Проект создан при поддержке
Российского гуманитарного научного фонда (грант № 05-04-124238в).
РУССКИЙ ШЕКСПИР
Информационно-исследовательская база данных
Махов А. Е. Мак-Ичерн К. Фигуры верности: вера в "Короле Лире"
Источник: Махов А. Е. Мак-Ичерн К. Фигуры верности: вера в "Короле Лире" // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 7: литературоведение. Реферативный журнал. 2001. №4. С. 143–146.
143  

2001.04.018. МАК-ИЧЕРН К. ФИГУРЫ ВЕРНОСТИ: ВЕРА В "КОРОЛЕ ЛИРЕ".
 
MCEACHERN С. Figures of fidelity: believing in "King Lear" // Modern Philology. Chicago, 2000.—№ 2, —Р. 211–230.
 
Клер Мак-Ичерн, профессор Калифорнийского ун-та в Лос-Анджелесе, в своей статье анализирует трагедию Шекспира в контексте протестантской вероисповедальной системы. Исследовательница усмат­ривает в "Короле Лире" аналогию между двумя модусами веры: между религиозной верой в спасение и аффективной верой в любовь ближнего. "Почему убеждения, касающиеся эротических объектов, аналогичны убеждениям, связанным с идеей спасения?"; "Почему утрата веры во взаимность человеческой любви так напоминает сотериологический кризис?" (с. 211), — вот общие вопросы, которые ставит Мак-Ичерн применительно к шекспировской трагедии. Объект религиозной веры — Бог. Объект аффективной веры во взаимность человеческого чувства — как правило женщина. Проблема женской неверности, как пытается показать Мак-Ичерн, тесно связана в трагедии с темой утраты веры в разумность мира и возможность спасения.
 
Для понимания религиозного фона "Короля Лира" весьма важно то обстоятельство, что кальвинизм, столь актуальный для английского общества шекспировской эпохи, совершенно особым образом осмыслил само понятие веры. Кальвин понимал веру не как абсолютную убежденность, но скорее как тревожное состояние постоянной борьбы с сомнением. Своего рода фигура и аллегория такого тревожного сомне­ния, переходящего в полное отчаяние, — образ женщины как дьявольского существа, воплощающего в себе всю безнадежную испорченность мира. Центральным текстом в анализе Мак-Ичерн становится женоненавистнический монолог Лира (4 акт, 6 сцена), где женщина уподобляется "кентавру", который лишь до пояса Божье наследие, а ниже принадлежит врагу, "аду", "тьме" и п. Этот монолог весьма типичен для трагического героя Шекспира: и Гамлет, и Отелло в момент общего духовного кризиса разражаются мизогиническими тирадами, клянущими женскую неверность; можно сказать, что "шекспировский мужчина в момент кризиса обращается к топике женской верности" (с. 212). В то же время в лировском монологе есть некие странности, свидетельствующие о том, что речь у Лира идет, в сущности, вовсе не о женщинах как таковых. Во-первых, "Лир говорит языком сексуального разочарования, хотя его разочарование не является,
144

 
строго говоря, сексуальным" (с. 215); во-вторых, его речь отличается "крайней конвенциональностью", позволяющей понять ее и как жалобу на женщин, и как "признание первородного греха", касающегося всех людей. Обращенная, казалось бы, вовне, на женский род, речь Лира в то же время имеет и некое рефлективное измерение, обращенность вовнутрь, на себя. Это и обвинение женщин, и одновременно признание собственной греховности.
 
Но почему, собственно, "признание в грехе находит выход, риторически и этически, в женском роде?" Почему "мужчины обвиняют женщин, когда на самом деле хотят обвинить себя?" И "почему утрата веры у Лира принимает форму утраты веры в женщин?" (с. 216).
 
Мак-Ичерн приступает к разрешению этих вопросов издалека, отправляясь опять-таки от общих религиозных проблем, волновавших английское общество начала XVII в. Английский протестантизм был весьма обеспокоен вопросом о том, можно ли определить, к кому Бог проявит милосердие, кто будет спасен; в богословских кругах шли ожесточенные дискуссии о критериях избранности и о существовании надежных путей к спасению. Если сам Кальвин отрицал возможность для человека знать, будет ли он спасен или нет, то многие его последователи в этом пункте отходили от учителя. Так, богослов Уильям Перкинс полагал, "что избранным дарована благодать самим испытывать себя и узнавать, находятся ли они в состоянии благодати или нет" (Works of W. Perkins. — Berkshire, 1970. Р. 357). Однако способы этого испытания, этой проверки Божественной любви к нам оставались крайне ненадеж­ными и неясными. Возникала трагическая ситуация "неуверенности в Божественной любви", необходимости испытания, которое, однако, не могло принести однозначной очевидности. Нетрудно заметить, что отношение к женщине, где точно так же сосуществовала потребность в проверке и понимание невозможности проверки, имело едва ли не аналогичную структуру. "Женская верность и Божественная избранность объединялись парадоксом: в обоих случаях даже просто вопрошать об их наличии значило ставить под угрозу саму их возможность" (с. 219). "Проблема поиска доказательства любви (которую постигает и Отелло) состоит в том, что ты не можешь убедиться в любви кого-либо к тебе, а можешь убедиться лишь в обратном" (с. 220).
 
Эту ситуацию глубоко понимал Кальвин, который полагал, что вопрошать Бога об избранничестве значит навлекать на себя его немилость: нам не дано знать, к какой категории — избранных или
145
осужденных — мы принадлежим; винить в чем-либо Бога также бессмысленно, поскольку, обвиняя Бога, мы лишь перенаправляем на него обвинения, которые нам следовало бы предъявить самим себе. Иные протестанты (тот же Перкинс), напротив, пытались разработать методику своего рода автоэкзаминации, позволяющую определить степень собственной избранности.
 
Так или иначе, какие-либо критерии при испытании Божественной любви для английского протестанта времен Шекспира могли быть обретены лишь в глубине собственной души — в своем "я". Но необходимость постоянно истолковывать видимую несправедливость Бога как нашу собственную греховность, постоянно переадресовывать эту "несправедливость" самому себе делала "собственную душу" весьма шатким основанием для проверки Божественной любви. Собственное "я" становится весьма двусмысленной субстанцией. "Собственная личность в сотериологической мысли одновременно и потенциальный союзник, и противник в поиске Божественной милости".
 
Подобное отношение к себе как к одновременно близкому и далекому, притягиваемому и отталкиваемому позволяет понять, почему именно женщина стала в протестантском сознании своего рода фигурой-символом человеческой личности в ее отношении к Богу. Существует, конечно, как признает сама Мак-Ичерн, простая и древняя метафорическая связь между любовью к Богу и любовью к женщине; существует и обратная метафора "душа — невеста, Бог — жених". Однако в протестантском сознании эти традиционные образы получают особую трактовку: женщина для протестанта не просто "символ души", но своего рода фигура самоотчуждения и самоуничижения; личность, вопрошающая Бога, осознавая свою зыбкость, свою чуждость самой себе и своей надежде на спасение, именно в женщине, этом "проклятом" и призрачном существе, находит свой наиболее адекватный образ. Если Бог в протестантизме все более маскулинизируется, то человеческая душа именно в женском образе находит наилучшее выражение собственной греховности: чтобы приобщиться к Небесному царству, человек должен стать "другим", и наиболее удачное выражение этой другости — женщина. В творчестве поэтов-метафизиков Мак-Ичерн находит немало примеров своеобразной "феминизации" как способа самоотречения души в поисках Бога. Раздвоение-феминизацию мужского "я" исследовательница находит и в трагедии Шекспира. Так Лир в собственном теле и его функциях выделяет некие "женские" моменты —

146
физические проявления, которые одновременно лживы и искренни, предают и выдают (о собственных слезах: "Пусть эти капли воды, орудия женщин, не сквернят моих мужских щек"; 2 акт, 2 сцена).
 
"Король Лир" — "это пьеса, драматизирующая сам поиск знания, который начинается во внешнем мире, затем возвращается в глубину личности и разочаровывается в ней..."; подобно протестантской душе, ищущей собственное место в мире. Лир начинает с вопроса о любви других ("Скажите мне, мои дочери: Кто из вас любит меня больше?" — 1 акт, 1 сцена), но затем приходит к проблеме самопознания ("Кто скажет мне, кто я такой?" — 1 акт, 4 сцена). Пьеса начинается с предположения, что любовь должна сама проявить себя; однако в итоге обнаруживается, что любовь нельзя проверить, а это ставит под сомнение всё мироустройство. Первый вопрос Лира, как оказывается, просто не имеет ответа: ведь сам этот вопрос предполагает сомнение, которое нельзя развеять словесными подтверждениями (с. 228). Сами дочери Лира представляются ему то существами абсолютно чужими и чуждыми (он называет их даже "незаконнорожденными", прекрасно зная, что это не так!), то интимнейшим средоточием своей собственной личности. Вечная потребность в проверке любви и вечное сознание невозможности этой проверки, вечная "чуждость" самого близкого — такова антиномия веры в "Короле Лире", вытекающая из основ протестантского мироощущения, кальвинистской концепции веры как "неуверенности".
 
Между верностью любящей женщины и верностью Бога, "обещающего" нам спасение, существует лишь призрачная аналогия. Но эта аналогия, по утверждению Мак-Ичерн, глубоко значима: "Единственный доступный нам способ узнать о Божественной любви, измерить то, чему не может быть земного подтверждения, — это сопоставить ее с той любовью, о которой мы знаем или думаем что знаем, и которую мы все же вынуждены брать на веру" (с. 230).
 
А. Е. Махин

©

Информационно-исследовательская
база данных «Русский Шекспир», 2007-2023
Под ред. Н. В. Захарова, Б. Н. Гайдина.
Все права защищены.

russhake@gmail.com

©

2007-2024 Создание сайта студия веб-дизайна «Интэрсо»

Система Orphus  Bookmark and Share

Форум «Русский Шекспир»

      

Яндекс цитированияЭлектронная энциклопедия «Мир Шекспира»Информационно-исследовательская база данных «Современники Шекспира: Электронное научное издание»Шекспировская комиссия РАН 
 Каталог сайтов: Театр Каталог сайтов - Refer.Ru Яндекс.Метрика


© Информационно-исследовательская база данных «Русский Шекспир» зарегистрирована Федеральной службой
    по надзору за соблюдением законодательства в сфере СМИ и охраны культурного наследия.

    Свидетельство о регистрации Эл № ФС77-25028 от 10 июля 2006 г.