____
ДѢЙСТВIЕ ПЕРВОЕ.
<Заглавие и действие вписаны в «стилизованную заставку Жака Лемана». >
СЦЕНА I.
Паркъ въ замкѣ короля наваррскаго.
Входятъ КОРОЛЬ ФЕРДИНАНДЪ , БИРОНЪ,
ЛОНГВИЛЬ и ДЮМЕНЪ .
КОРОЛЬ.
Мессеры, пусть та слава, за которой
Всѣ гонятся при жизни, въ письменахъ
Всегда живетъ надъ нашими гробами
Желѣзными и украшаетъ насъ
Средь безобразья смерти. Время – хищникъ
Прожорливый, но, вопреки ему,
Усиліе одной минуты может
Купить намъ честь и ею иступить
Его косу и вѣчность всю въ наслѣдство
Намъ передать. Поэтому, мои
Воители безстрашные, такими
Я признаю васъ всѣхъ за то, что вы
Сражаетесь съ своими же страстями
И съ арміей безчисленной мірскихъ
Наклонностей и прихотей – пусть въ силѣ
Останется послѣдній нашъ эдиктъ:
Мы сдѣлаемъ Наварру чудомъ міра,
Смиренной академіей нашъ дворъ,
И въ ней себя мы посвятимъ отнын
Спокойному искусства созерцанью.
Вы всѣ, Дюменъ, Лонгвиль и Биронъ, мнѣ
Вѣдь поклялись, что будете три года
Со мною жить товарищами всѣхъ
Моихъ трудовъ, и исполнять законы,
Которые на этой вотъ доскѣ
Начертаны. Произнесли вы клятву –
Теперь ее должны вы подписать,
Чтобъ честь того, кто букву въ ней нарушитъ
Его же собственной рукой была
Поражена. Итакъ, коль вы готовы
Серьезный вашъ обѣтъ исполнить, начертайте
Здѣсь ваши имена и клятву исполняйте.
ЛОНГВИЛЬ.
Рѣшился я. Три года, вѣдь, всего
Продлится постъ: поголодаетъ тѣло,
За то душа насытится вполнѣ.
124
Тощъ мозгъ у толстыхъ брюхъ; кормись роскошной пищей,
Такъ растолстѣешь весь, но умъ твой станетъ нищій.
Д ЮМЕНЪ.
Мой дорогой монархъ – и вашъ Дюменъ
Смирилъ себя; рабамъ презрѣннымъ міра
Животнаго онъ оставляетъ всѣ
Животныя, мірскія наслажденья.
Для роскоши, любви и славы я умру,
Чтобъ жить философомъ въ стремленіи къ добру.
Б ИРОНЪ.
Мой государь, все, что они сказали,
Я повторить могу лишь въ отношеньи
Того, въ чемъ клялся; клялся я жъ
Три года здѣсь учиться. Но еще
Не мало есть другихъ обѣтовъ строгихъ,
Какъ, напримѣръ, три года не смотрѣть
На женщину – условіе, надѣюсь,
Которое не включено въ уставъ;
Иль день одинъ въ недѣлю быть безъ пищи
И, сверхъ того, всѣ остальные дни
Не ѣсть двухъ блюдъ – условіе, надѣюсь,
Которое не включено въ уставъ;
Иль, наконецъ, спать по ночамъ не больше
Какъ три часа, а днемъ ужъ никогда
Не смѣть вздремнуть, когда какъ славно ночью
Привыкъ я спать и даже часто день
Въ ночь обращать – условіе, надѣюсь,
Которое не включено въ уставъ.
О, жизнь безцвѣтная и тяжкая: поститься,
На женщинъ не смотрѣть, не спать и все учиться!
К ОРОЛЬ.
Такъ жить велитъ тебѣ твой клятвенный обѣтъ.
Б ИРОНЪ.
Позвольте, государь, сказать на это: нѣтъ.
Я клятву только далъ – три года здѣсь остаться
И съ вами, мой король, наукой заниматься.
К ОРОЛЬ.
Но съ этой клятвою, вѣдь, ты соединилъ
И остальныя всѣ.
Б ИРОНЪ.
О, если такъ, то былъ
Мой шуткою обѣтъ. Какая цѣль ученья,
Позвольте мнѣ спросить?
К ОРОЛЬ.
Какая? Безъ сомнѣнья,
То узнавать, чего иначе никому
Нельзя узнать.
Б ИРОНЪ.
Все то, конечно, что уму
Обыкновенному – закрытая преграда?
К ОРОЛЬ.
Да – вотъ ученія небесная награда.
Б ИРОНЪ.
Ну, если это такъ – клянусь я изучать
Все, что по вашему запрещено мнѣ знать:
Такъ, напримѣръ, всегда изслѣдовать, гдѣ можно
Попировать, когда пиры запрещены;
Иль гдѣ съ красавицей сходиться осторожно,
Когда красавицы отъ глазъ удалены;
Иль какъ не исполнять суроваго обѣта,
Не становясь при томъ безчестнымъ. Если это
Ученья цѣль и плодъ, то радъ я изучать
Все то, что безъ него не могъ бы я узнать.
Дамъ въ этомъ клятву я и клятвы не нарушу.
К ОРОЛЬ.
Но эти вещи всѣ влекутъ и умъ и душу
Къ утѣхамъ суетнымъ – и, именно, онѣ
Мѣшаютъ изучать науку въ тишинѣ.
Б ИРОНЪ.
Утѣхи суетны – я соглашаюсь съ вами,
Но тѣ всѣхъ суетнѣй, которыя трудами
Пріобрѣтаются и кромѣ ужъ труда
Не могутъ ничего доставить никогда.
Такъ: книгу изучать съ мучительнымъ вниманьемъ
И свѣта истины искать въ ней много лѣтъ,
Межъ-тѣмъ какъ истина слѣпитъ своимъ сіяньемъ;
Свѣтъ, свѣта ищущій, у свѣта крадетъ свѣтъ;
И прежде, чѣмъ найдешь ты свѣтъ во мракѣ этомъ,
Ослѣпнувшій твой глазъ навѣкъ простится съ свѣтомъ.
Нѣтъ, научи меня, какъ услаждать мой взглядъ
Другими взорами, которыхъ блескъ прекрасный
Служилъ бы для моихъ источникомъ отрадъ
И, ослѣпляя ихъ, свѣтилъ звѣздою ясной.
Наука – то жъ, что блескъ солнечныхъ лучей.
Которыхъ дерзкій взоръ извѣдать не дерзаетъ.
И вѣчный труженикъ пріобрѣтаетъ въ ней
Лишь славу жалкую, которую стяжаетъ
Чужими книгами. Взгляните на земныхъ
Всѣхъ воспріемниковъ, что имена находятъ
Для каждой звѣздочки; съ такой же пользой бродятъ
125
Они среди ночей блистающихъ своихъ,
Какую для себя и неучъ извлекаетъ
Изъ созерцанья звѣздъ. Кто слишкомъ много знаетъ,
Тому лишь суждено пустую славу знать –
И могутъ имена всѣ крестные давать.
К ОРОЛЬ.
Съ какой ученостью возсталъ онъ на ученье!
Д ЮМЕНЪ.
Какъ быстро онъ идетъ, чтобъ прекратить движенье!
Л ОНГВИЛЬ.
И, доброе зерно выбрасывая вонъ,
Негодную траву оставить хочетъ онъ.
Б ИРОНЪ.
Весна близка, когда у птицъ родятся дѣти.
Д ЮМЕНЪ.
Но что жъ изъ этого?
Б ИРОНЪ.
То, что всему на свѣтѣ
Свой часъ и мѣсто есть.
К ОРОЛЬ.
Походишь, Биронъ, ты
На тотъ завистливый морозъ, который гложетъ
Перворожденные весенніе цвѣты.
Б ИРОНЪ.
Ну, что жъ, не спорю я. Да развѣ лѣто можетъ
Подняться съ гордостью, пока у птицы нѣтъ
Причины пѣть начать? Могу-ль я восхищаться
Тѣмъ, что до времени рождается на свѣтъ?
Въ рождественскій морозъ не стану я стараться
Добыть букетъ изъ розъ, такъ точно какъ искать
Не стану снѣга я, когда цвѣтетъ природа
Всей майской прелестью; на все есть время года,
И въ это время лишь люблю я все вкушать.
Такъ и для васъ давно прошла пора ученья:
Чтобъ дверь открыть, зачѣмъ вамъ лѣзть на верхъ строенья?
К ОРОЛЬ.
Тебя не держимъ мы; ступай себѣ домой.
Б ИРОНЪ.
О, нѣтъ; я клятву далъ, король любезный мой,
Остаться съ вами здѣсь. Въ защиту грубой лѣни
Я больше говорилъ, чѣмъ вы могли бъ сказать
Въ защиту ангела науки, тѣмъ не менѣ
Свой клятвенный обѣтъ я буду исполнять
И каждый день трехъ лѣтъ сносить мои лишенья.
Позвольте жъ мнѣ теперь уставъ вашъ для прочтенья –
И всѣ строжайшія условія его
Я подпишу.
К ОРОЛЬ.
Не могъ ты лучше ничего
Найти для выкупа позора твоего.
Б ИРОНЪ (читаетъ). « Item – никакая женщина не должна подходить къ моему дворцу ближе, чѣмъ на одну милю». Обнародовано уже это условіе?
Л ОНГВИЛЬ. Да, четыре дня тому назадъ.
Б ИРОНЪ. Посмотримъ, подъ страхомъ какого наказанья? (Читаетъ). «Подъ страхомъ лишенія языка». Кто придумалъ это наказаніе?
Л ОНГВИЛЬ.
Придумалъ лично я его.
Б ИРОНЪ.
Спросить позвольте, для чего?
Л ОНГВИЛЬ.
Чтобъ прогоняла ихъ боязнь такихъ мученій.
Б ИРОНЪ.
Опаснѣйшій законъ для свѣтскихъ отношеній!
(Читаетъ). « Item – всякій мужчина, застигнутый въ разговорѣ съ женщиною въ теченіе этихъ трехъ лѣтъ, подвергнется такому публичному и позорному наказанію, какое всѣ остальные придворные найдутъ нужнымъ опредѣлить».
Пунктъ этотъ, государь, нарушите вы сами:
Вы знаете, на дняхъ пріѣхать къ намъ должна
Принцесса Франціи для разговора съ вами –
Величья, красоты исполнена она.
Ея поѣздки цѣль – уступку Аквитаньи
Скорѣй исхлопотать у васъ для своего
Больного, дряхлаго отца – и оттого
Напрасно этотъ пунктъ поставленъ въ предписаньи,
Иль понапрасну въ путь собралася сюда
Принцесса славная.
К ОРОЛЬ.
Ну, что вы, господа,
На это скажете? Вѣдь, точно, не имѣли
Мы этого въ виду.
Б ИРОНЪ.
Вотъ такъ-то странно къ цѣли
Идетъ занятіе наукою: оно
12 6
Не дѣлаетъ того, что дѣлать бы должно,
А гонится за тѣмъ, что пріобрѣсть желаетъ;
Когда же наконецъ оно и настигаетъ
Давно желанное, то въ случаѣ такомъ
На взятье города, спаленнаго огнемъ,
Похожъ его успѣхъ: въ одно и то жъ мгновенье
И пріобрѣтенье, и вѣчное лишенье.
К ОРОЛЬ.
Нарушить этотъ пунктъ невольно долженъ я:
Вѣдь, обусловлено прибытіе ея
Необходимостью.
Б ИРОНЪ.
Необходимость эта
Три тысячи разовъ и насъ въ три эти лѣта
Понудитъ преступить нашъ клятвенный обѣтъ.
Вѣдь, каждый человѣкъ родился ужъ на свѣтъ
Съ страстями, государь – и божья благость только
Ихъ можетъ усмирить; насиліе жъ – нисколько.
Поэтому, когда нарушу клятву я,
То оправдаюсь тѣмъ, что вся вина моя –
Необходимости послѣдствіе.
(Подписываетъ бумагу).
Скрѣпляю
Законъ вашъ подписью и смѣло объявляю,
Что кто нарушитъ въ немъ малѣйшую статью,
Покроется навѣкъ позоромъ; искушенья,
Вѣдь, входятъ въ души всѣхъ такъ точно, какъ въ мою;
Но хоть на нашъ обѣтъ и съ чувствомъ отвращенья,
Повидимому, я смотрю, сомнѣнья нѣтъ,
Что я ужъ послѣ всѣхъ нарушу мой обѣтъ.
Но неужель у насъ останутся въ изгнаньи
Всѣ развлеченія и шутки?
К ОРОЛЬ.
Нѣтъ, мессеръ.
Здѣсь есть, вы знаете, пріѣзжій изъ Испаньи;
По знанью новыхъ модъ онъ первый кавалеръ;
Въ мозгу его – рудникъ, откуда извлекаетъ
Онъ фразы пышныя; звукъ собственныхъ рѣчей
Онъ восхитительной гармоніей считаетъ.
При этомъ онъ одинъ изъ милыхъ тѣхъ людей,
Кого зоветъ и тотъ, кто виноватъ, и правый,
Чтобъ разрѣшать ихъ споръ. Вотъ онъ-то, господа,
Дитя фантазіи, Армадо величавый,
Во время отдыха отъ нашего труда,
Намъ будетъ излагать въ рѣчахъ своихъ кудрявыхъ
Дѣла и подвиги тѣхъ рыцарей-бойцовъ
Испанскихъ жаркихъ странъ, что падали въ кровавыхъ
Междоусобіяхъ и спорахъ тѣхъ вѣковъ.
На сколько васъ займетъ все это – я не знаю;
Но что касается меня, то увѣряю,
Что слушать ложь его люблю – и потому
Его въ число своихъ забавниковъ возьму.
Б ИРОНЪ.
Армадо – славное созданіе природы:
И жаркій говорунъ, и вѣрный рыцарь моды.
Л ОНГВИЛЬ.
Онъ и пастухъ Башка насъ будутъ веселить.
Три года не бѣда за книгами прожить!
Входитъ Т УПИЦА съ письмомъ и Б АШКА .
Т УПИЦА . Гдѣ собственная особа короля?
Б ИРОНЪ . Вотъ она, любезный; чего тебѣ надо?
Т УПИЦА . Я самъ представляю собою его особу, ибо я полицейскій служитель его величества; но я хотѣлъ бы видѣть его собственную особу во плоти и крови.
Б ИРОНЪ . Вотъ король.
Т УПИЦА . Мессеръ Арм… Арм… свидѣтельствуетъ вамъ свое почтеніе. Случилось скверное дѣло; подробности изволите увидѣть изъ этого письма.
Б АШКА. Государь, содержаніе его касается также меня.
К ОРОЛЬ. Письмо отъ достославнаго Армадо.
Б ИРОНЪ . Какъ ни ничтожно, можетъ быть, содержаніе его, но изложеніе, съ божьею помощью, вѣрно окажется величественное.
Л ОНГВИЛЬ. Величественное изложеніе ничтожнаго предмета! Пошли намъ, Господи, терпѣнье!
Б ИРОНЪ . Терпѣнье слушать или воздержаться отъ смѣха?
Л ОНГВИЛЬ. Терпѣнье слушать, скрѣпя сердце, и смѣяться не слишкомъ сильно, или воздержаться отъ того и другого.
Б ИРОНЪ . Пожалуй. Пусть самый слогъ письма укажетъ намъ степень смѣха.
Б АШКА. Содержаніе этого письма, государь, составляю я, на сколько это касается Жакнетты. Дѣло въ томъ, что я былъ пойманъ на дѣлѣ.
Б ИРОНЪ . На какомъ дѣлѣ?
Б АШКА. То-есть, собственно не на одномъ дѣлѣ, а на трехъ дѣлахъ.
12 7
Во-первыхъ, меня видѣли съ нею на мызѣ; во-вторыхъ, видѣли, какъ я сидѣлъ съ нею; въ третьихъ, видѣли, какъ я слѣдовалъ за нею въ паркѣ. Всѣ эти три дѣла, вмѣстѣ взятыя, составляютъ одно дѣло.
К ОРОЛЬ. Какой же результатъ всего этого?
Б АШКА. А результатъ будетъ такой, какое будетъ мое наказаніе – и да защититъ Богъ правое дѣло!
К ОРОЛЬ. Хотите выслушать это письмо со вниманіемъ?
Б ИРОНЪ . Выслушаемъ, какъ оракула.
Б АШКА. Такова натура человѣка: слушать голосъ плоти.
К ОРОЛЬ ( читаетъ ). «Великій намѣстникъ, вице-король небесной тверди и единственный властитель Наварры, земной богъ моей души и питающій покровитель моего тѣла!...»
Б АШКА. До сихъ поръ ни слова о Башкѣ.
К ОРОЛЬ ( читаетъ ). «Дѣло въ томъ…»
Б АШКА. Дѣло только можетъ быть въ томъ; но если онъ утверждаетъ положительно, что дѣло въ томъ, то не стоитъ, чтобъ съ нимъ самимъ имѣли какое-нибудь дѣло.
К ОРОЛЬ. Миръ…
Б АШКА. Да будетъ со мною и со всякимъ, кто боится драться!
К ОРОЛЬ. Ни слова!
Б АШКА. О чужихъ тайнахъ – объ этомъ и я умоляю васъ.
К ОРОЛЬ ( читаетъ ). «Дѣло въ томъ, что удрученный меланхоліей мрачнаго цвѣта я поручилъ черное и гнетущее настроеніе мое цѣлительному леченію твоего, здоровье приносящаго, воздуха – и, клянусь своей дворянской честью, предпринялъ прогулку. Въ какое время? Въ шестомъ часу, когда животныя пасутся съ самымъ большимъ аппетитомъ, когда птицы клюютъ усерднѣе, чѣмъ когда-либо, а люди сидятъ за тою трапезой, которая называется ужиномъ – вотъ въ какое время. Затѣмъ, по чему? Я хочу сказать, по чему я ходилъ? Ходилъ по твоему парку. Наконецъ, въ какомъ мѣстѣ? Я хочу сказать, въ какомъ мѣстѣ привелось мнѣ быть свидѣтелемъ той грязной и въ высшей степени возмутительной сцены, что извлекаетъ изъ моего бѣлоснѣжнаго пера, черное, какъ смоль, чернило, которое въ настоящую минуту ты видишь, усматриваешь или созерцаешь? Итакъ, въ какомъ мѣстѣ? Оно лежитъ къ сѣверо-востоку отъ западнаго угла твоего причудливо-извилистаго сада. Тутъ я увидѣлъ этого пастуха съ низкою душою, этого презрѣннаго червяка, увеселяющаго твою особу…»
Б АШКА. Меня!
К ОРОЛЬ ( читаетъ ). «…это невѣжественное, мало-образованное созданье…»
Б АШКА. Меня!
К ОРОЛЬ ( читаетъ ). «… этого жалкаго вассала…»
Б АШКА. Опять-таки меня!
К ОРОЛЬ ( читаетъ ). «…который, сколько я помню, носитъ названье Башка».
Б АШКА. О, это я, самъ я!
К ОРОЛЬ ( читаетъ ). «…въ обществѣ и сообществѣ, вопреки твоему постановленному и обнародованному закону и изданному повелѣнію, съ… О! съ… Но мнѣ больно и страшно сказать, съ кѣмъ…»
Б АШКА. Съ женщиной.
К ОРОЛЬ ( читаетъ ). «…съ дщерью нашей бабушки Еввы, съ созданіемъ женскаго рода, или чтобы выразиться яснѣе для твоего нѣжнаго пониманія – съ женщиной. Побуждаемый ненарушимымъ чувствомъ моего долга, я посылаю его къ тебѣ для полученія причитающейся ему доли наказанія; посылаю въ сопровожденіи чиновника твоего драгоцѣннаго величества, Антона Тупицы, человѣка, пользующагося прекрасною репутаціею, прекраснымъ именемъ и значеніемъ.»
Т УПИЦА. Это обо мнѣ, съ вашего позволенія; я – Антонъ Тупица.
К ОРОЛЬ ( читаетъ ). «Что касается Жакнетты – таково имя болѣе слабаго сосуда, застигнутаго мною съ вышеупомянутымъ пастухомъ – то я удержу ее у себя, какъ сосудъ для строгости твоего закона, и, при малѣйшемъ драгоцѣнномъ мановеніи твоемъ, приведу ее на судъ твой, со всѣми чувствами искренняго и сердцесожигающаго жара преданности,
Донъ-Адріано де Армадо».
Б ИРОНЪ . Письмо не такъ хорошо, какъ я ожидалъ, но лучше всего, что мнѣ приходилось до сихъ поръ слышать.
К ОРОЛЬ. Да, самое лучшее изъ самаго сквернаго. (Башкѣ). Но ты, пріятель, что скажешь на это?
Б АШКА. Государь, насчетъ женщины я не отпираюсь.
К ОРОЛЬ. Ты слышалъ про новый законъ?
Б АШКА. Слышать-то очень слышалъ, только вниманія большого не обратилъ.
К ОРОЛЬ. Было объявлено, что кого застанутъ съ женщиной, тотъ подвергнется годичному тюремному заключенію.
128
Б АШКА. Меня застали, ваше величество, не съ женщиной, а съ барышней.
К ОРОЛЬ. Въ законѣ было упомянуто и о барышнѣ.
Б АШКА. Да и не съ барышней, государь; это была дѣвственница.
К ОРОЛЬ. И это запрещено; законъ объявилъ и о дѣвственницѣ.
Б АШКА. Если такъ, то я отвергаю ея дѣвственность. Меня застали просто съ незамужней дѣвушкой.
К ОРОЛЬ. Эта дѣвушка не пригодится тебѣ, любезнѣйшій, для твоего спасенья.
Б АШКА. Эта дѣвушка пригодится мнѣ для кой-чего, ваше величество.
К ОРОЛЬ. Я сейчасъ произнесу твой приговоръ: ты будешь цѣлую недѣлю поститься, сидя на хлѣбѣ и водѣ.
Б АШКА. Мнѣ было бы пріятнѣе цѣлый мѣсяцъ молиться, сидя на баранинѣ и супѣ.
К ОРОЛЬ.
И донъ-Армадо будетъ стражъ твой. Биронъ,
Прошу васъ наблюсти, чтобъ онъ ему
Былъ сданъ. А мы теперь пойдемъ, мессеры,
То примѣнять на дѣлѣ, въ чемъ теперь
Торжественно другъ другу присягнули.
(Король, Лонгвиль и Дюменъ уходятъ).
БИРОНЪ .
Я голову поставлю противъ шляпы
Любого встрѣчнаго, что эти всѣ
Законы ихъ и клятвы скоро станутъ
Посмѣшищемъ позорнымъ. Шутъ, идемъ!
БАШКА. Я страдаю за правду, мессеръ, потому что сущая правда, что меня застали съ Жакнеттой и что Жакнетта дѣйствительно дѣвушка; и потому привѣтствую тебя, о горькая чаша счастья! Скорбь еще улыбнется мнѣ когда-нибудь, а до тѣхъ поръ сиди около меня, печаль! (Уходятъ).
‑‑
СЦЕНА II.
Другая часть того же парка.
Входятъ А РМАДО и М ОЛЬ .
А РМАДО. Дитя, что означаетъ, когда человѣкъ съ высокою душою впадаетъ въ меланхолію?
М ОЛЬ. Несомнѣнно означаетъ, что имъ овладѣетъ печаль.
А РМАДО. Но развѣ, дорогой мой малютка, меланхолія и печаль не одно и то же?
М ОЛЬ. О, нѣтъ, мессеръ: совсѣмъ не одно и то же!
А РМАДО. Чѣмъ же ты опредѣлишь различіе между печалью и меланхоліею, мой нѣжный юноша?
М ОЛЬ. Нагляднымъ изображеніемъ ихъ послѣдствій, мой жесткій синьоръ.
А РМАДО. Почему называешь ты меня жесткимъ синьоромъ, именно – жесткимъ синьоромъ?
М ОЛЬ. А почему вы называете меня нѣжнымъ юношей, именно — нѣжнымъ юношей?
А РМАДО. Я употребилъ слова «нѣжный юноша», какъ умѣстный эпитетъ, приличествующій твоему юному возрасту, который можно назвать нѣжнымъ.
М ОЛЬ. А я употребилъ слова «жесткій синьоръ», какъ идущія къ вашимъ преклоннымъ лѣтамъ, которыя можно назвать жесткими.
А РМАДО. Мило и ловко.
М ОЛЬ. Какъ прикажете понимать это? Что я милъ, а мои слова ловки, или что я ловокъ, а мои слова милы?
А РМАДО. Ты милъ, потому что малъ.
М ОЛЬ. Стало-быть, мало милъ, если самъ малъ. А почему же я ловокъ?
А РМАДО. Потому ловокъ, что изворотливъ.
М ОЛЬ. Это вы въ похвалу мнѣ говорите?
А РМАДО. Въ заслуженную похвалу.
М ОЛЬ. Я точно также похвалю угря.
А РМАДО. Да развѣ угорь уменъ?
М ОЛЬ. Угорь тоже изворотливъ.
А РМАДО. Я говорю, что ты изворотливъ въ отвѣтахъ. Ты разгорячаешь мою кровь.
М ОЛЬ. Вотъ я и получилъ отвѣтъ.
А РМАДО. Я не люблю, чтобъ мнѣ перечили.
М ОЛЬ (въ сторону). Любишь кататься, люби и саночки возить.
А РМАДО. Я обѣщалъ учиться три года съ королемъ.
М ОЛЬ. Вы могли бы выучиться въ одинъ часъ.
А РМАДО. Это невозможно.
М ОЛЬ. Сколько выйдетъ въ итогѣ, если одинъ повторить три раза?
А РМАДО. Я не силенъ въ ариѳметикѣ, это дѣло цѣловальника.
М ОЛЬ. А вы, мессеръ, дворянинъ и игрокъ.
А РМАДО. Сознаюсь въ томъ и другомъ. Дворянство и игра вполнѣ полируютъ человѣка.
М ОЛЬ. Въ такомъ случаѣ, я увѣренъ,
12 9
< На странице 129 расположена иллюстрация. >
130
что вы знаете, сколько составляютъ двойка и тузъ?
А РМАДО. Составляютъ однимъ больше, чѣмъ два.
М ОЛЬ. То-есть — то, что въ простонародьи называется три.
А РМАДО. Вѣрно.
М ОЛЬ. Вотъ видите, какъ легко учиться! Три вы изучили прежде, чѣмъ успѣли три раза моргнуть глазомъ; а какъ не трудно прибавить слово «года» къ слову «три» и изучить три года въ двухъ словахъ — это вамъ скажетъ пляшущая лошадь.
А РМАДО. Превосходное вычисленіе...
М ОЛЬ (въ сторону). Сдѣланное для того, чтобъ доказать, что ты — нуль.
А РМАДО. Теперь я сознаюсь тебѣ, что я влюбленъ, и какъ низко для воина быть влюбленнымъ, точно также низка по происхожденію женщина, которую я люблю. Если бъ обнаженіемъ меча противъ моей страсти я могъ освободить себя отъ этой богопротивной страсти, я взялъ бы въ плѣнъ мое вожделѣніе и отдалъ бы его какому-нибудь французскому придворному въ обмѣнъ на новоизобрѣтенный комплиментъ. Для меня постыдно вздыхать и мнѣ хотѣлось бы отречься отъ Купидона. Утѣшь меня, дитя: скажи, к a к ie великіе люди были влюблены?
М ОЛЬ. Геркулесъ, мессеръ.
А РМАДО. Сладчайшій Геркулесъ! Поименуй еще какіе-нибудь авторитеты, дорогой малютка; побольше авторитетовъ, и пусть они будутъ, милое дитя мое, людьми добропорядочными и почтенными.
М ОЛЬ. Самсонъ, мессеръ. Онъ былъ человѣкъ порядочный, даже очень порядочный, потому что отнесъ однажды на своей спинѣ, точно носильщикъ, весьма порядочную ношу — городскія ворота.
А РМАДО. О, сильный Самсонъ! о, могущественный Самсонъ! Я на столько же превосхожу тебя въ искусствѣ владѣть мечомъ, на сколько ты превосходишь меня въ умѣньи таскать на себѣ ворота! Я тоже влюбленъ. Кто была возлюбленная Самсона, мой дорогой Моль?
М ОЛЬ. Женщина, мессеръ.
А РМАДО. Какого цвѣта?
М ОЛЬ. Всѣхъ четырехъ, или трехъ, или двухъ, или одного изъ четырехъ.
А РМАДО. Скажи мнѣ съ точностью, какого?
М ОЛЬ. Зеленаго, мессеръ.
А РМАДО. Это одинъ изъ четырехъ?
М ОЛЬ. Да, судя по тому, что я читалъ — и притомъ самый лучшій изъ всѣхъ.
А РМАДО. Зеленый цвѣтъ дѣйствительно цвѣтъ влюбленныхъ; но имѣть возлюбленную такого цвѣта — этого, по моему мнѣнію, Самсону незачѣмъ было дѣлать. Вѣрно, онъ любилъ ее за умъ?
М ОЛЬ. Именно, мессеръ, потому что у нея былъ цвѣтущій, зеленый умъ.
А РМАДО. Моя возлюбленная самаго чистаго бѣлаго и розоваго цвѣта.
М ОЛЬ. Подъ этими красками, мессеръ скрываются самыя нечистыя мысли.
А РМАДО. Объяснись, объяснись, благовоспитанный юноша.
М ОЛЬ. Да помогутъ мнѣ умъ моего отца и языкъ моей матери.
А РМАДО. Трогательное воззваніе ребенка! весьма граціозное и патетическое!
М ОЛЬ.
Коль дѣвица бѣла и румяна лицомъ,
Ей проступки свои укрывать нипочемъ.
Согрѣшила — сейчасъ покраснѣетъ она,
Испугается — станетъ блѣдна.
Потому-то проступокъ ея или страхъ
Никогда не прочтешь у нея на щекахъ —
Вѣдь, при томъ и другомъ натураленъ ихъ цвѣтъ,
Никогда измѣненія нѣтъ.
Вотъ опасные стихи, мессеръ, для бѣлаго и краснаго цвѣта.
А РМАДО. Скажи, малютка, вѣдь есть какая-то баллада о королѣ и нищей?
М ОЛЬ. Міръ провинился сочиненіемъ такой баллады три вѣка тому назадъ, но теперь, я полагаю, ее найти нельзя, а если бы и можно, то ни слова ея, ни музыка не пригодились бы въ этомъ случаѣ.
А РМАДО. Я хочу написать что-нибудь новое на эту тему, чтобы какимъ-нибудь предшествующимъ авторитетомъ оправдать мое преступное увлеченіе. Дитя, я влюбленъ въ ту поселянку, которую засталъ въ паркѣ съ разсуждающимъ животнымъ, Башкой. И она вполнѣ заслуживаетъ...
М ОЛЬ (въсторону). Быть высѣченною, но даже и при этомъ имѣть получше любовника, чѣмъ мой господинъ.
А РМАДО. Пой, дитя: мнѣ грустно и тяжело отъ любви.
М ОЛЬ (въ сторону). Удивительное дѣло: тяжело отъ любви къ легкой женщинѣ.
А РМАДО. Пой, прошу тебя.
М ОЛЬ. Потерпите, пока пройдетъ эта компанія.
13 1
Входятъ Т УПИЦА , Б АШКА и Ж АКНЕТТА.
Т УПИЦА. Мессеръ, королю угодно, чтобы вы имѣли надзоръ за Башкой и не доставляли ему никакого удовольствія, но въ то же время и не причиняли никакого вреда, заставляя только поститься три дня въ недѣлю. Что касается этой барышни, то мнѣ приказано держать ее въ паркѣ, какъ молочницу. Честь имѣю кланяться.
А РМАДО. Я измѣняю себѣ, краснѣя. Дѣвушка!
Ж АКНЕТТА. Что, мужчина?
А РМАДО. Я посѣщу тебя въ твоемъ сараѣ.
Ж АКНЕТТА. Вотъ что!
А РМАДО. Я знаю, гдѣ онъ находится.
Ж АКНЕТТА. Господи, какой вы ученый человѣкъ!
А РМАДО. Я поразскажу тебѣ дивныя вещи.
Ж АКНЕТТА. Съ этимъ-то лицомъ?
А РМАДО. Я люблю тебя.
Ж АКНЕТТА. Слышу не впервые!
А РМАДО. А затѣмъ — прощай!
Ж АКНЕТТА. Да сопутствуетъ вамъ хорошая погода!
Т УПИЦА. Идемъ, Жакнетта, идемъ!
(Тупица и Жакнетта уходятъ).
А РМАДО. Негодяй, за твои грѣхи ты будешь поститься до тѣхъ поръ, пока не получишь прощенія.
Б АШКА. Слушаю-съ мессеръ; я надѣюсь, что буду поститься не иначе, какъ съ полнымъ желудкомъ.
А РМАДО. Ты будешь наказанъ тяжело.
Б АШКА. За это я вамъ буду благодаренъ больше, чѣмъ ваша прислуга, которую вы награждаете легко.
А РМАДО. Уведите этого негодяя; заприте его.
М ОЛЬ. Пойдемъ, презрѣнный перебѣжчикъ. Маршъ!
Б АШКА. Не запирайте меня, мессеръ: я предпочитаю поститься на свободѣ.
М ОЛЬ. Нѣтъ, это значило бы быть въ одно и то же время связаннымъ и развязаннымъ. Ты отправишься въ тюрьму
Б АШКА. Ну, хорошо! Но если только когда-нибудь я снова увижу прежніе веселые дни скорби, то нѣкоторые люди увидятъ…
М ОЛЬ. Что же нѣкоторые люди увидятъ?
Б АШКА. Ничего, мессеръ Моль, кромѣ того, что имъ будетъ видно. Узникамъ не слѣдуетъ быть слишкомъ скупыми на слова. Поэтому я не скажу ничего. Благодарю Бога за то, что у меня такъ же мало терпѣнія, какъ и у другихъ людей, почему и могу оставаться спокойнымъ.
(Моль и Башка уходятъ).
А РМАДО. Я люблю даже землю, которая низка, попираемую ея башмакомъ, который еще ниже, направляемымъ ея ногою, которая ниже всего. Если я буду любить, то нарушу клятву; а это большое доказательство лживости души. А можетъ ли быть искренна любовь, построенная на лживости? Любовь — домовой; любовь — чортъ; единственный злой духъ — это любовь. А между тѣмъ и Самсонъ подвергнулся такому искушенію, хотя обладалъ удивительной силой, и впалъ въ подобное обольщеніе, хотя былъ очень уменъ. Стрѣла Купидона слишкомъ крѣпка для дубины Геркулеса и, слѣдовательно, слишкомъ крѣпка для испанскаго меча. Первая и вторая причина вызова не помогутъ мнѣ; на passado Купидонъ не обращаетъ вниманія, duello ставитъ ни во-что. Стыдъ его заключается въ томъ, что его называютъ ребенкомъ, а слава — въ томъ, что онъ побѣждаетъ взрослыхъ. Прощай, храбрость! заржавѣй, мечъ мой! замолкни, барабанъ! потому что вашъ повелитель любитъ. Да, онъ влюбленъ. Да поможетъ мнѣ какой-нибудь импровизирующій богъ стиховъ, ибо я увѣренъ, что начну сочинять сонеты! Изобрѣтай, мой умъ! Пиши, мое перо! Я настроенъ на сочиненіе цѣлыхъ фоліантовъ. (Уходитъ).
