На Новой сцене Александринки поставили трагедию Шекспира

Этот «Макбет» — психоделический двухчасовой опус, в котором зрителю предложена особого рода пытка. Фото: Anastasia Blur

В самом начале трагедии, которую в Новой Александринке поставил польский режиссер Кшиштоф Горбачевский в переводе Анны Радловой, Макбет говорит: «Страх явный — ничто пред ужасом воображенья».

Для молодого, но уже хорошо известного в Европе режиссера «так это ясно как простая гамма». Ужас воображенья сегодня взяли на себя экранные медиа — их кошмарные тени приходят во снах, застревают в зубах, определяют речь, предпочтения, поведение, моду, да и сам человек во многом определяет себя через экранные образы.

Его «Макбет», поставленный специально к фестивалю «Александринский», — психоделический двухчасовой опус, в котором зрителю предложена особого рода пытка: смотреть большую часть времени на огромный экран, где, тесно прижавшись друг к другу, сидят, лежат, спят, душат подушками и перерезают горло актеры и персонажи шекспировской пьесы. Их огромные лица и тела наползают на первые ряды компактного зала Новой сцены Александринки, тревожа и раздражая своим неясном статусом. Кто они в самом деле? Когда и как их сняли? Ведь предположить, что действие развивается в режиме online, здесь и сейчас, театральному зрителю странно — зачем бы ему тогда в театр идти, он и в кино так может.

Для тех, кто догадался раньше, что и актеры и зрители находятся в одном времени и пространстве, экранная реальность очень быстро замещает сценическую. На экране — замок короля Дункана, металлическая коробка-вагон, помещенный в космическое пространство — то ли аэрофотосъемка, то ли карта звездного неба. Голоса людей, загнанных в вагончик, перемежаются с радиоперехватом — где-то идет война, но по странным, знакомым до боли признакам мы различаем, что это война не обычная, а «гибридная» — и нет ее, и есть.

Собственно, перед нами — «гибридный» театр, придуманный Кшиштофом Горбачевским и художником Яном Струмилло.

Голова свернута налево — экран расположен наискосок и упирается в огромную надувную конструкцию, похожую на сцену, какие теперь часто ставят в молах — для детских забав. Там же, внутри — надувной Чебурашка и покемон. Сама же сцена — пуста. Она — место безумия, место по ту сторону жизни. Все действие свершается там, на экране. Задумчивый Дункан (его, соединив с Малькольмом, играет актриса Виктория Воробьева) импровизирует на крупном плане о насилии и жизни в системе. Помимо страшного текста «Макбета», заметим, переведенного в 1939 году и звучащего как страшный документ насилия и репрессий, режиссеру еще понадобится монолог [из] «Гамлета» и сонет Мицкевича о Крыме, читаемый дважды — по-польски и по-русски.

Все это кажется часто лишним или надуманным. Но не дают покоя эти голоса из «радиоперехватов», это огромное тело Дункана, лежащего (там, на экране) прямо у моих ног в первом ряду, удушенного с помощью подушки мальчиком-переростком с обиженным и несчастным лицом (Макбета играет молодой актер Алексей Фролов). Как пробираются они с дальнего экранного плана через тела лежащих — сюда, на самый край экрана, к той границе, которая привычно говорит, что мир ненастоящий. Там же потом будут зверствовать другие «ненастоящие» в костюмах покемонов.

Куда же отправится отмывать свои кровавые руки Леди Макбет, виртуозно и предельно сыгранная Ольгой Белинской. Сдирая с себя одежды, обнаженная, она будет как тень, как окончательно развоплощенный образ обезумевшей власти танцевать по ту сторону реальности, пока ее не повесит и не сожжет — где-то там, на дальнем экранном плане — ее мальчик Макбет.

Страшный этот танец обезумевшей плоти Горбачевский парадоксально и вызывающе отправляет в виртуальное пространство экрана. Там совершаются все злодеяния и жертвоприношения, и мы созерцаем их привычно и спокойно. Сократив добрую половину текста Горбачевский оставляет важнейший диалог. Малькольм рассказывает Макдуфу, что он — как возможный приемник — еще страшней Макбета. В этом месте нас улавливает режиссер. Глядя на почти невинного Макбета-губошлепа, думаешь, не страшней ли и ты. Не ты ли этот вечный «приемник», no-man, приемлющий все и несущий в себе этот ужас террора и убийства?

Впрочем, в «гибридном» театре Горбаческого, где «живой актер» на сцене жизни значит не больше, чем игрушечный покемон, а настоящая игра, «до полной гибели», разворачивается в пространстве экрана, уже не важно, сколько крови пролито, кто тиран и как его убить. Здесь, кажется, уже не осталось человека. Сгорел, растворился там, по ту сторону границы реального.

Между тем

Также в рамках Александринского фестиваля будет показан спектакль «Король Лир» тайваньского театра «Современная легенда».

Спектакль пройдет на Основной сцене Александринского театра 3 и 4 октября в 19:00.

Стоимость билетов — от 300 до 1500 рублей.

Алена Карась

Источник: «Российская газета» — Федеральный выпуск №6793 (222)
[архивировано в WebCite | Archive.Is]