© Флоря А. В., 2008

Пусть ночью кровь вином разгорячает,

Я утром охлажу ее мечом.

Ведь мы-то угостим его на славу!

Не так ли, друг Патрокл?

                                                    Смотри, Терсит.

А, этот веред! Чирей, полный злобы,

Сухарь горелый. Что ты нам принес?

О бессмысленная картинка, о кумир болванов! Письмо я тебе принес.

Откуда, кусок гадости?

Из Трои, конечно, избыток глупости.

Руководитель в своем шатре замышляет какую-нибудь операцию?

Он же руководитель, а не хирург[1].

Невпопад, остроумник ты наш недоношенный!

Молчал бы уж, недоделанный! Что с тобой время терять, Ахиллово слабое место!

Ахиллово слабое место? Это еще что такое?

Это значит: предмет Ахилловой слабости. О боги, пошлите все тропические лихоманки, все непотребные болезни, катары, килы, подагры, циррозы, корчи, сухоты и ломоты, да еще косоглазие в придачу этим распроклятым извращенцам! И пусть их ломает и корежит, пока не сломает совсем.

Захлопнись, проклятый ящик мерзостей! Чего ты нам желаешь!

Да разве я тебя упоминал?

А кого же ты имел в виду, битый горшок, паршивый сукин сын?

Вот именно сейчас я имею в виду тебя, ветхий лоскут, гнойная корпия, шнурок от мошны мота! И зачем только воздух засорен таким гнусом, унижающим природу?

Желчный пузырь!

Тухлое яйцо!

Патрокл, я завтра не пойду на бой.

Урод принес посланье от Гекубы

И дочери ее, что я влюблен.

И обе молят не нарушить клятвы,

Что я им раньше дал. Быть по сему!

Мне без любви и слава ни к чему.

Есть честолюбью моему границы.

А греки? Греки могут провалиться!

А нам гульба сегодня предстоит.

Патрокл, за мной! Шатер готовь, Терсит!

Не удивительно, что эти молодчики спятили от полнокровия и олигофрении. Вот если бы они чокнулись от избытка мозга и малокровия, тогда я бы еще попытался их полечить. А этот Агамемнон выглядит порядочным – хотя он любит всяких простипом и стерлядей[2], – но у него мозгов в голове не больше, чем серы в ушах (он то ли глух, то ли глуп, как пробка). А его братец Менелай смахивает на Юпитера – превратившегося в вола, прикованного цепью к Агамемнону. Что получится из злобы, разбавленной малой толикой ума, или из небольшого умишка, обильно приправленного злостью? Осел? Разве что. Но ведь он еще и вол. Каждая из этих тварей еще терпима, но быть волом и ослом наполовину?! Нет, приличнее быть мулом, котом, хорьком, жабой, ящерицей, совой, стервятником, селедкой без молок – лишь бы не Менелаем. Я возроптал бы против этого. Кем бы я хотел быть, если не Терситом? Да хоть вошью на прокаженном, только не Менелаем. Однако в темноте появились какие-то болотные огни.

Да говорю же: не туда идем!

Нет, нет, туда: огни я различаю.

Как много вам хлопот из-за меня!

Не так уж много!

                                      Вот и провожатый.

А, Гектор! Здравствуй, здравствуй. Всем привет.

Ну, вот и всё, троянец. Доброй ночи.
Теперь тебя Аяксу отдаю.

Благодарю тебя. Спокойной ночи.

Прощай.

                     Прощай, достойный Менелай.

Да уж, достойный – не то слово! Достойный быть утопленным в клоаке.

Прекрасных снов желаем уходящим.

Веселья – бодрствующим до утра.

Тогда прекрасных снов.

                                                 О старый Нестор

И юный Диомед, я вас прошу

Еще хоть ненадолго задержаться.

Я, к сожаленью, не могу: дела

Вот именно теперь. Прощай.

                                                         Дай руку.

Ступай за Диомедом – и тебя

Он прямо приведет к шатру Калхаса.

Я – за тобой.

                                 Благодарю, мой друг.

Тогда вам всем благих ночных видений.

Всех остальных прошу ко мне в шатер.

Этот Диомед – хамелеон, бездельник, а в общем подлец. Его дружелюбной улыбке можно верить не больше, чем слезам крокодила. Врать для так же просто, как собаке – брехать. Клятвы он раздает направо и налево, но ни один астролог не возьмется предсказать последствия. Скорее планеты начнут вертеться вокруг луны. Нет, я, пожалуй, не стану любоваться Гектором, а вот за этим архиплутом я послежу. Говорят, он снюхался со смуглянкой из Трои, а потому все время ошивается у шатра Калхаса – этого перебежчика. Тьфу ты, везде изменники и блудодеи!

Хозяева! Вы дома? Отзовитесь!

Кто там?

                    Я Диомед. А ты – Калхас?

Здесь дочь твоя?

                                    Сейчас Крессида выйдет.

Мы в тень уйдем, не то засветят нас.

Она сама к нему идет? В чем дело?

Что скажешь, подопечная моя?

А вот что, опекун мой разлюбезный...

Подумайте! Они уже близки!

И до чего игривы!

                                       О, Крессида

Заигрывать умеет. Уж она

Играть готова на любом органе.

Любой органщик сможет и на ней

Сыграть: орган бы только был в порядке.

Будь верной слову.

                                     Я всегда верна.

И делом докажи, что не забудешь

Того, что обещала.

                                     Что-о?!!

                                                            Молчи!

Не искушай меня, медоточивый

Данаец!

                    Вот паскудники!

                                                         Так что ж?

Ах, нет!

                     Что ты ни скажешь, всё – с издевкой.

Тогда зачем я говорить должна?

Милейшая! Не говорить – а делать!

Не говорить, а делать! Ты дала

Мне слово.

Не лови меня на слове!

Проси чего угодно, милый грек,

Но это… Нет!..

                                Тогда прощай.

                                                                О небо!

Терпенья мне!

                                   Троянец, ты о чем?

Но, Диомед…

                             Всех благ. Спокойной ночи.

Я не хочу остаться в дураках.

Дурак! Она ведь не тебя дурачит,

А лучшего, чем ты.

                                     О подожди!

Лишь слово!

                             У, чума на вас обоих!

Царевич, как разволновался ты!

Нельзя же так-то из-за посторонних!

Идем, пока не вылился твой гнев

Во что-нибудь ужасное. И место,

И время не подходят, чтоб вести

Такие наблюдения. Уходим!

Молю, еще немного подождем!

Молю! Еще чуть-чуть – и будет поздно!

Царевич, ты и так уж вне себя.

                                                            Останемся, я выдержу!

Не сможешь.

Смогу! Смогу! Чтобы мне попасть в Аид

И вечно мучаться! Я онемею.

Прощай.

                   И ты с обидою уйдешь?

Тебе и жаль? Хватило не надолго

Хваленой верности твоей!

                                                   Троил!

Ты клялся всеми муками Аида

Сдержаться!

                             Ну, тогда я поклянусь

Юпитером, что буду терпеливым.

Мой милый опекун…

                                        Ни слова больше!

Меня не обморочишь.

                                            Я? Тебя?

Пожалуйста, вернись!

                                          Ты весь дрожишь

Уйдем, царевич, ты едва владеешь
Собой!

                 Смотри: вот гладит по щеке

Она его!

                     Ты слышишь: мы уходим!

Нет, нет! Ведь клятва, словно оберег,

Меня от преступленья ограждает.

Юпитером поклялся претерпеть

Всё до конца – вот до конца потерпим.

Демон похоти своим жирным хвостом и пальцами, похожими на картофелины, щекочет их. Давайте, пакостники, беззастенчивее!

Теперь согласна?

                                  Я на всё согласна.

Не сомневайся, слову я верна.

И все-таки хотелось бы залога.

Сейчас я дам тебе.

                                         Теперь терпи!

Да я и так – терпение сплошное.

Я стал иным. Троила больше нет.

Вот и она. Сейчас залог увидим.

Вот этот нарукавник, Диомед,

Тебе сгодится в качестве залога?

Еще осталось клятву принести.

Что ж не клянешься в верности, Крессида?

Царевич!

                       Не волнуйся, я сдержусь.

Во всяком случае, хочу сдержаться.

Как пристально ты смотришь на него…

Ведь он любил меня… О, я мерзавка!

Верни, верни залог!

                                        Залог чего?

И чей он был?

                              Тебе какое дело?

Верни. Вот так, он снова у меня.

Тебе не дам я больше, не надейся.

И ночью, Диомед, не приходи.

Она острит! Его, его, конечно!

Не женщина, а прямо оселок.

Я силою возьму.

                                 Что ж, попытайся.

Так разрешаешь ты?

                                        О небеса!

Как он мне надоел! Да забирай же!

Залог любви! О бедный, милый мой!

Лежит он одинокий и целует

Мою перчатку – вот, как я – рукав.

Нет, Диомед, верни его, верни!

Залог могу отдать я только с сердцем.

Как, сердца ты еще не отдала?

А я-то думал…

                               Помоги, Юпитер!

На это никогда я не пойду.

Я дам тебе – но что-нибудь другое.

Но чей он был?

                                Не все ль теперь равно?

Нет, я дознаюсь!

                                   Он меня сильнее

Любил, чем ты. Но раз ты овладел

Его правами, то распоряжайся.

И все же – кто?

                                   Дианою клянусь

И девственною свитою Дианы:
Я имени его не назову.

Я завтра нацеплю сию вещицу

На шлем, тогда увидим, как дерзнет

Ее потребовать назад твой хахаль.

Кто-о? Он еще смеется! Хоть сам черт

Нацепит на рога вещицу эту,

Рога ему дерзну я обломать!

Довольно! Что упало, то пропало.

Хотя… Нет, нет, не всё еще прошло.

Я за себя уже не отвечаю

И все свои слова беру назад.

А может, прекратишь ты издеваться?

Всё, хватит!

                             Нет, тебе не угодишь!

Тебя я раздражаю каждым словом!

Я не хочу разыгрывать шута.

Ну, милый мой, шута не разыграешь!

А ты – тем более. Но я могу

Разыгрывать глупцов – клянусь Плутоном.

Так я приду. Когда же?

                                              Приходи…

Когда же?.. Видят боги, я пропала…

Итак, до скорой встречи.

                                                  Приходи,

Молю тебя.

                            Троил! С тобой прощаюсь.

И ты как будто вновь передо мной.

Глаз правый полн тобою, но другой

Уже косит, притянут к Диомеду.

И глаз над сердцем одержал победу.

Пол женский слаб: ведь из-за слабых глаз

Всё прочее несовершенно в нас.

Да, зренье слабо! Сколько оговорок!

Зато уж раб Терсит куда как зорок!

Он, главное узрев, сказать бы мог,

Что ты всего слабей на передок.

Вот всё и кончилось, Троил.

                                                      Я вижу.

Чего ты ждешь?

                                 Я воспроизвожу,

За слогом слог, всё то, что здесь услышал.

Безумье это было не во сне.

И, повторяя разговор бредовый,

Я лишь действительность передаю,

Однако в истинность ее не верю.

Хочу я думать, за Крессидой вслед,

Что и глаза, и чувства все превратны.

Еще надежда теплится во мне

И показаньям зрения и слуха

Противится. Неужто здесь

Сейчас была Крессида во плоти?

                                                              Однако!

Я призрака ее не вызывал.

Бесспорно, то была ее персона[3]…

Увы, – персоной собственной – она!

Нет, это быть могло лишь порожденье

Безумия, но я-то не сошел

С ума – и, значит, это не Крессида.

Троил, пока и мой рассудок цел,

Но все же я Крессиду лицезрел.

Нет, не хули ее! Обиду прочим

Всем женщинам не наноси ты зря.

Ведь мы же матерей своих порочим,

О женщине худое говоря.

Чтоб не обидеть мать, считать вернее,

Что не было Крессиды.

                                              Ахинея!

Как можно то и это совмещать?

Да и при том – кому Крессида мать?

О да, откуда у Крессиды дети,

Когда самой Крессиды нет на свете!

Он очевидности не признает.

Глазам уже не верит, идиот!

Пусть даже он назвал ее Крессидой.

Что имя? Ведь не сам же человек!

Нет, то была Крессида Диомеда,

А не моя. Ведь человек есть дух,

И так же красота имеет душу,

Которая влечет нас к божеству,

Установившему закон единый,

А нам лишь остается бога чтить

И соблюдать закон – тогда на свете

Порядок сохраняется. Итак,

То существо Крессидой быть не может:

Весь мирострой разрушится тогда.

О, это бред – и все ж я не безумен.

Сознание мое расщеплено.

Я самого себя опровергаю,

И разум отрицает сам себя –

Лишь для того, чтоб отрицать Крессиду,

Которая была и не была.

Душа моя полна борьбой безумной,

А наша неделимая любовь

Разделена в себе и пребывает

Меж небом и землей. И не понять,

В чем заключается ее природа

И где она сама помещена.

В пространстве этом нет зазора даже

Для нити Арахнеи – так мало.

И всё же существует! Существует!

Бесспорно, как Плутоновы врата,

Что небо нас с Крессидой сочетало.

Но и бесспорно, как небесный свод,

Что это сочетанье беспощадно

Разрушено, разбито, растлено.

Из этих черепков, обломков слеплен

Был противоестественный каркас

Гнилого зданья страсти к Диомеду.

УЛИСС

Коль ты сказал лишь половину слов,

Тогда твои страданья безразмерны.

Я и вторую выскажу, но как!

Хотел бы огненными письменами

Страдания свои запечатлеть.

Слова пылали бы, как сердце Марса,

Зажженное Венерою, – хотя

Моя любовь и крепче, и вернее.

И для нее нет соразмерных чувств –

Пожалуй, только злость на Диомеда.

Он, видите ли, хочет нацепить

На шлем мой нарукавник. Пусть цепляет!

Хотя бы шлем ковал хоть сам Вулкан,

Я разнесу его с башкою вместе!

Мой меч обрушится на этот шлем,

Как ураган, нанизанный на стержень

Пустыней порожденного огня.

Матросы этот смерч зовут «торнадо».

Пугает он Нептуна самого.

А уж какого-нибудь Диомеда…

…Он отохотит расставлять уды.

Крессида – неверна! Крессиды имя –

Есть символическое имя лжи!

Коварство, вероломство – все пороки

Невинны и ничтожны рядом с ней.

Насчет того, что рядом с ней, – не знаю.

А рядом с нами скоро кое-кто

Появится – из-за твоих гипербол,

Что посторонних привлекают к нам.

Я целый час ищу тебя, царевич.

Мы возвращаемся. Твой старший брат

Уже опять в доспехи облачился.

Аякс явился вас сопровождать.

Да, да, пора. Мы слишком загостились.

Спасибо за терпение, Улисс,

И понимание. А Диомеду

Скажи: пусть на башку пустую он

Не шлем напялит, а хотя бы гору,

Но от торнадо не уйти ему.

Я провожу вас до ворот.

                                                Спасибо.

Ай да Диомед! Ай да сукин сын! Попался бы мне – я всегда рад пророчить ему беду, не хуже ворона. Пожалуй, Патрокл меня отблагодарит, если я расскажу ему об этой потаскушке. Ему такие новости – слаще, чем попугаю миндаль. Разбой и разврат, разврат и разбой – вот единственное, что сейчас хоть кого-то привлекает. О дьявол, поджарь им всем пятки!

Зачем ты в ярости такой сегодня?

Прислушайся хоть раз к моим мольбам:

Сними доспехи, оставайся дома.

Ты хоть кого способна разъярить.

Нет, я пойду на бой, клянусь богами!

Я видела сегодня сон дурной.

Еще бы не дурной! Прошу, умолкни.

Где брат мой Гектор?

                                          Здесь еще, сестра.

Давай его коленопреклоненно

Умолим не идти сегодня в бой.

Мне снились сонмы призраков ужасных

И кровь лилась.

                                О, это вещий сон!

Трубите сбор!

                              О брат, во имя неба,

Не выходи!

                        Я небу дал обет.

Но небесам поспешные обеты,

Рожденные во гневе, не нужны.

Так оскверняет жертвоприношенья

Отравленная печень.

                                            Да, супруг!

А ты как думал: что священны клятвы

Все без разбора? Не бывает дел

И злонамеренных, и благотворных,

Богоугодных. Если подлый вор

У нищего последнее отнимет

И часть отдаст на храм – он не искупит

Ни подлости, ни сделанного зла.

Лишь цель дает обетам оправданье,

А злоба обессмысливает их.

Сними доспехи!

                                    Высказались обе?

Теперь речам конец. Дела за мной.

При всяком состоянии фортуны

Я следую веленьям чести. Да,

Все люди ценят жизнь. Но честь дороже

Немногим избранным – таким, как я.

О, младший брат – и ты пришел сражаться!

Кассандра, их не переубедить.

Сходи ты лучше за отцом.

                                                       А вот тебе не надо

Сегодня выходить. Разоблачись.

Атлетикой прилежней занимайся

И мышцы подкачай, но до поры

Не суйся в пекло. Я – другое дело.

Сам защищу я, молодой храбрец,

Себя, тебя и Трою, наконец.

Есть, милый брат, в тебе порок великий,

Не человеку свойственный, а льву.

Что ж, порицай мое зверообразье.

Когда сдается посрамленный грек,

Упав перед тобою на колени,

Ты, чем обрушить меч, как ураган,

На голову данайца, поднимаешь

Его с колен и говоришь: «Живи».

В пороке этом признаюсь охотно

И не стыжусь его.

                                   Постыдный фарс!

О небо!

                  Что-что-что?

                                               Клянусь богами,

Оставим жалостливость матерям.

Но муж вооруженный непреклонен.

Ты взялся за оружие – так бей,

А не носи его для украшенья.

И жалость эту глупую – долой!

Какая дичь!

                       Нет, такова природа

Войны, брат Гектор.

                                        Вот что, брат Троил,

Тебе не нужно выходить сегодня.

А кто мне запретит? Сама судьба?

Жезл Марса? Иль рыдания Гекубы?

Пусть на колени сам падет Приам,

Пусть ты мне заградишь мечом дорогу,

Порыва моего не укротит

Никто – ну, разве смерть меня удержит.

Отец! Одна надежда – на тебя.

Не отпускай его: ведь он – твой посох.

Споткнешься ты, опору потеряв,

А ты падешь – обрушится и Троя.

Всё, что тобою держится, – падет!

Прошу тебя, о Гектор, образумься!

Пророчество Кассандры, сон жены –

Еще не всё: ужасные виденья

Гекубу посетили и меня.

Сегодня мы – зловещие пророки –

Единогласно молим: удержись

От этого сраженья.

                                       Невозможно.

Эней уже на поле. Сам послал

Я вызов грекам. Честь повелевает

Не уклоняться.

                             Я не допущу!

Отец, я не могу нарушить клятву.

Зачем же сына побуждаешь ты

Или от чести отступиться, или

Почтение сыновнее забыть?

Благослови меня, Приам великий!

Приам великий, не благословляй!

Отец, не надо!

                               Стыдно, Андромаха!

Вот так ты мужней честью дорожишь!

Уйди, когда меня ты вправду любишь.

А эта одержимая девица

Повсюду бродит и смущает всех!

Прощай, любимый брат! Прощай, мой Гектор!

Ты погубил себя. Твой взор померк.

Смотрите: льется кровь из ран отверстых!

Рыдает Троя – слышите вы все?

Вопит Гекуба, воет Андромаха,

Все носятся по городу, стеня:

«Нет больше Гектора! Он умер! Умер!»

Прочь, фурия!

                              Последнее прости:

О Гектор, ты погибнешь, но с тобою

Обречена обрушиться и Троя.

Сестры моей безумной болтовня

Расстроила тебя, но не меня.

Но вечером мы тебя мы успокоим.

Иди, мой сын, и возвратись героем.

Пошло! Едва ли Диомед опять

Захочет шлем султаном крашать!

Царевич, на полслова!

В чем дело?

Вот тебе послание от некой влюбленной девицы.

Что еще за послание? Ну, посмотрим…

Эта чертова чахотка! Сучья дочь! Это я о чахотке. Несчастная девчонка! – это я о племяннице. Я так ей сочувствую! А вы-то не сочувствуете мне – с моими почками и почечуем. Может, это порча. Само время испортилось, ну, и меня это коснулось отчасти.

Однако, ты спокоен? Что там?

Слова, слова… А чувств ни грана.

Не я бросаю на ветер слова:

Крессида это сделала сперва.

Мне пишет, с ним заняться делом рада.

Мне от нее ни слов, ни дел не надо.

Ну, пошла потасовка! Пойду-ка посмотрю на этот театр военных действий. Буффон Диомед напялил на шлем рукав этого юного троянского простака. Воображаю, как они сцепятся! Вот бы этот троянский осленок, ревущий от тоски по потаскухе, отнял у похотливого мерзопакостного грека свое имущество, чтобы тот вернулся к своей цаце без внешнего признака мужского достоинства. А наши-то, наши умники! Нестор – заплесневелый, изглоданный мышами кусок сыра. Хитромудрый Улисс – помесь лисицы и пса. Науськали пащенка Аякса на кобеля Ахилла, теперь эти собачьи сыны, так сказать, выкобеливаются друг перед другом. Аякс закапризничал, не желает сегодня сражаться, и вот греки забыли всё своё вежество и стали вести себя как последние варвары. Но – внимание! Появились действующие лица: бывший хозяин рукава и пока еще нынешний.

Стой, не спеши! Хотя бы воды Стикса

Меж нами стали – я бы и туда

Не рассуждая бросился.

                                              Конечно!

Тебе ведь непривычно рассуждать.

Будь ты умнее, мог бы догадаться,

Что места я удобного ищу –

Подалее от скопища людского.

Всё, желторотый! Вот теперь держись!

Ты, желторотый, держись лучше за рукав. А за эту стерву пускай держится грек.

Ты грек? Кто ты по крови и происхождению? Достоин ли ты поединка с Гектором?

Никак нет! Где уж нам! Я отребье, подзаборник, пустобрех и злобный раб.

Это видно. Влачи свое жалкое существование.

Премного благодарен за доверие. И чтоб тебе шею свернули те, кто ничтожнее тебя. Кстати, о ничтожествах. Как там эти два потаскуна? Кто из них кого проглотил? Вот забавно, если бы он сожрали друг друга. А что удивительного – похоть сама себя и пожирает. Пойду посмотрю.

Эй ты, слуга! Возьми коня Троила

Ко моей Крессиде отведи его.

Неистового усмирив троянца,

Убрав его со своего пути,

Теперь лишь я служу красе Крессиды.

Немедленно исполню, господин.

Вернись! Вернись! Не кончено сраженье!

Убил Мелона злобный Полидам,

Дорея же – Маргарелон-ублюдок

Взял в плен. Стоит он каменным колоссом,

Поправ смертельно раненных царей

Эпистрофа и Кедия. К тому же

И Поликсена потеряли мы.

Патрокл убит или пленен – не знаю.

В агонии Фоад и Амфимах.

На Паламеде нет живого места.

На нас как будто бешеный Стрелец

Сорвался с неба, всем внушая ужас.

Спеши, спеши на помощь, Диомед,

Иначе мы пропали!

                                       Труп Патрокла

Ахиллу отнесите. Указать

Аяксу нужно – он едва плетется,

Как полудохлая улитка. Срам!

А Гектор мчится на коне Галате,

В строю пехотном бьется – он везде,

Как будто Гектор не один на поле:

Их тысячи – и вся троянцев рать

Есть лишь могучий, неделимый Гектор!

И мы шарахаемся от него,

Как мойвы от кита. Он косит греков,

Как зрелые колосья. Он казнит

И милует. И он богоподобен:

В нем гармонично соединены

И страсть, и воинское совершенство.

Его могуществу пределов нет.

Воспряньте духом! Ахиллес великий

Поклялся за Патрокла отомстить

И наконец-то взялся за оружье.

Теперь он грозно рыкающий лев.

Когда же он увидел мирмидонцев,

Вернувшихся без рук или носов

Из битвы с Гектором, то разъярился

До невменяемости. Заодно,

Аякс, лишившись друга, встрепенулся.

Оружьем потрясая, он ревет,

Троила призывает – тот сегодня

Прославился не менее, чем брат.

Его деянья невообразимы

И даже несовместны с естеством.

Боялся он лишь трусом оказаться,

Не опасаясь больше ничего.

Всему на свете он бросает вызов,

Но счастье улыбается ему.

Эй, выходи, Троил! Ты трус ничтожный!

За ним! Скорее!

                                 Все идем за ним.

Эй, Гектор, избивающий младенцев!

Где скрылся ты? Давай-ка, покажись!

Увидишь настоящего Ахилла,

Когда он в гневе! Гектор, выходи!

Эй, трус Троил! Хоть высуни башку!

Эй, где Троил?

                              Тебе на что он сдался?

Дать небольшой хочу ему урок.

Ну, если небольшой – тогда не выйдет!

Будь я царем царей – отдал бы трон,

Себе оставив только это право –

Троила проучить, и не слегка.

Эй, выходи, Троил!

                                       Ну, вот я вышел.

А, Диомед-предатель тоже здесь.

Ты мне сначала за коня заплатишь.

Гляди, нашелся!

                                   Вот что, Диомед:

Он мой, а ты проваливай отсюда.

Нет, мой!

                     А может быть, наоборот:

Сейчас вы оба мне принадлежите?

Мальчишка вырастает на глазах!

А, ты! Сразись со мной, детоубийца!

Ты лучше бы передохнул, Ахилл:

Устал, меня разыскивая, право!

Я презираю вежливость твою.

Но подождать действительно придется.

И так я слишком долго отдыхал –

В итоге и сноровку поутратил,

И меч мой заржавел. Ну, ничего.

Благодари всевышних за отсрочку.

Но ты меня узнаешь, а пока

Иди своей дорогой.

                                       Я настолько

Был очарован наглостью его,

Что не способен даже рассердиться.

Нам лучше драться в следующий раз.

Что скажешь, брат?

                                       Аякс пленил Энея.

И допустить нам этого нельзя.

Поэтому клянусь небесным светом:

Освобожу его иль разделю

Его судьбу. Я стал на край и боле

Не различаю волю и неволю.

Эй, чучело разряженное, стой!

Хоть поработал над тобой портной,

В твоем костюмчике не все в порядке,

Но я мечом исправлю неполадки.

Так улепетывай-ка, что есть сил,

Пока с тебя я шкуру не спустил!

Вкруг меня сплотитесь, мирмидонцы!

Приказ вам: всюду следуйте за мной,

В бой не вступайте, будьте наготове,

Пока не встретится наш главный враг –

Кровавый Гектор. Я его задену,

И присоединитесь вы ко мне.

Искрошим мы в капусту изувера.

И тут, собратья, не жалейте сил!

Безумец сам себя приговорил.

Вот потешное ристалище! Рогоносец атакует роготворца. Так его, буйвол! Так его, щенок! А перевес-то на стороне буйвола… Рога перетягивают. Ну, сам виноват, щенок!

Эй, раб, повернись ко мне и сражайся!

А ты кто?

Я – побочный сын царя Приама!

А, ублюдок, значит. Я и сам незаконный сын. Сделан не как надо, воспитан не как положено, и умен случайно, и смел непредсказуемо. И всё-то я делаю не по закону и незаконно. Так что мне по нраву незаконные. Слушай, а может, мы братья? Зачем же нам грызться друг с другом? Дикие звери так себя не ведут. И потом, здесь нет логики: когда сыновья падших женщин воюют из-за падшей женщины – это смахивает на грехопадение. Так что всех благ, ублюдок!

Да пошел ты к черту, подлый трус!

Румян снаружи – в сердцевине гнил,

Напрасно ты доспехи нацепил.

Свое обязан каждый делать дело.

А со своим я справился всецело

И я разоблачиться буду рад

Не радуйся, а лучше на закат

Смотри: судьба тебе не предрешила

Увидеть восходящее светило.

Но безоружен я. Стыдись, Ахилл!

Ведь я тебя недавно отпустил.

Ахилл восстановил былую силу,

И время поединка наступило.

Пал Илион уже наверняка!

Он своего лишился костяка.

Теперь кричите все: «Хвала Ахиллу:

Его геройство Трою сокрушило!».

Постойте: у ахейцев что – отбой?

Видать, не все повержены тобой,

И есть еще другой герой у Трои.

Приходит ночь, и прекращает бой.

Крылом драконовым всю землю кроя.

Хоть жажды крови меч не утолил,

Пусть отдохнет, как Гектор говорил.

А Гектора – к восторгам греков вящим –

Мы за собою по земле протащим.

В чем дело? Отчего они ликуют?

Эй, барабаны!

                                Славься, Ахиллес!

Повержен Гектор! Слава Ахиллесу!

Ахилл, как будто, Гектора сразил?

И что с того? К чему все эти крики?

Ведь оба одинаково велики.

Где Ахиллес? Сейчас послать к нему!

Его незамедлительно приму.

Нам мир, давно желанный, небо шлет.

Погибла Троя, пал ее оплот.

Всем здесь стоять до самого рассвета.

Гектор убит.

                          О боги!

                                               Так и есть.

Убийца над героем надругался:

Труп привязал он к конскому хвосту

И мчит по обесславленному полю!

Так что ж не возмутились небеса

И не обрушились без промедленья

На святотатца? Боги наш позор

С престолов наблюдают безучастно!

О, хоть бы смилостивились они

И нам послали скорую погибель,

Чтоб не затягивался наш распад!

Твои слова народ лишают веры!

Не так вы понимаете меня.

Я говорю вам не о пораженье,

Не сею паники и не хочу,

Чтоб парализовал вас ужас смерти.

И мне уже ни люди не страшны,

Ни боги. Для меня не существует

Опасностей. Но Гектор наш погиб.

И кто из нас Гекубе и Приаму

Осмелится об этом сообщить?

Кто быть захочет филином зловещим?

Кто страшным криком Трою сотрясет:

«Нет больше Гектора!». Окаменеет

Приам от этих беспощадных слов.

От них Гекуба станет Ниобеей,

Все женщины слезами изойдут,

Как изваянья, юноши застынут[4],

И мавзолеем станет Илион.

Идемте же! Нет Гектора – какие

Нужны еще слова? Ведь до сих пор

Палатки размалеванные греков

Уродуют фригийские поля.

Пора покончить с этим безобразьем.

И, как восстанет золотой Титан,

Мы вторгнемся в их лагерь беспощадно.

Тогда-то Диомед, проклятый трус,

Тебе не хватит места во вселенной,

Чтоб убежать от ярости моей!

Я буду гнать тебя с двойною силой,

Как будто гоблин совести больной,

Эриннией ужасной сотворенной.

С победой мы вернемся в Илион.

Достойно будет Гектор отомщен.

Царевич…

                        А тебя, помощник гада,

Увековечить за усердье надо.

Уйди добром. Отныне, подлый плут,

Пусть пандарами сводников зовут!

Была пчела резва и весела,

Покуда людям мед не отдала.

Теперь не рада: торгаши на рынке

Прогнали пчелку от медовой крынки.

Всем торговцам, так или иначе работающим с людьми, следовало бы записать на стене своего жилища.

Посредники, на память обо мне

Запечатлейте дома на стене:

Зачем вам делать вывод слишком скорый?

Не смешивайте Пандара с Пандорой.

А лучше вы поплачьте надо мной,

Вздохните о спине моей больной.

Я завещанье бы давно составил,

Но опасаюсь дам нестрогих правил.

Я не умру и боль оставлю вам

И возвращусь теперь к своим трудам.