поклялся.

ГОРАЦIО (за сценой).

Принцъ! принцъ!

МАРЦЕЛЛО (за сценой).

Принцъ Гамлетъ!

ГОРАЦIО(за сценой).

Богъ да защититъ васъ!

ГАМЛЕТЪ.

Аминь!

МАРЦЕЛЛО(за сценой).

Эй, гдѣ вы, принцъ?

ГАМЛЕТЪ.

Сюда, мой соколъ!

Входятъ ГОРАЦIО и МАРЦЕЛЛО.

МАРЦЕЛЛО.

Что съ вами, принцъ?

ГОРАЦIО.

Ну, что узнали вы?

ГАМЛЕТЪ.

О, удивительно!

ГОРАЦIО.

Скажите, принцъ.

ГАМЛЕТЪ.

Нѣтъ, вы разскажете.

ГОРАЦIО.

Я ‑ нѣтъ, мой принцъ!
Клянусь вамъ Небомъ.

МАРЦЕЛЛО.

Я не разскажу.

ГАМЛЕТЪ.

Вотъ видите... И кто бы могъ подумать!
Но, чуръ, молчать.

ГОРАЦIО и МАРЦЕЛЛО.

Клянусь вамъ Небомъ, принцъ!

 

 ГАМЛЕТЪ.

Нѣтъ въ Данiи ни одного злодѣя,
Который не былъ бы негоднымъ плутомъ.

ГОРАЦIО.

Чтобъ это намъ сказать, не стоитъ
Вставать изъ гроба мертвецу.

ГАМЛЕТЪ.

Вы правы ‑
И потому, безъ дальнихъ объясненiй,
Я думаю ‑ простимся и пойдемъ.
Вы ‑ по дѣламъ или желаньямъ вашимъ:
У всѣхъ свои желанья и дѣла,
А бѣдный Гамлетъ ‑ онъ пойдетъ молиться.

ГОРАЦIО.

Да это, принцъ, безсвязныя слова.

ГАМЛЕТЪ.

Мнѣ очень жаль, что вамъ они обидны;
Душевно жаль.

ГОРАЦIО.

Тутъ нѣтъ обиды, принцъ.

ГАМЛЕТЪ.

Горацьо, есть: клянусь святымъ Патрикомъ,
Обида страшная! Что до видѣнья ‑
Онъ честный духъ, повѣрьте мнѣ, друзья;
Желанье жъ знать, что было между нами,
Одолѣвай, какъ можетъ кто. Теперь,
Когда вы мнѣ товарищи, друзья,
Когда солдаты вы, прошу исполнить,
О чемъ я попрошу.

ГОРАЦIО.

Охотно. Что же?

ГАМЛЕТЪ.

Не говорить, что видѣли вы ночью.

ГОРАЦIО. и МАРЦЕЛЛО.

Не скажемъ, принцъ.

ГАМЛЕТЪ.

Однакожъ, поклянитесь.

ГОРАЦIО.

Клянусь вамъ честью, принцъ, не разглашать.

МАРЦЕЛЛО.

Я также.

ГАМЛЕТЪ.

Нѣтъ! клянитесь на мечѣ!

МАРЦЕЛЛО.

Мы поклялись уже.

ГАМЛЕТЪ.

На мечъ, на мечъ мой!

ТѢНЬ (подъ землею).

Клянитесь!

ГАМЛЕТЪ.

А! ты здѣсь, товарищъ вѣрный?
Что жъ, господа, вы слышите ‑ прiятель
Не спитъ въ гробу: угодно вамъ поклясться.

ГОРАЦIО.

Скажите: въ чемъ?

ГАМЛЕТЪ.

Чтобъ никогда до смерти
О томъ, что видѣли, не говорить ни слова.
Клянитесь на моемъ мечѣ!

ТѢНЬ (подъ землею).

Клянитесь!

ГАМЛЕТЪ.

Hic et ubique: перемѣнимъ мѣсто ‑
Сюда, друзья. Сложите снова руки
На мечъ мой и клянитесь: никогда
О томъ, что видѣли, не говорить ни слова.

ТѢНЬ (подъ землею).

Клянитесь на мечѣ!

ГАМЛЕТЪ.

А, браво, кротъ!
Какъ роешься ты быстро подъ землей!
Отличный рудокопъ! Еще разъ дальше.

ГОРАЦIО.

Непостижимо, странно!

ГАМЛЕТЪ.

Эту странность,
Какъ странника, укрой въ своемъ жилищѣ.
Есть многое на небѣ и землѣ,
Что и во снѣ, Горацiо, не снилось
Твоей учености. Однако, дальше!
Здѣсь, какъ и тамъ, клянитесь мнѣ блаженствомъ,
Что какъ бы странно я себя ни велъ ‑
Я, можетъ быть, сочту необходимымъ
Явиться чудакомъ ‑ что вы тогда
Не станете руками дѣлать знаковъ,
Ни головой качать, ни говорить
Двусмысленно, какъ напримѣръ: «да, знаемъ»,
Или: «могли бы мы, когда хотѣли»,
Или: «когда бы смѣли мы сказать»,
Иль: «люди есть, которые могли бы...»
Или другимъ неявственнымъ намекомъ
Не скажете, что дѣло вамъ извѣстно.
Вотъ въ чемъ клянитесь мнѣ, клянитесь Богомъ
И въ смертный часъ Его святой защитой.

ТѢНЬ (подъ землею).

Клянитесь!

ГАМЛЕТЪ.

Успокойся, успокойся
Ты, страждущая тѣнь! Ну, господа,
Прошу любить и жаловать меня ‑
И сколько бѣдный человѣкъ, какъ Гамлетъ,
Вамъ можетъ оказать любви и дружбы,
Онъ вамъ окажетъ ихъ, Богъ дастъ. Идемъ!
Ни слова болѣ: пала связь временъ?
Зачѣмъ же я связать ее рожденъ!
Итакъ, пойдемте вмѣстѣ, господа.

(Уходятъ.)