Флоря А. В. Розалинда. Акт второй
АКТ ВТОРОЙ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Арденский лес.
Входят СТАРЫЙ ГЕРЦОГ, АМЬЕН, несколько дворян
в охотничьих костюмах.
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Товарищи, огромна власть привычки.Судите сами: разве дикий лес,Когда мы притерпелись к жизни вольной,Не сделался прекраснее дворца,С его помпезностью опустошенной?И разве этот мир лесных трущоб,Опасней джунглей каменных столицы?Страдаем мы не больше, чем Адам,Нас злобно угрызает зуб морозаИ лютый ветер хлещет. Но, дрожа,Я вызов их улыбкою встречаюИ говорю: «Спасибо вам, друзья!Вы добрые советники: не льститеПоказывая ясно, кто мы есть».Таится в бедах опыт драгоценный,Как будто в жабьей голове – брильянт.Язык лукавой лести мы забылиИ внемлем мы молве лесной листвы,И речи быстроструйных рек, и складнымРассказам скал – и видим смысл во всем.Нет, я не знаю жизни лучше этой!
АМЬЕН
И мы ее не знаем, государь!И я скажу без лести, ваша светлость:Лишь вам доступен сладостнейший стиль,Чтоб выразить с изящной простотою,Сколь провиденье милостиво к нам!О, это словно речь самой природы!
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Идемте на охоту, господа!Хотя – ах, сколь же мне досадно, право,Тиранить автохтонов этих мест –Наивных и доверчивых оленей,Терзая им округлые бокаУжасными, щербатыми стрелами!
ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН
Да, между прочим, меланхолик ЖакПроизносил кощунственные речиКак раз про ахтофтонов. Он назвалВас узурпатором похуже брата –Прошу прощенья. Будто вы тиран,Поработивший девственную пущуИ истребляющий ее зверей.Сегодня мы к нему с monsieur АмьеномПодкрались – он как раз под дубом лег.Нагие корни дуба погрузилисьВ лесной ручей, и вот туда забрелОлень-подранок. Верите ли, герцог:Несчастный зверь стонал и так дышал,Что шкура чуть не лопалась с натуги.Оленьи слезы падали в поток.И так рыдая дуралей мохнатыйПред Жаком-меланхоликом стоял,А слезы крупные с водой сливались.
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
И Жак не произнес моралитеПо поводу весомому такому?
ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН
Ну, как же! Сотню максим он изрек!Посетовал, что бесполезно слезыПоток питают. «Словно тот бедняк,Что богачу оставил всё наследство», –Заметил наш философ. О друзьях,Покинувших несчастного, которыйОдин к ручью явился умирать,Промолвил Жак: «Не стоит удивляться:Так в одиночку умирают все».И тут промчались табуном олени –Довольные и гладкие – ничутьСобрата бедствием не озаботясь.«Несется стадо жирных буржуа! –Сказал с презреньем Жак. – Скачите мимоПечальных зрелищ и чужих невзгод!Что вам до неудачника-банкрота –Ведь вы же процветаете! Пока».И так он бичевал без снисхожденьяРазвратный быт столиц и городов,Несовершенства сельского уклада,Но более всего досталось нам:Что мы сживаем со свету животных,Незваными явившись в рай земной,Который дан зверью самой природой.
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
И в этом состоянье вы егоОставили?
ВТОРОЙ ДВОРЯНИН
Да, проливавшим слезыНад плачущим оленем.
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
ОтвестиМеня туда. Люблю поспорить с Жаком.Когда он разъярен на целый свет,В нем бродит много интересных мыслей.
ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН
Я вас немедля провожу к нему.
Уходят.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Дворец.
Входят ГЕРЦОГ ФРЕДЕРИК и несколько дворян.
ГЕРЦОГ ФРЕДЕРИК
Как может быть, чтоб их никто не видел?Конечно, этого не может быть!Нашлись изменники среди придворныхИ помогли негодницам бежать.
ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН
Насчет негодниц ничего не знаем.А что касается принцесс, то ихСпать уложили фрейлины, а утромПостели опустелыми нашли –Оставшимися без своих сокровищ.
ВТОРОЙ ДВОРЯНИН
Куда-то скрылся и ущербный шут,Который тупостью своих фантазийТак часто вас пытался развлекать.Еще нам рассказала камеристкаГисперия, что невзначай онаУслышала, как девушки хвалилиБорца, который Карла одолел:Какой атлет! А уж какой красавец!Так почему бы не предположить,Что, где б ни оказались эти трое,Они всегда окажутся втроем?
ГЕРЦОГ ФРЕДЕРИК
Так, этого красавца и атлетаНемедленно сыскать и привести.А если вы Орландо не найдете,Тащите Оливера! И живей!Что стали? Позабудьте о покое,Покуда не изловим этих дур!
Уходят.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Перед домом Оливера.
Входят с разных сторон ОРЛАНДО и АДАМ.
ОРЛАНДО
Кто здесь?
АДАМ
Вы – молодой хозяин? Вы –Живой портрет почившего Роланда?Зачем вы здесь? Зачем так любят вас?Зачем вы так во всем великолепныИ совершены? Главное: зачемВы это совершенство проявили?Как вы решились победить борца,К кому благоволит капризный герцог?Молва о том опередила вас.Известно вам: тираны ненавидятЛюдей за их достоинства – так вамВсе ваши добродетели враждебны,Хотя на вид священны. Что за мир,В котором все понятья извратилисьИ где добро переродилось в яд!
ОРЛАНДО
Да в чем же дело?
АДАМ
Юный несчастливец!Бегите! В этих стенах вам не жить –По крайней мере, с братом – если братомОн может называться. Нет и нет!Какой он сын почтенному Роланду!Из зависти он хочет в эту ночьСпалить ваш флигелек, а не удастся –Измыслит он другое что-нибудь.Увы, мой господин, я сам всё слышал.Бегите! Это бойня, а не дом!
ОРЛАНДО
Куда бежать, Адам?
АДАМ
Куда хотите,Но только прочь отсюда, и скорей!
ОРЛАНДО
Что ж, побираться мне? Иль на большуюДорогу выйти с подлым кистенем?Другого ничего не остается:Ведь я не обучался ремеслу.А попрошайничеством и разбоемЯ не займусь. Не годен ни на что –Не лучше ли совсем уйти из жизни?Пусть брат – предатель крови, кровь прольет.
АДАМ
Нет, не бывать тому! За годы службыСкопил я крон пятьсот. Я полагал,Найти в них санитаров и кормильцев,Когда я одряхлею и меня,Как рухлядь, выбросят без сожаленья.Но, раз уж вышло так, возьмите их.Когда Всевышний воронов питаетИ пташек, что не сеют и не жнут,Ему доверюсь. Забирайте деньги,А мне позвольте вашим быть слугой.Да, я старик, однако бодр и крепок.Я смолоду себя не отравлялВином и не распутничал бесстыже.Короче, я от молодых ногтейНе занимался саморазрушеньем.Мой возраст как ядреная зима –Таков мой организм, я извиняюсь, –Мороз здоровый лишь на пользу мне.Позвольте, я последую за вами.Я лучше молодого послужуИ с вами разделю все испытанья.
ОРЛАНДО
Ты как ветхозаветный патриархТобою управляют долг и совесть,Тебе противны подлость и корысть.Таких людей почти уж не осталось.Теперь не служат – выгоду блюдут.Расчета нет – не будет и усердья.А ты готов служить всего верней,Когда корысти вовсе нет! Конечно,Я – дерево сухое для тебя,Как ни ходи за мной, плодов не будет.Но все ж – идем! Мы кров найти должны,Еще твоей не истощив мошны.
АДАМ
Так я тебе служить, как прежде будуИ за тобой последую повсюду.Я, словно в рай, попал сюда юнцомИ в семьдесят покину этот дом.За счастьем гнаться молодым пристало,А в семьдесят как всё начать сначала?Но если на дороге я умру,По крайней мере, послужу добру.
Уходят.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Арденский лес.
Входят
РОЗАЛИНДА в образе ГАНИМЕДА,
СЕЛИЯ в роли пастушки НОНГРАТЫ и ПРОБИР.
СЕЛИЯ в роли пастушки НОНГРАТЫ и ПРОБИР.
РОЗАЛИНДА
О бог мой Юпитер, укрепи дух своего Ганимеда!
ПРОБИР
Что до меня, укрепи мои ноги – о душе я и сам позабочусь.
РОЗАЛИНДА
Если бы не мужской костюм, я разревелась бы, как девчонка, но положение обязывает. Камзол и штаны должны подавать добрый пример юбке. Итак, выше голову, милая Нонграта.
СЕЛИЯ
Увы, я не могу сделать ни шагу. Жаль, что вам придется считаться с тяжелым положением слабой женщины.
ПРОБИР
Допустим, слабая женщина бывает и в более тяжелом положении. А считаться нам с вами – зачем же? Кто из нас кому задолжал?
РОЗАЛИНДА
Вот мы и в Арденском лесу.
ПРОБИР
Да, вот мы и в Арденском лесу. Вот мы и дома… Только не у себя. А во дворце – не все дома, потому что мы здесь. Я подразумеваю, что во дворце отсутствуем не только мы, но и те, которые двинулись за нами. Лучше бы я не трогался с места, но раз уж тронулся, нужно радоваться. Кто тронулся, того всё устраивает.
РОЗАЛИНДА
Очень здравое замечание, милый Пробир.
Входят КОРИН и СИЛЬВИЙ.
Однако сюда идут – молодой человек и старик. И у них какой-то важный разговор.
КОРИН
Таким путем ты приведешь ееК презренью.
СИЛЬВИЙ
Что ты понимаешь в чувствах!
КОРИН
Куда мне! Я ж ни разу не любил!
СИЛЬВИЙ
Корин, я этого не утверждаю,Но ты любил так много лет назад,Что смысла нет и говорить об этом.Но пусть ты был способен на любовьКогда-то в молодости – на такую,Что и не снилась нам, – ну, что ж, тебеТакая, как моя, любовь не снилась!Ты делал глупости из-за любви?
КОРИН
О, тысячи! Но я забыл, какие.
СИЛЬВИЙ
Тогда, выходит, ты и не любил.Иначе все мельчайшие деталиОчаровательных безумств любвиЗапечатлел бы в памяти навеки!Ты не любил! Когда ты не терзалЛюдских ушей и перед каждым встречнымСвою подругу ты не восхвалял,Ты не любил! И если ты внезапно,Гоним тоской, не оставлял друзей,Ты не любил! О Феба! Феба! Феба!
Уходят.
РОЗАЛИНДА
Чуть тронула я рану пастуха,И вот сама я тронута глубоко!
ПРОБИР
А что я – тронутый, это всем известно. Каких только глупостей я не вытворял из-за Джейн Смайлик! Однажды разбил о камень свой кинжал, который вместе со мной бывал у нее каждую ночь. Я был готов целовать ее валек и вымя коровы, которое она тягала своими бархатными ручками в очаровательных цыпках. Я облобызал чечевичный стручок, извлек из него два шарика и вручил своей любимой на память. Да, все мы, смертные, совершаем такие дурачества. Все смертные – глупы, зато и глупость не бессмертна.
РОЗАЛИНДА
Ты хоть осознаешь, какую умную вещь сказал только что?
ПРОБИР
Я не осознаю своего ума, пока он не обрушивает на мою голову какие-нибудь неприятности. И вообще, мы не знаем себя, пока не узнаем чего-то другого.
РОЗАЛИНДА
Да, пожалуй.
Не зная пастухов, понять могла ли,Что я страдаю в жанре пасторали?
ПРОБИР
И я. Но, как признаться в том ни жаль,Изрядно постарела пастораль.
СЕЛИЯ
Будь добр, спроси у старика: быть может,Он нам продаст какой-нибудь еды.Я голодна – нет сил.
ПРОБИР
Эй, старый дурень!
СЕЛИЯ
Молчал бы лучше, молодой дурак!Он не одной профессии с тобою.
КОРИН
Кто звал меня?
ПРОБИР
Те, кто тебя важней.
КОРИН
Ну, разве что важней меня. А так-тоНеважный вид у вас.
РОЗАЛИНДА
Шут, помолчи!Привет, старик почтенный.
КОРИН
Добрый вечер.
РОЗАЛИНДА
Есть в этих райских кущах человек,Который нас пригреет и накормит?А мы уж не останемся в долгу:Мы благодарность выразим не толькоСловами, но и золотом. СестраСовсем уж обессилела в дороге.
КОРИН
Жаль бедной девы, жалко и того,Что беден я и дать могу немного.Я здесь батрак, пасу чужих овецИ даже не стригу. А мой хозяин –Бездушный скряга: долг гостеприимства –Хотя бы для того, что в рай попасть –Не для него; к тому ж свою кошару,И мызу, и овец он продает.Он сам в отъезде. Прямо и не знаю…И так уже мы впроголодь живем,Что будет дальше – страшно и подумать.Но постараюсь я пристроить васИ покормить. Я угощу собратаЧем бог послал – хотя и маловато.
РОЗАЛИНДА
И покупатель есть?
КОРИН
Хотел купитьТот парень, что сейчас ушел отсюда.Но он теперь любовью увлеченИ, видимо, ему не до покупок.
РОЗАЛИНДА
Вот и прекрасно. Значит, возражатьНе стал бы он, когда за наши деньгиТы приобрел бы это всё для нас?
СЕЛИЯ
А мы тебе и плату увеличим.Ах, как хочу я поселиться здесь!
КОРИН
С покупкой этой трудностей не будет.Именье только нужно осмотреть,И если всё придется вам по вкусу,Мы тотчас же его приобретем.А я, как прежде, буду овчаром.
Уходят.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Лес.
Входят АМЬЕН, ЖАК и другие.
АМЬЕН (поет)
Лежать на травке, под кустом –Как можно не мечтать о том?От пагубных привычекСюда, где пенье птичек –Скорей, скорей, скорей!Здесь нет врагов,Хоть лес суров.Сюда, под сень ветвей!
ЖАК
Браво! Бис! Умоляю, продолжайте.
АМЬЕН
Но мои песни вызывают у вас приступы меланхолии, monsieur Жак.
ЖАК
Меланхолии мне и нужно. Я упиваюсь желчью, извлекаю желчь отовсюду, как ласка высасывает яйца. Пожалуйста, еще!
АМЬЕН
Но я не в голосе. Неужели вам это доставляет удовольствие?
ЖАК
Мне нужны песни, а совсем не удовольствие. Пожалуйста, спойте еще один куплет вашего ариозо. Это ведь так называется?
АМЬЕН
Называйте, как вам понравится, monsieur Жак.
ЖАК
Да, имя – лишь условность. А суть вещи не зависит от меня. Иное дело – мое отношение к этому. Так вы будете петь?
АМЬЕН
Спою, но не ради удовольствия – ни вашего, ни своего, – а только по вашему настоянию.
ЖАК
Буду вам признателен. Хотя выражение признательности напоминает мне реверансы двух дрессированных обезьян. Если же человек меня благодарит непритворно, это выглядит так, будто я ему подал милостыню, и он унижается передо мной, как самый жалкий нищий. Это неприятно. Ладно, пойте, а кто не хочет, прикусите языки.
АМЬЕН
Хорошо, я закончу песню. А вы, господа, пока накройте стол. Герцог желает трапезничать под этим самым деревом. Кстати, он весь день искал вас, господин Жак, и всё безуспешно.
ЖАК
Зато я весь день успешно скрывался от него. Он слишком любит диспуты. Когда я в меланхолии, в голове у меня бродит множество мыслей – не меньше, чем у него. Но я благодарю того, кто мне их посылает, и не выставляю напоказ. Начинайте, трубадур вы наш, начинайте!
АМЬЕН (поет, остальные подхватывают припев)
Покинуть свой унылый дом –Как можно не мечтать о том!И, чтоб не быть с душою врозь,Мой друг, все лишнее отбросьСкорей, скорей, скорей!Здесь нет врагов,Хоть лес суров.Сюда, под сень ветвей!
ЖАК
Представьте, мне вчера пришла странная охота к рифмам, и я сымпровизировал куплет как раз на этот мотивчик.
АМЬЕН
Покажите, а я живо перейму.
ЖАК
Извольте.
(Поет)
С сумою шляться нагишом –Как можно не мечтать о том!Подставить тело всем ветрам –Имущество, покой – к чертям!Бедлам! Бедлам! Бедлам!Когда ты сам осла ослей,Тогда, дружище, не робей,Тогда скорей под сень ветвей,Ступай смелей к ослам!
АМЬЕН
Простите, а что такое «бедлам»?
ЖАК
Это английское название рая для идиотов. Пойду я лучше спать. Но, если не удастся, я буду обречен размышлять о казнях египетских и об избиении младенцев.
АМЬЕН
А я разыщу герцога, и будем ужинать.
Расходятся.
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Лес.
Входят ОРЛАНДО и АДАМ.
АДАМ
Мой добрый хозяин, я не могу дальше идти. Я умираю от голода. Здесь я лягу, и здесь будет моя могила. Мне стыдно быть обузой. Прощай, добрый хозяин.
ОРЛАНДО
Скоро же ты записал себя в покойники. Мужайся, Адам! Не умирай раньше смерти! Ты еще поживешь. Воспрянь духом, не теряй надежды. Если нам встретиться хищник, то либо он съест меня, либо, что вернее, мы съедим его сами. Твое воображение ближе к смерти, чем бренное тело. Ради меня, держись, Адам! Кто хочет – тот может. Еще раз докажи свою преданность. Останься здесь и не впускай сюда смерть! А я отправлюсь на добычу и если вернусь с пустыми руками, тогда ты получишь полную свободу. Но умереть раньше – значит ответить неблагодарностью на мои старания. Ты повеселел – вот и ладно. Я скоро вернусь. Только сначала перенесу тебя в другое место, здесь сыро. Если эта пустыня не совсем пуста, мы не умрем от голода. Не грусти, Адам!
Уносит АДАМА.
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Лес.
Накрытый стол.
Входят СТАРЫЙ ГЕРЦОГ, АМЬЕН и другие дворяне-изгнанники.
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Похоже, он совсем уж озверел.Я подразумеваю: стал оленем.Его не видно в образе людском.
ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН
О государь, недавно было видно.Он здесь сидел и вместе с нами пел.
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Он – олицетворение разлада –Увлекся музыкой? Всему конец!Разрушится гармония вселенной.Найти его немедленно! Я с нимЖелаю говорить.
Входит ЖАК.
ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН
Вот сам он, кстати.Избавил нас от поисков.
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Monsieur!Вы, как всегда, со всеми в диссонансе!Мы в меланхолию погружены,Разыскиваем вас, с ног сбились прямо,А вы бежите общества друзейИ веселитесь. Что вас рассмешило?
ЖАК
Шут! Пестрый шут пришел в наш грустный мир!Шута в лесу я повстречал. Он грелсяНа солнышке и костерил злой рокВ отборных выраженьях и с отменнымПри этом остроумием, хотяОн только шут, вот честное вам слово,Чтоб больше мне куска ни проглотить.Сказал я: «Эй, дурак!», а он ответил:«Нет, сударь, я еще не в дураках:Кто счастлив – тот дурак, а я не счастлив».Он на часы карманные взглянулРассеянно, потом заметил тонко:«Уж десять. Девять было час назад.А через час одиннадцать настанет.“Тик-так” – глядишь, состарился на час,“Стук-стук” – и час еще один промчался.И час за часом мы теряем вес,И все же нам час от часу не легче.И созреванье наше, и распадОдновременны – в этом суть рассказаО жизни нашей. Так вертится мир,Так бьют часы. Удары их смертельны».Шут, не шутя, всё это изложил,Но я развеселился, как ни странно,Как будто бы в груди запел петухИ пробудил меня от долгой спячки.Над этими ударами часовЯ битый час смеялся. Вот философ!Вот истина в наряде шутовском!Вот истинное благородство мысли!
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Откуда взялся он?
ЖАК
О славный шут!Он при дворе служил и уверяет,Что там его сумели оценитьОчаровательные две девицы.А впрочем, он типичнейший сухарь.В его мозгу, изрядно зачерствелом,Образовалось множество каверн,И там скопились крохи наблюдений,Которые он щедро выдает,Мешая с афоризмами. Хотел быЯ стать шутом! О, мне б его колпак!
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Что ж, это можно.
ЖАК
И не сомневайтесь:Я буду счастлив. Только уговор:Забудьте, что меня считали умным –Мысль эту выдерите из мозгов,И с нею – остальные заблужденья.Как ветер, должен быть свободен я,Всех овевать, на лица не взирая.Таков характер истого шута.И тот, кого я больше всех задену,Пускай и рассмеется громче всех,А почему – я думаю, понятно,Как дважды два, как то, что путь прямойК спасению ведет. Сколь ни противноДурацкое глумление сносить,Его разумней будет не заметить.Кто обижается на дурака,Разоблачает собственную глупость,И тут выходит, что дурак умен,Раз полусловом и полунамекомДо существа дотронулся. Итак,Друзья, скорее дайте мне колпак!Шутом я должен обрядиться, чтобыПрочистить мира грязную утробу.
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Воистину – не мозг, а черт-те что!Воображаю, что вы совершите.
ЖАК
Держу пари, лишь пользу.
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Нет, лишь грех,И тяжкий. Судишь ты, как власть имущий,Всё человечество – а кто ты сам?Животное? Ну, разве что. Ведь преждеТы и несдержан, и бесстыден был.Немало ты постранствовал по свету,Собрал коллекцию мерзейших язвИ низких зол – чтоб вылить эту мерзостьБез сожаления на бедный мир.
ЖАК
Отнюдь! Я обличаю грех гордыни,На лица не взирая – то есть лицНе вижу пред собой и не касаюсь.Сама гордыня, словно шторм, кипит,Потом, перебесившись, затихает –Зачем клеймить конкретных гордецов?Я прозреваю суть, а не явленья.Или, допустим, я могу сказать,Что бюргерши рядятся, как принцессы –Кого я этим самым оскорблюИз бюргерш – назовите поименно.Скорей они уж сами назовут –Но не себя, конечно, а соседок,На них похожих, словно близнецы[1].Хотя столь глупой женщина бывает,Что углядит злокозненный намекВ любом моем невинном замечаньеИ выкрикнет: «Купила я самаСвои наряды! Вам-то что за делоДо женских платьев?». Мне-то дела нет:Я не людей – пороки порицаю.Кто оскорбил ее? Она сама.А безупречных дам упрек не тронет.Он мимо пролетит, как дикий гусь,Которого никто и не заметит.А это что за гусь?
Входит ОРЛАНДО с мечом.
ОРЛАНДО
Не нужно есть!
ЖАК
Совсем? Так мы еще не приступали.
ОРЛАНДО
И не приступите, не дав кускаГолодному!
ЖАК
Уж не тебе ли, кочет?
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Ты от отчаянья так осмелел?Ты презираешь нормы этикетаИли тебе неведомы они?
ОРЛАНДО
Вы прямо в точку первым же вопросомПопали. Стал отчаянным такимЯ от отчаянья. Лишь уязвленныйНуждой, я о приличиях забылИ превратился в дикаря, однакоРожден в цивилизованной странеИ мне известны добрые манеры.Эй, руки уберите от плодов!Сначала страждущему помогите,От голода не дайте умереть,Не то – умрете сами.
ЖАК
Да, придется!Он невменяем.
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Изложите намСвое прошенье. Дружелюбным тономВы большего добьетесь. Так чегоУгодно вам?
ОРЛАНДО
Еды!
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Садитесь с нами.
ОРЛАНДО
Так просто? Я-то думал, что в глушиВсе люди глухи и звероподобны:И потому повел себя как зверь.Но кто вы, обитатели пустыни,Живущие как будто вне временПод мирной сенью древ меланхоличных?Была известна вам иная жизнь?И благовест вам слышать доводилось,И вы по праздникам ходили в храм,И пировали с добрыми друзьями,И помогали ближнему не раз,И даже плакали от состраданья,И милосердье проявляли к вам?Прошу великодушного прощеньяЗа отвратительный поступок мой.Сгорая от стыда, я меч свой прячу.
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Да, помним мы иные времена:И в храм под колокольный звон ходили,И бражничали в дружеском кругу,И даже плакали от состраданьяСвященного. Пожалуйте к столу.Всё, чем богаты, мы разделим с вами.
ОРЛАНДО
Тогда я вас по-дружески прошу:Немного с трапезой повременитеИ накормите страждущего – нет,Вы не о том подумали. С собоюПривел я, словно молодой олень,Оленя старого: слуга почтенныйИз преданности путь мой разделил.Он слишком изможден. Ему сначалаПодайте руку помощи, а самЯ до тех пор к еде и не притронусь.
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
И это всё? Святая простота!Пускай поест ваш добрый камердинер.Ступайте сей же час за ним. К едеБез вас мы не притронемся.
ОРЛАНДО
Спасибо.Благословенны будьте, господа!
Уходит.
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Да, мы не более других несчастны,И не трагедию досталось намСыграть на этом мировом театре.На свете повести печальней есть.
ЖАК
Весь мир – театр, и люди в нем – актеры.Идут на авансцену, чтоб сыграть[2]Семь актов всё одной нелепой драмыИ навсегда уйти в кромешный мрак.В начале действия бутуз щекастыйПлюющийся у мамки на руках,Бессмысленно ревущий и вопящий.А вот уже, как яблочко румян,Капризный отрок шагом черепашьимПлетется в классы. Третье амплуа –Любовник (на героя не похожий),Расходующий силы невпопадНа сочиненье нудных серенад.А вот уже герой, а не любовник:Как леопард, лохматый кондотьер –Бретер, безбожник, бабник. Ради славы,Взрывающейся мыльным пузырем,Полезет в жерло пушки. Просто жизньюОн не бывает удовлетворенИ тратит пыл на поиск приключений.А вот судья с холеной бородой –Высокомудрых изречений кладезьИ пожиратель жирных каплунов –На целый свет презрительно взирает.Актер преображается опять –Он Панталоне – зол и привередлив,Тощ и сквалыжен. Мужественный басПерерождается в фальцет младенца.Старик в очках, со связкою ключей,Чулки, в которых щеголял когда-то,Для ног иссохших стали широки.И вот финал, а в нем – одни убытки.Поток метаморфоз почти иссяк,Младенчество второе наступает:Без глаз, и без зубов, и без ума –Безо всего.
ОРЛАНДО вносит АДАМА.
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
А вот и вы! СложитеПочтенный груз. Кормите старика.
ОРЛАНДО
Вас за него благодарю сердечно.
АДАМ
Да, извините, я настолько слаб.Что сам едва могу сказать спасибо –
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Не извиняйся, ясно всё и так.Вы ешьте, не смущайтесь. Мы не станемВам докучать расспросами. Кузен,Быть может, вы нам что-нибудь споете?
АМЬЕН (поет)
Зимний ветер! Вей и вой!Нам не страшен норов твой.Это ведь стихия.Лишь от стужи мы дрожим.Ты суров, но ты незрим.Хуже люди злые.
Жребий свой благословиИ чащобы эти:Счастья, дружбы и любвиНет на подлом свете!Провидению хвала,Что, лишая крова,Нас хранит в юдоли злаОт всего мирского!Сколь, мороз, ни свирепей,Что нам в ярости твоей?Возмущаться нечем.Ты сковал поверхность вод,Но куда страшнее ледВ сердце человечьем.Жребий свой благословиИ чащобы эти:Счастья, дружбы и любвиНет на подлом свете!Провидению хвала,Что, лишая крова,Нас хранит в юдоли злаОт всего мирского!
СТАРЫЙ ГЕРЦОГ
Так, говорите, вы Роланда сын?Я сам бы мог об этом догадаться:Одно лицо, живой портрет отца.Я герцог, и отец ваш благородныйМне другом был. Я вам сердечно радИ вам, слуга, достойный уваженья.Друзья мои, займитесь стариком.А вы мне расскажите обо всем.
Уходят.