(Картина 9 <3.2>. Входят Гамлет и два или три актёра[1].)

ГАМЛЕТ. Прошу вас, произносите монолог так, словно впервые его читаете, — без назойливого глубокомыслия: это же не королевский указ. И не очень усердствуйте в жестикуляции, — просто доносите смысл того, о чём говорите. В порыве, вихре, буре, урагане страсти самое главное — не отключать мозги. Здоровый мужик, топающий ногами в детской истерике, не вызывает сочувствия. Куда бы вас ни занесло, не сходите с катушек.

ПЕРВЫЙ АКТЁР. Это я вам обещаю.

ГАМЛЕТ. Но не будьте и чрезмерно ненавязчивы, как будто вам совсем уж ничего не надо: критерий вкуса — адекватность. Любой недобор, как и перебор, извращает весь смысл актёрской игры, которая всегда решала и решает одну задачу — держать зеркало перед реальностью, показывать порядочности, как она выглядит, подлости — на что она похожа, и всякой эпохе — её истинное лицо. Если зеркало окажется кривым, это развеселит, конечно, публику, но тем самым низведёт искусство до уровня уличного балагана. Мне доводилось наслаждаться игрой актёров, пользующихся успехом, которые все свои силы тратили на то, чтобы только не дай Бог не придать своим героям христианский вид — да и просто человеческий: создавалось впечатление, что эти недоделки созданы не природой, а её случайными сменщиками, решившими подработать по случаю.

ПЕРВЫЙ АКТЁР. Сэр, я надеюсь, мы миновали эту стадию развития.

ГАМЛЕТ. Не возвращайтесь к ней, я вас умоляю. И пусть те, кто играет клоунов, не говорят лишнего. Некоторые любимцы публики считают своим долгом веселить её безостановочно и безотносительно к происходящему на сцене, удовлетворяя таким нехитрым способом своё актёрское тщеславие и невольно оправдывая отведённое им амплуа дураков. Идите готовьтесь.

(Актёры уходят. Входят Полоний, Розенкранц и Гильденстерн.)

(Полонию.)

Ну что, милорд? Его величество король намерен ознакомиться с произведением?

ПОЛОНИЙ. Да, так же как и королева, и не откладывая.

ГАМЛЕТ. Предупредите актёров, пожалуйста. —

(Полоний уходит.)

            И вы оба, будьте добры, поторопите их.

РОЗЕНКРАНЦ и ГИЛЬДЕНСТЕРН. Да, милорд.

(Розенкранц и Гильденстерн уходят.)

ГАМЛЕТ. Горацио!

(Входит Горацио.)

ГОРАЦИО. Вы звали, принц? Я здесь.

ГАМЛЕТ. Горацио, из всех моих знакомых
            Довериться могу я лишь тебе.

ГОРАЦИО. Милорд…

ГАМЛЕТ. Я льстить тебе не собираюсь,
            И что с тебя возьмёшь-то, если весь
            Твой капитал — душевное здоровье?
            Что проку льстить такому богачу?
            Услужливый язык пусть лижет руки
            Тому, кто платит за любовь к себе,
            Отчаявшись снискать её бесплатно.
            Тебя свободно выбрала моя
            Душа, когда решила сделать выбор
            По собственному вкусу: ты страдать
            Умел, другим не принося страданий,
            И равно был признателен судьбе
            За похвалу и за хулу — счастливец,
            Чей разум с чувствами не на ножах
            И не в руках Фортуны, что на чувствах
            Чужих играет музыку свою.
            Найди такого же, как ты, кто б не был
            Рабом страстей, — я помещу его
            С тобою рядом — в сердцевине сердца.
            Так вот. Король увидит наш спектакль,
            Почти буквально воспроизводящий
            Картину смерти моего отца.
            Когда начнётся сцена отравленья,
            Прошу тебя, во все глаза смотри
            На дядю моего, и, если сможет
            Он до конца спокойно досидеть, —
            Клянусь тебе — наш инфернальный призрак
            Над нами посмеялся, и дурак,
            Кто к призракам относится серьёзно.
            Две пары глаз надёжнее одной:
            Для достоверности эксперимента
            Удвоим результаты.

ГОРАЦИО. Да, милорд:
            Спектакль покажет то, что он покажет,
            А если нет, — то, значит, я ослеп.

(Звучит датский гимн. Входят Клавдий, Гертруда, Полоний, Офелия, Розенкранц, Гильденстерн, придворные и стража с факелами.)

ГАМЛЕТ. Вот публика моей бредовой пьесы —
            Пойду играть свой сумасшедший текст.

КЛАВДИЙ. Как поживает младший брат наш Гамлет?

ГАМЛЕТ. Так, как положено младшему брату: смотрю на всё, что прибрал к рукам старший, и облизываюсь.

КЛАВДИЙ. Это ответ не по адресу, Гамлет, я не могу принять его на свой счёт.

ГАМЛЕТ. На свой счёт вы уже столько приняли, что закуски не хватит.

(Полонию.)

            Милорд, вы говорили, что однажды приняли участие в студенческом спектакле?

ПОЛОНИЙ. Да, милорд, и выступление было признано удачным.

ГАМЛЕТ. Кого же вы играли?

ПОЛОНИЙ. Я играл Юлия Цезаря, и меня убили в кульминационный момент пьесы: Брут меня убил.

ГАМЛЕТ. На месте Брута я бы десять раз подумал, прежде чем убивать вас в кульминационный момент. — Готовы актёры?

РОЗЕНКРАНЦ. Да, милорд, они ждут вашего сигнала к началу.

ГЕРТРУДА. Иди ко мне, мой милый Гамлет, садись рядом.

ГАМЛЕТ. Нет, мама, здесь есть нечто более соблазнительное.

ПОЛОНИЙ (Клавдию). Ну, что я говорил?

ГАМЛЕТ. Леди, позвольте на ваши колени…

ОФЕЛИЯ. Нет, милорд.

[ГАМЛЕТ. В смысле — голову положить?

ОФЕЛИЯ. Да, милорд.][2]

ГАМЛЕТ. А вы что подумали?

ОФЕЛИЯ. Да ничего я не подумала, милорд.

ГАМЛЕТ. Между ног девушки — самое лучшее место.

ОФЕЛИЯ. Что, милорд?

ГАМЛЕТ. Ничего.

ОФЕЛИЯ. Всё шутите, милорд?

ГАМЛЕТ. Кто, я?

ОФЕЛИЯ. Да, милорд.

ГАМЛЕТ. Работа такая. Ничего другого мне не остаётся: посмотрите, в каком здоровом возбужденье моя мать, да и отец всего два часа как умер.

ОФЕЛИЯ. Нет, милорд, — два месяца.

ГАМЛЕТ. Так давно? Жалко: придётся снять всё черное и облачиться в меха. Боже ты мой, умер два месяца назад и до сих пор не забыт? Наверно, память о великом человеке держится целых полгода после его смерти, да и то лишь при условии, что он успел пожертвовать свой капитал на строительство храма, — иначе ему уготована лошадиная эпитафия:

            Ты завершил победный круг —
            Покойся с миром, верный друг.

(Разыгрывается пантомима. На сцене появляются Гонзаго и Баптиста, обнимают друг друга. Он ложится на кровать и засыпает. Она уходит. Входит Луциан, вливает яд в ухо Гонзаго и уходит. Возвращается Баптиста и изображает отчаяние. Труп уносят. Снова появляется Луциан, выказывает Баптисте сочувствие и соблазняет её подарками, она их в результате принимает. Оба уходят со сцены.)

ОФЕЛИЯ. Что это такое, милорд?

ГАМЛЕТ. Это гадина ползучая, несущая одну сплошную гадость.

ОФЕЛИЯ. Может быть, сыгранная сценка предваряет сюжет пьесы?

(Входит пролог.)

ГАМЛЕТ. Спросите этого парня: у актёров секретов нет, их профессия — выдавать тайны.

ОФЕЛИЯ. Он скажет, как называлось то, что показали?

ГАМЛЕТ. Да, у него богатый опыт: что бы вы ему ни показали, он с уверенностью скажет, как что называется. Смелее — не стесняйтесь.

ОФЕЛИЯ. Вы пошляк — я больше вас ни о чём не спрошу.

ПРОЛОГ. От всей души мы просим вас:
            Пожертвуйте нам этот час
            И строго не судите нас. (Уходит.)

ГАМЛЕТ. Это что — пролог или гравировка на кольце?

ОФЕЛИЯ. Это было непродолжительно, милорд.

ГАМЛЕТ. Как любовь женщины.

(На сцене вновь появляются Гонзаго и Баптиста.)

ГОНЗАГО. Уже раз тридцать Фебова телега
            Свершила круг, не замедляя бега,
            И тридцать дюжин лун заёмный свет
            Ночной земле дарили тридцать лет,
            С тех пор как брака вековечным узам
            Мы платим счастья дань — любви союзом.

БАПТИСТА. Пусть солнце и луна собьются с ног
            В стремленье подвести любви итог.
            Но не могу не обратить вниманья
            Я на твоё плохое состоянье.
            А впрочем, мой назойливый вопрос
            Тебе не стоит принимать всерьёз,
            Ведь женщине для самосохраненья
            К любви дан страх в бесплатном приложенье.
            Масштаб моей любви соизмерим
            Со страхом ненадуманным моим:
            [Чем шире крылья у любви размаха,
            Тем больше разных поводов для страха.][3]

ГОНЗАГО. Тебя не обманул мой скорбный вид:
            Нам скорая разлука предстоит,
            И жизнь твоя начнётся будто снова —
            Ты полюбить кого-нибудь другого
            Со временем сумеешь…

БАПТИСТА. Что за чушь!
            Ты — мой единственный навеки муж!
            Пускай найдёт любимому замену
            Та, что своей любви не знала цену!

ГАМЛЕТ (в сторону). Правильно.

БАПТИСТА. Любовь нельзя продать или украсть:
            Любовь верна, — продажна только страсть.
            Кто платит страсти за её услуги —
            Находит прелесть во втором супруге.

ГОНЗАГО. Мы склонны верить собственным словам,
            Хоть их сдержать бывает трудно нам.
            Желанья — дети первых побуждений —
            Не могут не менять своих суждений:
            Они растут, и время учит их
            Менять привычки детских лет своих.
            То, что казалось важным так недавно,
            Со временем перестаёт быть главным,
            Что вдохновляло нас не так давно,
            Со временем и вспоминать смешно.
            Порывы радости, как и печали,
            Собой друг друга часто подменяли:
            Одно в другое может перейти —
            Так тесно их переплелись пути.
            Где чистая любовь, а где со страстью —
            Никто не может нам сказать, к несчастью,
            А раз мы все — страстей своих рабы,
            То и любовь — заложница судьбы.
            Покуда у тебя в делах всё гладко —
            Ты и в любви не знаешь недостатка,
            А как дела ни к чёрту — тут любви
            Уж не дождёшься, сколько ни зови.
            Убережёшь себя от испытаний —
            Не испытаешь разочарований.
            Но возвращусь, откуда начинал:
            В мотивах и страстях такой развал,
            Что, как бы мы ни прорывались к цели,
            Получим мы не то, чего хотели.
            Ты веришь в чувства искренний порыв,
            Но он пройдёт — придёт другой мотив.

БАПТИСТА. Пусть не увижу я ни дня, ни ночи,
            Пусть дни ночей покажутся короче,
            [Пусть все мои надежды сгинут в прах,
            Пусть душу мне скуёт животный страх,][4]
            Пусть я забуду собственное имя,
            Пусть я расстанусь с чувствами своими,
            Пусть мысль мою затмит безумья мрак,
            Коль, овдовев, вступлю я в новый брак!

ГАМЛЕТ. А если действительно вступит, тогда что?

ГОНЗАГО. Такая клятва дорогого стоит.
            Но я устал, — быть может, успокоит
            Меня недолгий сон. (Засыпает.)

БАПТИСТА. Спи без забот:
            Надеюсь, нас несчастье обойдёт. (Уходит.)

ГАМЛЕТ. Ну, мадам, как вам пьеса?

ГЕРТРУДА. Леди слишком много декларирует, мне кажется.

ГАМЛЕТ. Её декларации получат подтверждение.

КЛАВДИЙ. Ты знаешь сюжет? Там нет ничего неприличного?

ГАМЛЕТ. Нет-нет, это простая криминальная история, всё как в жизни — абсолютно ничего неприличного.

КЛАВДИЙ. Как пьеса называется?

ГАМЛЕТ. «Мышеловка». Название, думаю, аллегорическое. Пьеса воспроизводит обстоятельства убийства, совершённого в Вене: Гонзаго — так зовут правителя, Баптиста — его жена. Вы увидите: это подлая интрига, — но нам-то что? Вашего величества и нас, у кого совесть чиста, это никак не затронет: пусть дёргается тот, кому больно, — мы в порядке, и слава Богу.

(На сцене появляется Луциан.)

            Это некий Луциан, племянник короля.

ОФЕЛИЯ. Вы неплохой конферансье, милорд.

ГАМЛЕТ. Вы оценили бы мой конферанс по достоинству, если б мне пришлось комментировать половой акт.

ОФЕЛИЯ. Милорд, я устала от ваших острот.

ГАМЛЕТ. Вы бы испытали всю остроту ощущений, если б решились притупить моё главное оружие.

ОФЕЛИЯ. Это совсем ни в какие ворота не лезет.

ГАМЛЕТ. Свои ворота вы откроете законному супругу. — Ты, убийца, начинай уже, слышишь, недоносок; кончай делать страшное лицо и вперёд:

            Грозящий ворон призывает к мести.

ЛУЦИАН. Нет никого — момент благоприятен,
            И яд на трупе не оставит пятен:
            Зловещих духов полуночный дар,
            Гекатой трижды проклятый отвар
            Пусть чёрное своё свершает дело,
            Насильно выгоняя жизнь из тела. (Вливает яд в ухо спящему.)

ГАМЛЕТ. Он отравляет его в саду, чтобы завладеть его имуществом. История смерти Гонзаго выходила на итальянском языке. Сейчас вы увидите, как убийца обольщает вдову убитого.

ОФЕЛИЯ. Король встаёт!

[ГАМЛЕТ. Принял за бомбёжку фейерверк?][5]

ГЕРТРУДА. Вам плохо, милорд?

ПОЛОНИЙ. Спектакль окончен.

КЛАВДИЙ. Добавьте света, пожалуйста. Я хочу выйти.

ПОЛОНИЙ[6]. Света добавьте!

(Все, кроме Гамлета и Горацио, уходят.)

ГАМЛЕТ. Подстреленный олень вопит —
            Здоровому смешно.
            Кто вечно голоден, кто сыт, —
            Кому что суждено[7].

Как вы считаете, сэр, мой литературный талант позволит мне в случае нужды устроиться штатным сотрудником бродячей труппы?

ГОРАЦИО. На полставки.

ГАМЛЕТ. Нет, на полную:
            Всё, чем страна гордилась встарь,
            С тех пор пошло на слом,
            Как Богом данный государь
            Был заменён… его достойным преемником.

ГОРАЦИО. «Преемник» не влез в стихотворную строчку.

ГАМЛЕТ. Горацио, каждое слово призрака стоит тысячу фунтов. Ты обратил внимание?

ГОРАЦИО. Трудно было не заметить, милорд.

ГАМЛЕТ. На словах об отравлении.

ГОРАЦИО. Реакция была однозначной.

ГАМЛЕТ. Маэстро, музыку! Вступайте, флейты:
            Когда не нравится произведенье…
            Оно не производит впечатленья.
            Ну, где же аккомпанемент?

(Входят Розенкранц и Гильденстерн.)

ГИЛЬДЕНСТЕРН. Милорд, могу я вам сказать несколько слов?

ГАМЛЕТ. Сэр, вы можете рассказать мне хоть целую сагу.

ГИЛЬДЕНСТЕРН. Король, сэр…

ГАМЛЕТ. Да, сэр, что он?

ГИЛЬДЕНСТЕРН. Пребывает в состоянии сильного расстройства.

ГАМЛЕТ. Выпил лишнего?

ГИЛЬДЕНСТЕРН. Нет, милорд, он скорее перенервничал.

ГАМЛЕТ. Выпил или перенервничал — расстройство-то одно и то же, а поскольку я не врач, — те прочищающие средства, которые я мог бы посоветовать, боюсь, не принесут больному облегченья, а окончательно выведут из строя его и без того ослабленное тело.

ГИЛЬДЕНСТЕРН. Милорд, будьте добры, введите свою речь в рамки приличия и не отбрыкивайтесь так рьяно от сути дела.

ГАМЛЕТ. Я сдаюсь, сэр, — говорите.

ГИЛЬДЕНСТЕРН. Меня к вам послала королева, ваша мать, чрезвычайно огорчённая.

ГАМЛЕТ. Милости прошу.

ГИЛЬДЕНСТЕРН. Нет, милорд, не нужно реверансов. Если вы соизволите дать мне вразумительный ответ, я выполню распоряжение вашей матери, если нет, — прошу простить за беспокойство.

ГАМЛЕТ. Сэр, я не могу.

ГИЛЬДЕНСТЕРН[8]. Чего, милорд?

ГАМЛЕТ. Дать вам вразумительный ответ: у меня повреждён разум, но тот ответ, что мне по силам, вы получите и сможете передать моей матери, — так вы говорите, моя мать…

РОЗЕНКРАНЦ. Она говорит, что просто поражена вашим поведением.

ГАМЛЕТ. Мало кому из сыновей удавалось так поразить свою мать. Но это, вероятно, всего лишь преамбула, — продолжайте.

РОЗЕНКРАНЦ. Она бы хотела поговорить с вами в своей комнате, прежде чем вы пойдёте спать.

ГАМЛЕТ. Я повинуюсь, будь она десять раз моей матерью. Что-нибудь ещё?

РОЗЕНКРАНЦ. Милорд, вы когда-то питали ко мне дружеские чувства.

ГАМЛЕТ. Как и сейчас — даже не сомневайтесь.

РОЗЕНКРАНЦ. Ну так скажите в конце концов, что с вами? Вы только усугубляете свои проблемы, не желая поделиться ими с другом. Что вас беспокоит?

ГАМЛЕТ. Сэр, у меня нет никаких перспектив.

РОЗЕНКРАНЦ. Как это возможно, когда сам король объявил вас наследником датского трона?

ГАМЛЕТ. Да, сэр, но:
            Пока растёт такой газон, —
            сами знаете, —
            Проходит не один сезон.

(Возвращаются актёры с музыкальными инструментами.)

            О, флейты! Дайте-ка мне одну.

(Гильденстерну.)

            Сугубо между нами: почему вы всё время стоите у меня за спиной, как охранник?

ГИЛЬДЕНСТЕРН. Милорд, моё рвенье быть вам полезным невольно выдаёт мою безмерную заботу о вас.

ГАМЛЕТ. У вас слишком сложные мотивировки — мне их не понять. Лучше сыграйте что-нибудь на флейте.

ГИЛЬДЕНСТЕРН. Милорд, я не могу.

ГАМЛЕТ. Я прошу вас.

ГИЛЬДЕНСТЕРН. Я не могу, поверьте.

ГАМЛЕТ. Да не стесняйтесь вы, ей-богу.

ГИЛЬДЕНСТЕРН. Я не владею техникой игры, милорд.

ГАМЛЕТ. Она не труднее вранья: выдувайте губами звуки в нужной вам последовательности, и они приобретут подобие смысла. Вот клапаны — всё просто.

ГИЛЬДЕНСТЕРН. Я не смогу сложить эти звуки в гармонию: у меня нет музыкального образования.

ГАМЛЕТ. Выходит, меня вы считаете более доступным для употребления механизмом. На мне вы берётесь играть, для знания моих клапанов вам образования не требуется; чтобы лезть ко мне в душу, вы достаточно образованы, мой диапазон изучен вами снизу доверху, а извлечь звук из этой маленькой игрушки, обладающей чудесным мелодичным голосом, вы не в состоянии. Проклятье, по-вашему, я что же, проще флейты? Нет, дорогой мой: каким бы инструментом вы меня ни посчитали, даже если вы меня сломаете, сыграть на мне вам не удастся.

(Входит Полоний.)

            Благослови вас Бог, сэр.

ПОЛОНИЙ. Милорд, с вами хочет говорить королева, причём безотлагательно.

ГАМЛЕТ. Посмотрите: вон то облако очень напоминает верблюда, не правда ли?

ПОЛОНИЙ. Клянусь мессой, — очень сильно напоминает верблюда.

ГАМЛЕТ. Нет, скорее горностая.

ПОЛОНИЙ. Изгиб спины — как у горностая.

ГАМЛЕТ. Или как у кита?

ПОЛОНИЙ. Или как у кита.

ГАМЛЕТ. Ну что ж, пойду нанесу визит моей матери. — С ума сойдёшь с этими дураками. — Я уже иду.

ПОЛОНИЙ. Я так и передам. (Уходит.)

ГАМЛЕТ. Легко сказать: уже. — До встречи, друзья.

(Все, кроме Гамлета, уходят.)

            Вот и настала колдовская ночь:
            Гробы открылись, выпустив дыханье
            Проснувшегося ада в этот мир.
            В такую ночь напиться свежей крови
            Естественно, как днём — глотнуть воды.
            Общенье с матерью в такое время
            Во мне Нерона может пробудить,
            И если мне изменит чувство меры,
            То обвиненье превратится в казнь.
            Язык мой, удержи меня от действий:
            Какое наказанье ни назначь —
            Я только прокурор, а не палач. (Уходит.)

---