Я уже третью ночь не смыкаю глаз, но так и не убедился в правоте ваших слов. Когда она в последний раз ходила во сне?

Когда король ушел в поход, все и началось. Я это видела довольно часто. Она вставала, набрасывала ночное платье, отпирала свой ларец, вынимала какие-то бумаги, раскладывала, что-то писала, перечитывала, и запечатывала снова. И всё – в лунатическом припадке.

Сомнамбулическое состояние – признак болезни, именуемой схизофренией: глубоким раздвоением психической природы. Леди и наслаждается покоем сна, и как бы страдает бессонницей. А кроме этих хождений, она что-нибудь делает? Может быть, разговаривает во сне?

Да, она говорит такое, чего лучше не слышать!

От меня можете не скрывать: врач как священник.

Нет, без свидетелей не рискну повторить: ни вам, ни кому другому.

Смотрите, вот она! Вот так всегда и ходит не просыпается, жизнью вам клянусь! Не сводите с нее глаз. Подойдите поближе.

А где она взяла свечу?

С тумбочки. Она ложится спать только при свете, это ее приказ.

Смотрит прямо на нас.

Но ничего не видит.

Что она делает? Смотрите, трет себе руки!

Это ее главная привычка. Она словно отмывает руки и не может отмыть. Иногда это продолжается четверть часа.

Пятно! Пятно никак не сходит...

Слышите! Она что-то говорит. Надо бы записать, не полагаясь на память.

Сойди, сойди, проклятое пятно!..

Сколько тебе говорить? Ну, исчезать поскорей!..

Бьют часы... Раз и два...

Друг мой, пора, и за дело...

Страшишься преисподней? Как не стыдно?..

Ты солдат, тебе ли привыкать?..

Кто посмеет задавать вопросы?

Короли ответов не дают...

О сколько в этом старце было крови!

Слышите?

Тана файфского жена – где она теперь?..

Неужели я рук не отмою?

Перестаньте дрожать, государь!..

Ты мне мешаешь! Как ты мне мешаешь!..

Да, она пережила нечто такое, что не под силу смертному.

Одному Богу это известно, хотя кое-что она и приоткрыла.

От руки исходит запах крови...

Всех ароматов Аравии мало.

Дамская ручка уже никогда

Пахнуть не будет, как прежде.

Как она стонет! Какую тяжесть таит ее сердце?

Спаси ее небо!

Да, только оно!

Какая страшная цена за королевскую власть!

Не дай Бог никому. Лекарства ее не спасут. Хотя лунатики спокойно умирают, если их совесть ничто не тревожит.

Вымой руки и переоденься.

Как ты бледен! Ты живой мертвец!

Успокойся: ведь Банко в могиле.

Он из гроба не встанет вовек.

Вон что открывается!

Спать, спать, сдать…

Кто-то колотит в ворота...

Ну! Скорее! Скорее!..

Что сделано, того уж не поправишь…

Дай мне руку...

Спать, спать, спать…[1]

Теперь она ляжет?

Как всегда.

Не зря бродила темная молва.

Здесь противоестественное что-то,

А естество противится греху,

Душевные болезни порождая.

Кому довериться душе больной?

Глухой подушке? Нашей королеве

Необходим не врач, а духовник.

Прости Господь нас, грешных. Вы, миледи,

Следите по возможности за ней

И уберите острые предметы.

Молчите обо всем, что этот сон

Поведал нам, – хоть сам я потрясен.

Покойной ночи, доктор.

Уже подходит войско англичан.

Там Сивард и Малькольм – его племянник,

Макдаф. Они возмездием горят.

Увидев их, воспламенится гневом

Пустынник, чуждый всяческих страстей.

Мы с ними встретимся в лесу Бирнамском.

Средь них и Дональбайн?

                                                    Его там нет.

Я видел список: там и юный Сивард.

Есть и мальчишки – так и рвутся в бой!

А этот что?

                            Он укрепляет замок.

Одни твердят, что обезумел он,

Другие храбрецом его считают,

Но все-таки безумным. Ясно всем,

Что распадается его держава.

Теперь ее цепями не стянуть.

К его рукам пристала кровь несчастных,

Зарезанных в ночи исподтишка.

Восстанья – кара за его коварство.

Людей при нем покамест держит страх.

Он, карлик, выкрал мантию гиганта,

Которая болтается на нем.

Теперь и сам он это понимает.

И, верно, презирает сам себя,

И дух его с самим собой в разладе.

К шотландскому хирургу мы пойдем.

Малькольм спасет отчизну от гангрены,

За это кровь свою пролить не жаль.

Чтоб расцвела Шотландия пышнее,

А плевел, захлебнувшись, не воскрес.

Вперед, друзья. Нас ждет Бирнамский лес.

Я не желаю слушать ничего.

Пускай хоть все бегут. Ведь лес Бирнамский

Еще стоит на месте. Что Малькольм?

Его рожала женщина, и, значит,

Он смертен. Мне всеведающий дух

Сказал, что человек, на свет рожденный,

Макбету не опасен. Пусть бегут

К эпикурейцам Англии. Не жалко

Предателей, покуда у меня

Осталась понадежнее броня.

Ты бел, как гусь, обмазанный сметаной.

Ты лучше провались в тартарары

И прокоптись немного в адской печке!

Там десять тысяч.

                                      Гусаков?

                                                           Солдат.

Ступай, скотина! Морду расцарапай:

Подкрасишь свой кисломолочный страх.

Каких еще солдат?

                                      Английских.

                                                                 К черту!

Эй, Сейтон! – Что-то мне не по себе...

Эй, Сейтон! – Или я восторжествую,

Или погибну. Что осталось мне?

Мои года осыпались, как листья,

И я нагим до старости дошел;

Ни дружбы, ни любви, ни преклоненья.

Льстят в голос, а вполголоса клянут –

Вот жизнь моя. Что за нее держаться?

Я не держусь, но не могу уйти. –

Да где ты, Сейтон?

                                          Здесь.

                                                            Какие вести?

 Все подтвердилось.

                                         Принимаю бой.

Пока с моих костей несрубят мясо,

Меча неброшу. Панцирь мне подай.

Еще не время.

                              Я сказал; дай панцирь!

Отправь отряды конные в дозор.

Пусть также перебежчиков хватают

И вешают.

                      Ну, доктор, что с больной?

Душа ее страдает, а не тело.

Ее терзают призраки.

                                           А ты

Попробуй их изгнать и вырви с корнем

Ее печаль, и вытрави в мозгу

Все страхи, и тинктурами забвенья

Страдающую память успокой,

Грудную жабу удали[2]. Сумеешь?

Увы, не все зависит от меня.

Тогда свои никчемные пилюли

Скорми собакам! – Сейтон, затяни

Потуже панцирь! Конницу отправил? –

Сбежали таны, доктор. Кто бы мог,

Исследовав мочу моей державы,

Назвать ее болезнь? Какой ревень,

Какой александрийский лист прочистит

Шотландию от англичан? Ответь!

Тогда тебе не будет равных в мире.

Ты слышал о нашествии?

                                                    Слыхал.

Ну, а теперь и убедился.

                                                 Сейтон!

Возьми мой щит! Хоть в этом нет нужды:

С моей главы не упадет и волос.

Я замка Дунсинанского не сдам,

Пока в поход не двинется Бирнам.

Пойдут деревья? Может быть, и да.

Но я уж точно не вернусь сюда.

Я верю: недалек счастливый час,

Когда Шотландия нам станет домом.

Да, безусловно.

                                  Что это за лес?

Бирнамский, принц.

                                         Срубите все по ветви.

Мы их перед собою понесем

И скроем нашу численность.

                                                           Исполним.

Решил самоуверенный тиран,

Что в Дунсинане выдержит осаду.

Ему не остается ничего

Другого: все, от мала до велика,

Сбегают от него, как от чумы,

А если кто при нем еще остался,

Тот не имел возможности такой.

Быть может. Но об этом скажет бой.

Не будем обольщаться. Мы потом

Всему сполна итоги подведем.

Кто друг, кто враг, что будет с нашим краем, –

Мы очень скоро это все узнаем.

На стенах флаги вешайте. Пускай

Увидит враг, что мы не покоримся,

Хотя повсюду слышен крик «Идут!»,

Но крепости смешны поползновенья

Любых врагов. Пусть держат нас в кольце,

Пока от голода и малярии

Не сдохнут сами.Дал бы я имбой,

Когда бы таны не переметнулись,

Мы вышвырнули б этих англичан.

Эй, что за вопли?

                                     Это крики женщин.

Уже забыл я, что такое страх.

Бывало, пробегал мороз по коже,

Когда я слышал чей-то крик во тьме,

Или от жуткого повествованья

Вставали волосы на голове.

Теперь я – ужас, облеченный плотью.

Меня уже ничто не потрясет.

Что там за крик?

                                    Скончалась королева.

Скончаться б ей попозже: я сейчас

Не вправе расслабляться. Если б завтра,

Все завтра, завтра… Глядь: уже «вчера» –

Вся жизнь твоя. Дошла до эпилога

Трагедия. Огарок догорел.

Жизнь – это призрак, балаган пошлейший:

Марионетки пляшут, а потом

Их убирают в ящик. Жизнь – новелла,

Безумцем пересказанная: бред

И беснование.

                                Чего явился?

Без предисловий: что еще стряслось?

Не знаю, как сказать.

                                              Как есть. Короче.

Сейчас я был в дозоре, государь,

И вдруг увидел, как пришел в движенье

Бирнамский лес.

Ты лжешь, проклятый смерд!

Казните, если я солгал хоть словом,

Но посмотрите: лес ищет на нас!

Его отсюда видно за три мили.

Ну, если это ложь, то я тебя

На дереве повешу вверх ногами,

А если правда, впору самому

Повеситься. Разброд какой-то в мыслях.

Меня теперь ничто не удивит.

Мне черт солгал двусмысленною правдой:

«Пока не двинулся на Дунсинан

Бирнамский лес, ты можешь быть спокоен»,

И лес пошел на Дунсинанский холм!

Ну что ж, тогда сойдемся в чистом поле!

Ведь если на меня пошел Бирнам,

Я все равно погибну, здесь иль там.

Желаю одного: пускай со мною

Обрушатся вселенские устои!

К оружью! Проиграв свою игру,

Кого-нибудь с собой я заберу.

Прочь маскировку! Мытеперь на месте.

Откроем лица. Дядя, этот бой

Начнете вы с отважным вашим сыном.

Мы поведем с Макдафом арьергард,

Как было решено.

                                      Ну что же, с Богом!

Мы уничтожим вражескую рать.

Нельзя нам эту битву проиграть.

Так возвещай же, грозный трубный глас,

Что кровь и смерть пробудятся сейчас!

На русского медведя я похож:

Меня поймали, на цепь посадили

И травят. Не могу я убежать

И остается только огрызаться.

Что ж, выходи, кто не рожден на свет!

Ты мне опасен, остальные – нет.

Эй! Как тебя зовут?

                                         А не боишься

Ответа?

Нет, хотя бы целый ад

Его страшился.

                               Я Макбет.

                                                     Пожалуй,

Не так противно имя Люцифер.

И страшно?

                          Нет, проклятый кровопийца!

Ты лжешь, сейчас я это докажу.

Ты родился – и в том твоя ошибка.

Кто был рожден, тот должен умереть.

Смеюсь я над отродьем человечьим,

Которому со мной сражаться нечем.

Я в самой гуще боя. Где же он?

Нельзя позволить, чтобы он достался

Кому-нибудь другому: ведь тогда

Меня замучат души убиенных.

Не поднимается моя рука

Рубить наемников – убогих кернов.

Эй, отзовись, Макбет! Иль я в ножны

Верну свой меч без боевых зазубрин.

По крикам чувствую, что где-то здесь

Дерется воин необыкновенный.

Фортуна, приведи меня к нему!

О большем я просить тебя не стану.

Оружье складывает гарнизон.

Сдается замок без сопротивленья.

А наши таны бьются словно львы.

Мы победили, это несомненно.

Еще бы! С неприятелем у нас

Один и тот же враг.

Идемте в замок.

Пусть римляне бросаются да меч,

Когда у них неладно с головою.

Нет, лучше буду убивать других,

Пока я жив.

                        Стой, дьяволов приспешник!

Из смертных ты единственный, чью жизнь

Я не хотел бы отнимать. Ступай же.

Довольно крови всех твоих родных.

Неподражаемое лицемерье!

Не нахожу я подходящих слов.

Мой меч тебе ответит.

 

                                               Труд напрасный!

Ты легче можешь воздух поразить.

Бей по другим, по уязвимым шлемам,

Моя же голова защищена

Несокрушимой силою заклятья

От каждого, кто был рожден на свет.

Так больше на заклятье не надейся.

У своего хозяина спроси,

У дьявола, и он тебе ответит,

Что вовсе не рожден на свет Макдаф,

А из утробы матери до срока

Сеченьем кесаревым извлечен.

Отсохни твой язык! Известье это

Меня лишило мужества. Зачем

Поверил я бесовским наважденьям!

В них даже правда лжива. Я не бьюсь

С тобою. Уходи.

                                  Сдавайся, трус!

Будь воплощеньем вечного позора.

Сиди до смерти в клетке на цепи.

Пусть люди поместят тебя в зверинец

Под надписью: «Чудовищный тиран».

Нет! Я не буду ползать пред Малькольмом

И слушать улюлюканье толпы!

Хотя пошел в атаку лес Бирнамский,

Хоть ты, мой недруг, не рожден на свет,

Но я не отступлю перед судьбою

И на тебя оружье подниму.

Кто крикнет: «Стой!» – проклятие тому!

Надеюсь, живы все.

                                         Так не бывает.

И все же мы недорогой ценой

Купили свой успех.

                                       Здесь нет Макдафа

И сына вашего.

                               Он чести долг

Уж заплатил. Он был летами отрок,

А сердцем – муж, и это доказал.

Так он погиб?

                             И вынесен из боя.

Но вам не стоит горевать о нем.

Иначе горе будет бесконечным,

Под стать его достоинствам.

Куда

Он ранен?

                       В лоб.

                                      Тогда он Божий ратник,

Имей сынов я больше, чем волос,

Я не желал бы им судьбы почетней.

Вот панихида скромная моя.

О нет, ваш сын достоин лучшей тризны.

Я справлю сам ее.

                                        Зачем, милорд?

Он долг исполнил. Смерть его прекрасна.

Благослови Господь его.

                                                     Макдаф

Утешит нас.

                            Малькольм, наш повелитель!

Вот голова злодея. Связь времен

Восстановилась. Жемчуга короны,

Твои сподвижники, перед тобой.

Да здравствует Малькольм, король Шотландский!

Да здравствует Шотландии король!

Благодарю за службу, господа.

В Шотландии ввожу я графский титул

И жалую всех танов и родных.

Нас ожидают мирные заботы,

И это будет кропотливый труд.

Вернем друзей, которые бежали

И только тем от гибели спаслись.

Нам также предстоит судить сатрапов,

Подручных деспота с его женой,

Не женщиною, а исчадьем ада.

Она сама покончила с собой.

Хоть много дел, на небо уповая,

Мы примемся за возрожденье края.

А вас, мои друзья, кем он спасен,

Я приглашаю на венчанье в Скон.