К 80-летию Владимира Андреева
Юбиляр Владимир Андреев. |
Он — выдающийся русский актер, без преувеличения. Что не мешает ему играть в пьесах иностранных авторов, и можно без особого труда вообразить, как точен был выбор, когда ему досталась роль Робби в спектакле по культовому уже для нескольких поколений (но тогда-то особенно!) роману Ремарка «Три товарища». Голубков в «Беге» — тоже его роль, и как хорошо, что он сыграл ее. Мятущийся русский интеллигент, растерянный интеллигент, интеллигент, пришибленный войной и эпохой, и в этих непростых обстоятельствах пытающийся обозначить границы и территорию внутренней свободы. Внутренняя свобода — его тема, недаром спутником Андреева на многие годы и до сих пор остается Леонид Зорин, чьи пьесы Андреев и ставил, и играл, и продолжает играть. Замечательно — в «Перекрестке», продолжении-окончании «Варшавской мелодии», где герои той, давней пьесы встречаются в европейском аэропорту и — хотя он не узнает Гелену — «договаривают» не сказанное когда-то.
Сложность простого человека — так еще можно обозначить и актерскую, и режиссерскую тему Андреева, — опять-таки неслучайной видится любовь его, не исчерпанная до сих пор, к Вампилову. Его герои — и как актера, и как постановщика — русские хитрецы, в своем роде иванушки-дурачки, то есть простодушные умники, душа народа — недаром он так хорош был в «Царе Максимилиане» по Ремизову, для которого также важно было разобраться в особенностях национального характера... Андреев, к слову, первый, кто пробил Вампилова в Москве — поставил в самом начале 70-х «Старшего сына», а годом позже — «Прошлым летом в Чулимске». Сложность обыкновенного шекспировского шута Фесте в «Двенадцатой ночи», которого Андреев играет без всякого грима, выходя на сцену в обычном своем костюме и начиная роль не словами Шекспира, а стихами Давида Самойлова. Андреев — из тех, увы, уже немногих актеров, кто паузу может длить, кажется, бесконечно: в каждом мгновении молчания ему есть что сказать, а зрителям — понять, о чем речь, вернее, о чем он молчит в данном случае.