© Флоря А. В., 2008

Я хотел бы, молодой человек, изучить вас получше.

Говорят, вы близкий приятель Меланхолии.

Да, я скорее меланхолик, чем сангвиник. Мой гумор не дает мне смеяться.

Крайности всегда неприятны. Кислая мина и вечная жизнерадостность, по мне, хуже пьянства.

Но разве плохо молчать, когда порют чушь, и быть серьезным, когда другие ржут над глупостями?

Неплохо. Но стать столбом еще лучше. Он превзойдет вас в меланхолии.

У меня это чувство особого рода. Это не меланхолия схоласта, уязвленного популярностью чужой доктрины. И не меланхолия композитора – то есть просто дитя мимолетного настроения. У придворного это чванство, у солдата – честолюбие, у юриста – холодный расчет, у красавицы – кокетство, у любовника – всё это вместе взятое. Нет, у меня своя, оригинальная меланхолия – возникающая изо всего, по любому поводу, сложная и простая одновременно. Это главное сокровище, которое я вынес из своих странствий едва ли не по всему свету. Стоит мне задуматься о них, как у меня разливается черная желчь – а это и есть причина меланхолии.

Так вы, значит, вынесли меланхолию из странствий? Вы – странный человек! С вами всё ясно. Не удивлюсь, если вы продали свои земли, чтобы только увидеть чужие. Увидеть-то увидели, а приобрели одно разочарование.

Да, мой опыт дорогого стоит.

Если дорогостоящий опыт имеет результатом разочарование, то я предпочитаю очарование от неопытности. Из всего света вы извлекли один мрак. Стоило ходить так далеко!

Приветствую тебя, о Розалинда!

Поскольку присутствующие заговорили белыми стихами, мне при этом лучше отсутствовать.

Прощайте, странный человек! Не забывайте говорить с акцентом, рядиться в заморские костюмы, презирать всё хорошее в стране, где имели несчастье родиться, и подайте в высший суд на Всевышнего за то, что он сотворил вас с таким умом и талантом. Иначе я ни за что не поверю, что вы катались в гондоле.

Ах, неужели это вы, Орландо?

И где вы пропадали до сих пор?

Еще одно такое опозданье –

И можете совсем не приходить.

Разве я опоздал, дорогая Розалинда? Разве что на какой-нибудь час.

Час? Вы говорите о часах – и еще называете себя влюбленным! Да если человек опоздает на тысячную долю минуты из этого часа, то можно сомневаться, что Купидон поразил его в сердце. В лучшем случае ранил в плечо.

Виноват, дорогая Розалинда.

Смотрите: еще раз такое повторится – не попадайтесь на моем пути. Пусть лучше моим кавалером будет улитка.

Почему улитка?

Потому что она, хотя и так же медлительна, как вы, но у нее два преимущества. Первое: у нее есть крыша над головой – а у вас есть дом, в который вы могли бы ввести свою жену? Второе: улитка носит на голове знак своей судьбы.

Какой знак?

Рога, милейший, рога! Вы, мужчины, сваливаете вину за это на своих жен, а жених улитки рогат еще до брака и таким образом избавляет супругу от клеветы.

Но у меня физически не может быть рогов. От добродетели рогов не бывает, а моя Розалинда – идеал добродетели.

Ваша Розалинда – между прочим, это я.

Ты – это идеал Розалинды. А есть Розалинда настоящая.

Скажите спасибо, что у меня хорошее настроение. Итак, представьте, что я не идеал, а настоящая Розалинда. Что вы сказали бы ей?

Сначала поцеловал бы.

Нет, во всем должен быть порядок. Сначала вы должны выговориться, а когда исчерпаете слова, тогда можно перейти к действиям. В крайнем случае действия выручают при какой-нибудь запинке. Ораторы – даже лучшие – плюются, если им не хватает слов, а если такой казус случится в любовной риторике, самым изящным выходом будет поцелуй.

А если дама не согласится?

Тогда следует переубедить ее, и появляется новая тема для непринужденной беседы.

Но у кого могут иссякнуть слова в присутствии возлюбленной?

А хотя бы у вас. Будь я хоть каким идеалом добродетели, но у меня хватит ума лишить вас дара речи.

Вы лишите меня дара речи?

Или я лишу вас слова, если мне придет каприз. Но вы должны считать меня настоящей Розалиндой.

В таком случае вы не сможете лишить меня хотя бы одного слова – своего имени. Я буду называть вас Розалиндой – вот и не замолчу.

А если я от ее имени заявлю, что не выйду за вас?

Тогда я умру – но только собственной персоной.

Лучше пусть умрет ваш двойник. Этот мир, достойный жалости, существует шесть тысячелетий, но никто в нем собственной персоной не умер от любви. Троил чего только не делал, чтобы умереть от любви, но был убит греческой палицей. А ведь он был идеалом влюбленного. Леандр мог бы дожить до глубокой старости, даже если бы Геро ушла в монастырь. Но его погубила случайность. В жаркую летнюю ночь ему захотелось остудиться в Геллеспонте, его схватила судорога, он утонул – а хронисты придумали лживую басню, что он погиб из-за Геро из Сестоса. Люди всегда умирали и шли на корм червям – но при чем здесь любовь?

Я не могу допустить, чтобы так думала настоящая Розалинда. А если бы я сказал что-нибудь подобное, она убила бы меня яростным взглядом.

Ручаюсь, не такая уж она Горгона. Ее взгляд не убил бы даже мухи. Но мне пришла блажь сыграть благосклонную Розалинду. Я не буду вам противоречить.

Тогда любите меня, Розалинда.

Клянусь любить вас во все свои пятницы на неделе, а также во все субботы и прочие дни.

И вы пойдете за меня?

И за вас, и еще за двадцать таких, как вы.

Что ты говоришь?

Таких, как вы, значит – хороших, не так ли?

Хотелось бы, чтоб было так.

А хорошего слишком много не бывает. Сестра, повенчай нас. Вашу руку, Орландо. Что же ты, сестра?

Прошу вас, сестра.

У меня нет слов.

Я подскажу: «Согласен ли ты, Орландо…»

Вспомнила! «Согласен ли ты, Орландо, взять в жены девицу Розалинду?»

Согласен.

Когда именно?

Да немедленно! Пусть только повенчает!

А вы должны сказать: «Согласен взять тебя в жены, Розалинда».

ОРЛАНДО

Согласен взять тебя в жены, Розалинда.

РОЗАЛИНДА

Конечно, мне могла бы прийти фантазия проверить твою лицензию на заключение браков, но ладно уж, обойдемся без формальностей. Орландо, беру тебя мужем. Невеста нарушает ритуал, не дождавшись вопроса священника, но женщина сначала говорит, потом думает.

ОРЛАНДО

У мужчин тоже так бывает: мысли вообще крылаты.

РОЗАЛИНДА

Отвечайте: появ Розалинду женой, как долго вы намерены владеть ею?

ОРЛАНДО

Вечность и один день!

РОЗАЛИНДА

Ограничьтесь днем – это ближе к истине. Вечность – уже излишество. Нет, нет, Орландо! Мужчина – апрель, когда ухаживает за невестой, а женившись, становится декабрем. А женщина, пока незамужняя – нежнее мая, зато как выйдет замуж – становится ревнивее берберийского голубя, крикливее попугая перед дождем, капризнее козлицы, наглее обезьяны, из-за любого пустяка рыдает, как фонтан, и хохочет, как гиена, когда мужу необходим отдых.

ОРЛАНДО

Не допущу, чтобы настоящая Розалинда вела себя так.

РОЗАЛИНДА

Клянусь, она будет вести себя в точности так же, как я.

ОРЛАНДО

Но ведь она умная женщина!

РОЗАЛИНДА

Именно поэтому. Разве тебе не известно, что чем женщина умнее, тем прихотливее? И главное – от женского ума не избавишься. Затвори перед ним двери – он проникнет в окно. Заколоти и законопать окно – пролезет в замочную скважину. Заткни скважину – просочится сквозь каминную трубу.

ОРЛАНДО

И мужчина, которому досталась жена с такими умственными способностями, спросит: «Ум, куда ты заведешь мою жену»

РОЗАЛИНДА

Не спешите с этим вопросом. Ответ вы узрите собственными глазами, когда ваша супруга двинется к ложу соседа.

ОРЛАНДО

Но какой ум должен быть, чтобы объяснить такое?

РОЗАЛИНДА

Да самый заурядный! Жена скажет, что искала там вас.

ОРЛАНДО

Там?!!

РОЗАЛИНДА

Не важно. Что-нибудь она скажет, если, конечно, не онемеет до той поры. И вообще женщина, которая не способна свою вину свалить на мужа, не имеет права кормить детей, потому что она воспитает дураков.

ОРЛАНДО

Розалинда, простите, я вас должен покинуть часа на два.

РОЗАЛИНДА

Увы, мой возлюбленный, я не могу прожить без тебя так долго.

ОРЛАНДО

Но я обязан присутствовать у герцога на обеде. А потом я приду – в два часа ровно.

РОЗАЛИНДА

Что ж, ступайте. Ступайте. Меня предупреждали, что этим кончится. Но я сама предпочла оказаться обманутой. И вот я брошена. Не я первая не я последняя умру от любви. Да, с женщинами это бывает. Итак, ровно в два?

ОРЛАНДО

Ни минутой позже, любовь моя Розалинда.

РОЗАЛИНДА

Даю честное слово, клянусь дозволенными клятвами, какие только существуют, беру небо в свидетели, если вы хоть на йоту отступите от своих обетов или хоть на долю секунды опоздаете без причины, я сочту вас самым страшным изменником, самым вероломным паладином и недостойнейшим из недостойных – в общем, не заслуживающим вашей настоящей Розалинды. Запомните мой приговор и берегитесь.

ОРЛАНДО

Исполню обет так же свято, как если бы вы были настоящей Розалиндой. До скорого свидания.

РОЗАЛИНДА

Хорошо. Всё разоблачающее и всем воздающее Время нас рассудит. До свидания.

    СЕЛИЯ

Ты окончательно сошла с ума! Так гнусно оклеветать собственный пол! Следовало бы пообщипать перья, в которые ты рядишься, дабы все увидели, что ты за птица!

РОЗАЛИНДА

О сестрица, сестрица моя! Неужели ты не видишь, что я погрязла в любви? Я тону в ней, словно в Бискайском заливе, опускаясь на дно.

ОРЛАНДО

Воистину, твоя любовь – прорва. Сколько ни вливай – всё поглощает.

РОЗАЛИНДА

Бездну моей Любови да измерит Купидон – приблудный сын Венеры, это дитя, задуманное от нечего делать, зачатое в легкомыслии, рожденное в безумии, этот плут, который отводит чужие глаза, потому что сам не ничего! А я, милая Нонграта, не могу жить, не созерцая своего дорогого Орландо. Поищу укромный уголок и буду ждать его прихода.

СЕЛИЯ

А я лучше пойду спать.

И кто же из вас убил этого оленя?

Я, сударь.

Можете предстать перед герцогом, как римский триумфатор. А вместо венка украсьте голову оленьими рогами. Хорошо бы исполнить гимн по такому торжественному случаю. У вас есть подходящая песня?

Найдется.

Отлично. Спойте ее. Без фальши у вас, конечно, не получится, так пойте хотя бы погромче.

Кто подстрелил оленя, тот

И шкуру, и рога берет.

Пускай несет их в дом,

А мы ему споем:

Рогов стыдиться ты не смей:

Они в геральдике твоей.

Имел твой дед изрядный рог.

Отец был тоже не убог.

Могучий рог – оплот семьи,

А ты носи рога свои.

Как тебе это понравится! Прошло два часа с лишним, а Орландо всё нет.

Видимо, его так истомила чистая (в смысле – бесплотная) любовь, и он заснул, подложив колчан под голову.

Красавец молодой, я к вам с письмом

От нежной Фебы. Что там – я не знаю,

И все же догадался без труда

По злобным взорам и движеньям резким

Моей возлюбленной, и в самом

Письме немало резкого и злого.

За это извинения прошу,

Хотя за что – и сам не знаю толком.

Само терпение от этих строк

Способно в лютость перевоплотиться!

Зато стерпевший это – всё снесет.

Я, видите ли, зол, и невоспитан,

И некрасив, и даже чуть не зверь!

И, будь мужчина редким, словно феникс,

Она не полюбила бы меня.

(Подумать можно, я за ней охочусь!)

Еще грозится исписать мне… Жуть!

Пастух, ведь ты ей диктовал всё это!

Что, я? Ни сном ни духом! Всё она!

Она бы не додумалась – куда ей!

Рука совсем другая здесь видна –

Не руки этой скотницы, как пемза,

Шершавые и бурые! О нет!

Ей не пристало корчить королеву!

Все эти бредни сочинял мужлан –

К тому ж совсем безмозглый и ревнивый.

И это я, по-вашему, писал,

Что не люблю вас?

                                        Неужели любишь?

Мосье, да как такое может быть!

Не в том вопрос: быть может иль не может,

А в том, что у письма не женский слог.

Слова не в счет – здесь тон куда важнее.

Так выражают вызов на дуэль,

Так христиан бранят магометане.

А нежный женский разум не вместит

Тех грубых африканских выражений,

Чей непотребный смысл еще страшней,

Чем варварская форма! Хочешь лично

Удостовериться?

                                 В том нет нужды.

Уж как способна Феба изъясняться –

Я знаю хорошо. Но если вам

Угодно, я послушаю. Ведь это

Частица Фебы.

                               Если такова

Ее частица – что же будет в целом?

Здесь даже часть не ведает границ –

Границ приличий. Наглость беспредельна!

«Ты, что воспалил мой дух,

Но к моим признаньям глух,

Ты амур или пастух?»

А ты, от чьих стихов мне стало жарко,

Приличная девица иль кухарка?

Но отчего, мосье, так жарко вам?

Стихи бросают в жар – ведь это срам!

Вот, так и пишет собственной рукой:
«С себя ты сбросил всё…» Кошмар какой!

«С себя ты сбросил всё величье божества

И деву поразил. Она едва жива».

Как скверно здесь подобраны слова!

Не вирши, а сплошное сквернословье!

Где у нее, несчастной, голова?

И это называется любовью!

«Я от мужских коварных глаз

Еще ни разу не зажглась»

Я для нее, выходит, не мужчина!

«Ваш взор пронзил меня стрелой,

Хоть вы, как зверь иль фурий, злой»

Как вам понравится! Я зверь и фурий!

«Мне даже гнев приятен ваш.

Ну, надо же, какой пассаж!

А будь вы малость подобрей,

То я бы вся была твоей.

Я шлю дружка к тебе с письмом,

Он знать не знает ни о чем»…

Теперь знает.

«А ты, мой юный Ганимед,

Через него пришли ответ

И изъяви любовь свою,

А я отдам тебе мою.

К тебе приду, хоть ты не гений красоты.

Я испишу тебе стихами все листы.

Я в жертву страсти жизнь могу принесть.

Теперь кончаю. Страшно перечесть».

Я думаю!

                      Но чем же это страшно?

Стихи, стихи ужасные, пастух!

Ты, как будто, собираешься пожалеть его, сестрица? И не думай. Жалости он не достоин. Безумец! Как ты мог полюбить такую стерву? Вот с какой грязью она смешала тебя: сделала из человека флейту, чтобы играть на тебе свои фальшивые серенады! И ты согласен с этой фальшью! Что ж, ползи, пресмыкайся перед ней. Она превратила тебя в ручного полоза. Но передай мой ответ: пусть непременно полюбит тебя – иначе я с ней даже разговаривать не стану. Разве что в виде исключения, при особо важных обстоятельствах, и только по твоей просьбе. Если ты действительно любишь это… Впрочем, ступай, сюда идут.

Привет вам, люди добрые. Кто знает,

Как мне пройти к лачуге овчара –

Там, где оливковая роща?

                                               Нужно

Лощиною на запад до ручья

Спуститься, а потом свернуть направо.

Там и найдете домик средь олив.

Но в этот час в нем из жильцов остались

Пенаты, что хранят его покой.

Проверить я хочу одну догадку.

Хозяев описали мне. Итак:

Одежда, возраст те же. Брат повыше,

Светловолос и женственен слегка,

Повадками скорей напоминает

Он старшую сестру. Ну, а сестра –

Шатенка и смуглянка. Может статься,

Мне дом не обязательно искать?

Конечно, коль хозяева пред вами,

О чем мы говорим без хвастовства.

Обоих вас приветствует Орландо.

Еще велел он одному лицу,

Что звал он почему-то Розалиндой,

Отдать сей окровавленный платок.

Вот я в сомненье: этот Розалинда…

Ну, я! Что дальше?

                                    Значит, это вам.

Что это, сударь?

                                 След потери чести.

Не бойтесь, это я утратил честь.

Нет, вы не то подумали. Позвольте

Представиться и всё вам объяснить.

Конечно, говорите! Говорите!

Когда Орландо уходил от вас,

Он думал через два часа вернуться,

Как обещал. Вот шел он через лес

И насыщал свое воображенье –

Прошу прощенья – жвачкой нежных грез

И предвкушеньем будущего счастья.

И вдруг явилось зрелище ему,

Сказал бы я, совсем иного рода:

Корявый, лысый, обомшелый дуб.

Весь скорчившись, под ним заснул бродяга –

Оборванный, заросший и худой.

Меж тем змея зелено-золотая,

Ему обвила руку, оплела

Гортань – и уж головку приближала

К лицу, нацеливаясь на уста,

Но с появлением Орландо мигом,

Забыв о жертве, юркнула в траву.

А за кустами затаилась львица

С иссохшими сосцами и ждала,

Не шевельнется ли бродяга спящий:

Натура этих царственных зверей

Им запрещает падалью питаться.

К бродяге тут Орландо подбежал

И в нем он опознал родного брата.

О брате он рассказывал не раз.

Столь противоестественных созданий

На свете больше нет.

                                        Да, больше нет

Его на свете.

                                Что вы говорите!

Орландо отдал брата своего

На растерзание голодной львице?!!

Два раза был почти готов отдать.

Но восторжествовали благородство

И голос крови. Гнев его прошел,

Утихла жажда мести. И мгновенно

Орландо злую львицу задушил.

Вот тут-то я и пробудился.

                                                      Боже!

Так вы и есть…

                                  И вы им спасены!

И это вы сгубить его хотели?

Увы, хотел. Но это был не я.

И мне уже не стыдно признаваться

В грехах своих. Что было, то прошло.

И не вернется: я переродился.

А почему в крови платок?

                                                  Сейчас

Я расскажу, немного потерпите.

Мы обнялись и, прошлое в слезах

Омывши, злое предали забвенью.

Орландо к герцогу отвел меня.

Почтенный герцог нас радушно принял.

Затем меня Орландо приютил

В своей пещере. Переодеваясь,

Он рану обнаружил – ведь ему

Всю руку львица исполосовала.

Он от потери крови пал без чувств,

Едва успев промолвить: «Розалинда!».

На рану я повязку наложил,

Затем, как мог, привел его в сознанье.

Тогда меня Орландо к вам послал

Всё объяснить и попросить прощенья,

Что вам пришлось его напрасно ждать,

Хотя б по уважительной причине.

А этот кровью смоченный платок

Просил отдать тому, кого он в шутку

Прекрасной Розалиндою зовет.

О Ганимед!

                           Чувствительность какая!

Здесь нечто большее! О Ганимед!

Очнулся он.

                            Домой! Домой скорее!

Сейчас. Возьмите под руку его.

Бодрее, молодой человек! Вы же мужчина, а сердцем нежны, как барышня.

Похоже? А ведь неплохо я вжился в роль? Непременно расскажите брату, как я натурально хлопнулся в обморок. Ха-ха!

А вы думали! Я еще не так умею притворяться.

Ну, тогда сделайте одолжение – притворитесь мужчиной.

Попробую, хотя мне лучше удаются женские роли.

Ты весь белый. Идем скорее домой! Сударь, пожалуйста, проводите нас.

Да, да. Но все-таки прощен мой брат

Столь нежным вашим братом – Розалиндой?

Я еще подумаю, простить ли его. Но о моем притворном обмороке расскажите обязательно. Идем!