Источник: Браун Ф. А. Король Генрихъ IV // Шекспир В. Полное собрание сочинений / Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1903. Т. 2. С. 122-129.
122
Король Генрихъ IV.
Время написанiя и перваго появленiя въ печати обѣихъ частей "Генриха IV" опредѣляется довольно точно: такъ какъ онѣ по содержанiю представляютъ прямое продолженiе "Ричарда II", то а priori вѣроятно, что онѣ возникли непосредственно послѣ этой драмы, которая была напечатана впервые въ 1597 г. безъ имени автора. Заканчивая "Ричарда II", поэтъ уже задумалъ "Генриха IV": это видно изъ разговора только что коронованнаго Генриха съ молодымъ Перси въ первой изъ названныхъ драмъ (V, 3), разговора, показывающаго, что фантазiя поэта уже была занята разработкой типа его любимаго героя, принца Уэльскаго, впослѣдствiи Генриха V. Та же хронологическая связь доказывается, наконецъ, и имѣющимися въ нашемъ распоряженiи внѣшними фактами, относящимися къ исторiи занимающихъ насъ драмъ. Мы знаемъ, что первая часть Генриха IV появилась въ печати уже въ 1598 г. безъ имени автора, которое было прибавлено лишь ко второму изданiю 1599 г.; вторая же часть, возникшая не позже 1599 г., напечатана впервые лишь въ 1600 г. Попытка болѣе точнаго хронологическаго прiуроченiя, сдѣланная Кольеромъ (Collier, 1835), желавшимъ доказать, что работа надъ второй частью была закончена еще до 25 февраля 1598 г., основана на недоразумѣнiи. Впрочемъ, болѣе точная датировка въ данномъ случаѣ и не важна; гораздо важнѣе фактъ, что какъ "Ричардъ II", такъ и обѣ части "Генриха IV" далеко не первыя драматическiя "хроники" Шекспира. Всѣ три части "Генриха VI", а также "Ричардъ III" написаны лѣтъ на 6 – 7 раньше (т. е. около
123
Эти годы, проведенные въ непрерывной работѣ, не пропали даромъ для поэта; хронологическому отличiю вполнѣ соотвѣтствуетъ отличiе художественное и техническое. Прогрессъ въ ростѣ Шекспировскаго генiя бросается въ глаза даже при бѣгломъ сравненiи "Ричарда III" съ "Ричардомъ II" или первой частью "Генриха IV"; тамъ многое еще напоминаетъ его предшественниковъ, въ особенности Марло; здѣсь, наоборотъ, генiй Шекспира окончательно выбрался на свободу, далеко оставивъ за собою всѣхь, кто до него брался за историческiя темы. И превосходство Шекспира бросается въ глаза, несмотря на то, что его "Ричардъ II" во многихъ частностяхъ художественной композицiи сильно напоминаетъ "Эдуарда II" Марло. Значительный шагъ впередъ представляетъ въ особенности первая часть "Генриха IV", которая была своего рода откровенiемъ въ исторiи англiйской драмы, вызвавшимъ всеобщiй восторгъ. Мы приведемъ ниже нѣсколько фактовъ, доказывающихъ, какою широкою популярностью эта "хроника" пользовалась среди современниковъ. Ограничимся пока указанiемъ, что при жизни Шекспира вышло въ свѣтъ, кромѣ указанных уже двухъ изданiй 1598 и 1599 гг., еще три: въ 1604, 1608 и 1613 гг.
Гораздо меньшимъ успѣхомъ пользовалась вторая часть. До смерти поэта она вышла въ одномъ лишь изданiи въ 1600 году, что служитъ неоспоримымъ доказательствомъ меньшей ея популярности. Дѣйствительно, и теперь еще, когда мы вспоминаемъ напр. о "толстомъ рыцарѣ" Фальстафѣ, намъ припоминаются, прежде всего, чудныя сцены первой части (I, 2; II, 2. 4, V, 4 и другiя). Тѣмъ не менѣе, мы не рѣшились бы повторить приговоръ современниковъ поэта без оговорокъ и должны, во всякомъ случаѣ, признать обѣ части необходимыми звеньями одного цѣлаго; онѣ дополняютъ другъ друга и немыслимы одна безъ другой; во второй части завершается то, что начато въ первой, а первая – необходимое основанiе второй. Онѣ такъ тѣсно связаны между собою, что характеристика какъ композицiи, такъ и отдѣльныхъ типовъ должна имѣть въ виду одновременно обѣ части.
Историческiй матерiалъ, которымъ воспользовался Шекспиръ, сводится къ слѣдующему:
Дѣйствiе, изображенное въ первой части "Генриха IV", обнимаетъ очень незначительный промежутокъ времени: отъ битвы при Гольмдонѣ (14-го сентября 1402 г.), о которой королю приносятъ вѣсть въ первой же сценѣ перваго дѣйствiя, до сраженiя при Шрюсбери (Shrewsbury, 21-го iюля 1403), въ которомъ палъ Гарри Перси и изображенiю котораго посвящены послѣднiя сцены драмы. Въ общемъ, драматическое дѣйствiе здѣсь не расходится съ исторiей, если не считать нѣкоторыхъ мелкихъ отступленiй.
Сильнѣе отклоняется отъ историческихъ фактовъ вторая часть. Поэтъ значительно сдвинулъ событiя, такъ что факты, между которыми на самомъ дѣлѣ были промежутки въ нѣсколько лѣтъ, представляются здѣсь совершающимися непосредственно другъ за другомъ.
Самыя событiя, легшiя въ основу этой второй части, обнимаютъ время отъ 1405 г. до смерти Генриха IV, т. е. до марта 1413 г.
То было время, полное тревогъ и сильныхъ потрясенiй, время переходное отъ средневѣковаго феодальнаго строя къ новому, столь своеобразно сложившемуся въ Англiи. Началось оно уже при Iоаннѣ Безземельномъ (1199-1216 гг.), даровавшемъ своему народу Великую хартiю вольностей (1215 г.). При его сынѣ и наслѣдникѣ Генрихѣ III (1216-1272 гг.), мы впервые встрѣчаемся въ исторiи Англiи съ "парламентомъ".
Этимъ словомъ на первыхъ порахъ обозначалось, впрочемъ, лишь собранiе бароновъ – политическiй факторъ, возникшiй за долго до этого. И только черезъ 50 лѣтъ послѣ Великой хартiи, въ 1265 г., къ совѣщанiямъ были привлечены и представители другихъ сословiй, т. е. возникло то, что впослѣдствiи получило названiе нижней палаты. Во время войнъ при сынѣ Iоанна – Эдуардѣ I (1272-1307 гг.), въ особенности же вслѣдствiе смутъ при его внукѣ, несчастномъ Эдуардѣ II (1307-1327 гг.), значенiе парламента въ государственной жизни Англiи все усиливается, что выразилось особенно ярко въ статутѣ 1322 г., дающемъ уже нѣчто въ родѣ конституцiоннаго правленiя. Развитiе это не прерывается также и безконечными войнами съ Францiей, начавшимися при сынѣ
Эдуарда II – Эдуардѣ III (1327-1377 гг.), и дѣлаетъ значительные успѣхи особенно при внукѣ послѣдняго, слабомъ и безхарактерномъ Ричардѣ II (1377-1399). Это движенiе, приводившее постепенно къ значительному ограниченiю королевской власти, отнюдь, однако, не ослабило значенiя феодальныхъ бароновъ, которые, опираясь на свои традицiонныя права и пользуясь весьма значительными матерiальными средствами, находившимися въ ихъ распоряженiи, прiобрѣтали временами рѣшающее значенiе въ государствѣ, въ особенности послѣ того, какъ со смертью Ричарда II прервалась линiя прямого престолонаслѣдiя и на престолъ вступила младшая линiя Плантагенетовъ, домъ Ланкастеръ, въ лицѣ Генриха IV. Борьба послѣдняго съ непокорными баронами составляетъ главное содержанiе нашихъ драмъ, и лишь войны Алой и Бѣлой Розы между домами Ланкастеръ и Iоркъ (1452‑1485 гг.), кончившiяся восшествiемъ на престолъ новой династiи Тюдоръ, родственной Ланкастерамъ, настолько ослабило феодальное дворянство, что короли могли, опираясь на нижнюю палату, съ болѣе прочнымъ успѣхомъ продолжать борьбу съ баронами, и постепенно лишить ихъ прежнихъ политическихъ прерогативъ.
Въ моментъ, когда открывается дѣйствiе нашихъ драмъ, до этого еще очень далеко. Борьба лишь началась, и Генриху IV пришлось вынести на своихъ плечахъ первые удары ея.
Передъ нами въ его лицѣ въ высшей степени сложный и интересный типъ. Сынъ Iоанна Ганта, герцога Ланкастерскаго, родной внукъ короля Эдуарда III и, стало быть, двоюродный братъ короля Ричарда II, съ которымъ онъ былъ однихъ лѣтъ (оба родились въ 1367 г.), онъ рано пострадалъ отъ смутъ, возникшихъ въ царствованiе этого слабаго короля. Послѣднiй, боясь своего умнаго и энергичнаго родственника, успѣвшаго, несмотря на свою молодость, прiобрѣсти громкую военную славу, и предчувствуя въ немъ соперника, изгналъ его изъ Англiи въ 1398 г., а когда отецъ Генриха, герцогъ Ланкастерскiй, въ 1399 г. умеръ, то король объявилъ его сына лишеннымъ наслѣдства. Это послужило поводомъ къ открытому возстанiю. Генрихъ Болингброкъ (такъ онъ былъ названъ по мѣсту своего рожденiя; оффиціально онъ носилъ титулъ герцога Герфордскаго) высадился въ Англiи съ небольшимъ отрядомъ, быстро разросшимся, такъ какъ со всѣхъ сторонъ къ нему стекался народъ, недовольный правленiемъ Ричарда. Высланное противъ него войско было разбито и, благодаря измѣнѣ со стороны графа Нортомберлэндскаго, играющаго видную роль и въ нашей драмѣ, самъ король вѣроломно былъ схваченъ. Дальнѣйшiя событiя быстро слѣдуютъ одно за другимъ: 29-го сентября того же 1399 г. несчастнаго Ричарда заставляютъ отречься отъ престола, 30-го сентября королемъ провозглашается Генрихъ IV, Ричардъ же отводится въ замокъ Помфретъ, гдѣ уже черезъ нѣсколько недѣль онъ умираетъ, вѣроятно насильственною смертью, причемъ народная молва указывала, конечно, на Генриха, какъ на виновника ея. Такъ оно, вѣроятно, и было; во всякомъ случаѣ, Шекспиръ становится именно на эту точку зрѣнiя: ему нуженъ былъ данный мотивъ столько же для окончанiя драмы "Ричардъ II", сколько для обрисовки объясненiя и дальнѣйшаго развитiя типа Генриха IV.
Послѣднiй, прежде всего, умный, дальновидный и энергичный политикъ, быстро схватывающій суть положенія, быстро и хладнокровно принимающiй рѣшенiя и затѣмъ уже ни передъ чѣмъ не останавливающiйся при ихъ проведенiи. Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, эта натура не вполнѣ цѣльная; честолюбивыми замыслами и безжалостнымъ ихъ выполненiемъ далеко не исчерпывается его внутреннiй мiръ и ими онъ не удовлетворяется. Оказавшись, силою внѣшнихъ обстоятельствъ, во главѣ возстанiя противъ законнаго короля, онъ, влекомый честолюбiемъ, не отказывается отъ послѣдствiй этого положенiя и смѣло беретъ на себя отвѣтственность за все, что отсюда вытекало. Но вмѣстѣ съ тѣмъ ему всегда присуще сознанiе незаконности его дѣйствiй. Достигнувъ престола незаконнымъ путемъ, онъ не только боится потерять свою власть, отлично понимая, какъ умный политикъ, что его ближайшiе друзья и помощники при государственномъ переворотѣ, возведшемъ его на престолъ, необходимо должны явиться и наиболѣе опасными его врагами, когда онъ захочетъ не только называться, но и быть королемъ. Не даромъ онъ пользуется первымъ же случаемъ, чтобы унизить опаснѣйшихъ изъ нихъ – старика Нортомберлэнда и его сына Перси. Но не въ этомъ одномъ дѣло. Къ лихорадочно-энергичной дѣятельности, которую онъ проявляетъ во время борьбы съ
125
Такимъ былъ Генрихъ, повидимому, въ исторiи, таковымъ-же понялъ его и Шекспиръ, заинтересовавшись, конечно, именно этой человѣчной чертой въ нравственномъ обликѣ своего героя. И эта черта, лишь нѣсколько болѣе точно развитая имъ, дала ему возможность создать изъ него почти трагическiй типъ. На ней Шекспиръ исключительно и останавливается. Политика короля, помимо борьбы его съ бунтовщиками, его нисколько не интересуетъ, хотя она стоила того, чтобы въ нее всмотрѣлись. Дѣло въ томъ, что правленiе Генриха IV знаменуетъ собой своего рода переворотъ во внутренней государственной жизни Англіи. Генрихъ IV – первый король котораго можно было бы назвать конституцiоннымъ правителемъ, идущимъ на встрѣчу желанiямъ страны и парламента, тогда какъ его предшественники уступали имъ обыкновенно лишь поневолѣ, по принужденiю. Такъ, онъ предоставилъ въ 1404 г. парламенту право контроля надъ расходованiемъ податныхъ суммъ и т. под. Лишь въ церковныхъ дѣлахъ онъ велъ независимую отъ парламента политику – и въ этомъ одна изъ темныхъ сторонъ его правленiя. Желая привлечь на свою сторону высшее духовенство – все по тому же желанiю упрочить свою власть – онъ не только отказался принять предложенiе парламента о секуляризацiи нѣкоторыхъ частей церковнаго имущества, но въ угоду духовенству принялся за истребленiе ученiя Виклефа и подвергъ жестокому гоненiю огнемъ и мечемъ послѣдователей его, такъ называемыхъ лоллардов*). Въ этомъ отношенiи его примѣру послѣдовалъ и его сынъ, любимецъ Шекспира, Генрихъ V.
Но Шекспира указанная сторона дѣятельности Генриха не интересуетъ и интересовать не могла. Онъ останавливаетъ вниманiе исключительно на борьбѣ изъ-за династическихъ интересовъ, вокругъ которой онъ искусно группируетъ всѣхъ дѣйствующихъ лицъ, лишь слегка видоизмѣняя ходъ историческихъ событiй.
Послѣднихъ немного. Генрихъ Перси, сынъ графа Нортомберлэнда, пока еще сторонникъ короля, одержалъ блестящую побѣду при Гольмдонѣ надъ шотландскимъ графомъ Дугласомъ и захватилъ много знатныхъ плѣнныхъ, которыхъ онъ, однако, отказывается выдать королю, за исключенiемъ одного Мордака, графа Фейфскаго. Король былъ правъ, усмотрѣвъ тутъ открытое пренебреженiе къ своей власти и воспользовался этимъ случаемъ, чтобы энергично отстоять королевскiя права передъ своими прежними союзниками. Противъ короля въ сѣверныхъ провинцiяхъ образовалась сильная дворянская коалицiя, душею которой былъ Генрихъ Перси. Но въ самый рѣшительный моментъ Перси былъ покинутъ частью своихъ союзниковъ – между прочимъ собственнымъ отцомъ. Принявъ тѣмъ не менѣе сраженiе, онъ потерпѣлъ сильное пораженiе и самъ палъ въ битвѣ при Шрюсбери.
Таковы факты, легшiе въ основу первой части драмы Шекспира. Онъ нашелъ ихъ въ хроникѣ Голиншеда, которая является его главнымъ, если не единственнымъ источникомъ для всѣхъ частей драмы. Правда, уже раньше, т. е. въ началѣ 80-хъ годовъ XVI вѣка, личность принца Уэльскаго, позднѣйшаго Генриха V, послужила предметомъ драматической обработки въ пьесѣ "The famous victories of Henry V"; но драма эта до-нельзя груба и лишена всякихъ художественныхъ достоинствъ. Шекспиръ ее навѣрное зналъ, но воспользоваться ею онъ могъ только въ нѣкоторыхъ незначительныхъ частностяхъ, намекахъ и именахъ.
Разсказа же хроники Голиндшеда онъ придерживается строго, позволяя себѣ лишь незначительныя отступленiя отъ него въ интересахъ художественныхъ. Такъ напр. Генрихъ Перси (род. 1367), у него ровесникъ принца Уэльскаго, тогда какъ на самомъ дѣлѣ онъ былъ на 20 лѣтъ старше послѣдняго (род. 1387). Но зависимость Шекспира отъ хроники сказывается напр. въ томъ, что онъ, какъ послѣдняя, смѣшиваетъ двухъ одноименныхъ лицъ, сливъ ихъ воедино: ‑ Эдмунда Мортимера, сына
Филиппы, внучки Эдуарда III, зятя предводителя уэльскаго возстанiя Оуэна Глендовера, и младшаго Эдмунда Мортимера, графа Марчскаго.
Таковы источникъ и матерiалъ. Что-же сдѣлалъ изъ него Шекспиръ?
Выше я назвалъ первую часть "Генриха IV" своего рода откровенiемъ въ исторiи англiйскаго театра. По новизнѣ и смѣлости композицiи и типовъ она дѣйствительно была таковымъ. По композицiи это, строго говоря, вовсе не драма, такъ какъ драматическаго дѣйствія въ ней очень мало, и то немногое, что заслуживаетъ этого названiя – безхитростная завязка, заговоръ, и быстро слѣдующая за нею развязка, пораженiе бунтовщиковъ – такъ мало привлекаетъ вниманiе читателя или зрителя, что онъ подчасъ совершенно забываетъ о немъ, отвлекаясь отъ него эпизодическими вставками, которыя по существу ничего общаго съ главнымъ дѣйствiемъ не имѣютъ.
Послѣднее простой предлогъ, дающiй поэту возможность сгруппировать вокругъ одного центра рядъ блестящихъ живыхъ типовъ. Лишь въ очень незначительной степени развитiе ихъ обусловлено дѣйствiемъ, и наоборотъ – дѣйствiе приводится въ движенiе и поддерживается въ немъ лишь отчасти характеромъ этихъ типовъ. Внутренней, необходимой связи между ними не чувствуется.
Съ точки зрѣнiя общепринятой теорiи драматической композицiи, такая постановка дѣла не можетъ не быть признана грубымъ нарушенiемъ основныхъ принциповъ драматическаго искусства.
Но поэтъ идетъ еще дальше: онъ сознательно и намѣренно раздваиваетъ интересъ, сосредоточивая его то на одномъ, то на другомъ. Главный герой драмы, конечно, не Генрихъ IV, давшiй ей имя; важнѣйшее, въ смыслѣ интереса, дѣйствующее лицо безъ всякаго сомнѣнiя – Фальстафъ. А что общаго между нимъ и главнымъ дѣйствiемъ? Онъ стоитъ совершенно въ сторонѣ отъ него, и въ тѣхъ немногихъ случаяхъ, гдѣ онъ входитъ съ нимъ въ соприкосновенiе, онъ однимъ своимъ появленiемъ нарушаетъ производимое этимъ дѣйствiемъ впечатлѣнiе.
"Генрихъ IV", конечно, вовсе не драма, а лишь рядъ драматическихъ сценъ, точнѣе – эпосъ въ драматической формѣ. Дѣйствительно, тутъ все дышетъ эпосомъ: полное почти отсутствiе драматическаго развитiя; спокойствiе, съ которымъ поэтъ, не спѣша, отдѣлываетъ мельчайшiя детали въ портретахъ своихъ героевъ, и многое другое. Никогда никто ни до, ни послѣ Шекспира не посмѣлъ такъ беззаботно-самоувѣренно, какъ бы свысока, отнестись къ законамъ драмы, и ужъ во всякомъ случаѣ это никогда никому такъ не удавалось, какъ ему.
Въ этомъ отношенiи "Генрихъ IV" ‑ единственное въ своемъ родѣ произведенiе всемiрной литературы; въ этомъ – и еще въ другомъ: въ созданiи того типа, которому наша драма главнымъ образомъ обязана своей славой – въ созданіи великаго безсмертнаго толстаго Фальстафа, все просвѣтляющаго – и все уничтожающаго своей бездонно глубокой житейской философiей. Кто устоитъ передъ обаянiемъ этой безобразной личности? Мы любимъ его съ перваго момента появленiя его на сценѣ, и любимъ, какъ слѣдуетъ любить – съ тоской при разлукѣ. Передъ нами совершаются великiя дѣла, выступаютъ настоящiе герои, но нѣтъ Фальстафа – и все намъ кажется постылымъ. Гдѣ-же Фальстафъ? Скоро-ли будетъ Фальстафъ? Но вотъ онъ явился – и все озарилось, и мы съ глубокимъ наслажденiемъ любуемся красотой этого безобразнаго тѣла. Его одного было бы достаточно, чтобы заставить насъ забыть о всѣхъ изъянахъ драмы какъ таковой – еслибъ мы ихъ замѣчали при чтенiи. Но въ томъ-то же и дѣло, что мы ихъ не замѣчаемъ: такъ властно овладѣваетъ нами поэтъ съ первыхъ же словъ. Въ рѣдкихъ драмахъ Шекспиръ достигъ такого мастерства въ обрисовкѣ мельчайшихъ деталей при полномъ отсутствiи того, что мы могли бы назвать напряженiемъ творческой силы. Говорятъ, что всѣ произведенiя Шекспира въ большей или меньшей степени импровизацiи, плодъ счастливой минуты, результатъ таинственнаго наитія, которое дается безъ труда и напряженiя.Такъ-ли это или нѣтъ – вопросъ по меньшей мѣрѣ спорный; но во всякомъ случаѣ нѣтъ другой драмы его, въ которой впечатлѣнiе беззаботнаго творчества получалось-бы такъ ясно, какъ именно въ "Генрихѣ IV", не смотря на то, что Шекспиръ несомнѣнно чувствовалъ себя связаннымъ исторической традицiей.
Выше уже было указано, что заглавный герой – самъ Генрихъ IV – прямо перенесенъ Шекспиромъ изъ хроники въ драму. Онъ только перевелъ его на свой родной художественный языкъ, вслѣдствiе чего стиль, если можно такъ выразиться, получился иной чѣмъ въ хроникѣ Голиншеда. Фактически новаго онъ къ нему ничего не прибавилъ,
Впрочемъ, принцъ Уэльскiй дѣйствительно на столько сложная натура, что разглядѣть и понять ее даже отцу было не легко. Исходная точка и здѣсь также хроника Голиншеда, которая даетъ нѣсколько намековъ на распутную жизнь молодого принца въ бытность его наслѣдникомъ престола. Изъ хроники они перешли и въ упомянутую выше до-шекспировскую драму о Генрихѣ V. Весьма вѣроятно, что въ нихъ есть нѣкоторая доля правды. Въ драмѣ – это одна изъ важнѣйшихъ чертъ, на которой поэтъ останавливается съ особенной охотой не потому только, что каждая подобная сцена приводила къ Фальстафу, но и ради самого принца. Это любимѣйшiй его герой, его идеалъ, если у него вообще былъ таковой въ обычномъ смыслѣ слова. Давно уже была высказана догадка, что мы имѣемъ здѣсь дѣло съ автобiографическимъ элементомъ, т. е. что Шекспиръ изобразилъ въ лицѣ принца самого себя въ извѣстную пору своей жизни. Многiя соображенiя говорятъ въ пользу этой догадки. Мы знаемъ также, что поэтъ не любилъ отказываться отъ хорошей компанiи и что онъ былъ желаннымъ гостемъ въ кабакѣ "Морской дѣвы" (Mermaid), въ которомъ собиралась литературная и театральная молодежь Лондона. Существуетъ также предположенiе, что Фальстафъ съ внѣшней стороны не что иное какъ портретъ одного изъ членовъ кружка, ‑ толстяка Четля (Henry Chettle). Такъ-ли это или нѣтъ, мы провѣрить не можемъ; да это и не нужно для уразумѣнiя данныхъ типовъ.
Въ особенности принцъ представляется намъ въ изображенiи Шекспира вполнѣ яснымъ. Это великая по своей нравственной силѣ личность, цѣльная, правдивая, прямая и какъ-то самоувѣренно, но искренне скромная. Въ компанiю Фальстафа и его собутыльниковъ принцъ попалъ совершенно сознательно; онъ относится къ ней трезво, нисколько не обманывая себя относительно нравственной ея чистоплотности. Не избѣгаетъ онъ ея, какъ слѣдовало-бы ожидать, а ищетъ. И не то, чтобы распутная жизнь и оргiи его привлекали: привлекаетъ его неистощимое остроумiе Фальстафа и тотъ духъ абсолютной свободы, нестѣсняемой никакими соцiальными или иными предразсудками, который исходитъ отъ толстаго рыцаря. Правда, отсутствiе предразсудковъ сопровождается полнѣйшимъ отсутствiемъ какихъ бы то ни было нравственныхъ устоевъ. Но принцъ достаточно знаетъ себя, чтобы понять, что съ этой стороны не грозитъ опасности заразы. При дворѣ отца ему дѣлать нечего: отецъ, прежде всего, хитрый дипломатъ, и при всей искренней любви они другъ друга понять не могутъ. А заискивать передъ отцомъ онъ тоже не можетъ. И вотъ онъ самоувѣренно удаляется отъ двора, зная, что часъ настанетъ, когда онъ будетъ нуженъ. А чтó о немъ пока говорятъ, это ему безразлично: сильной натурѣ не приходится считаться съ тѣмъ, какова ея слава, она прокладываетъ себѣ дорогу, не оглядываясь боязливо на другихъ.
Въ данномъ случаѣ дорога эта ведетъ черезъ кабакъ и пьяную компанiю Фальстафа, и первая же сцена, въ которой мы с нимъ знакомимся (I, 2), вводитъ насъ въ самую суть дѣла. Сцена превосходная, рисующая намъ нашихъ любимцевъ не въ разгаръ веселой пирушки, а скорѣе послѣ весело проведенной пьяной ночи. Оба, какъ принцъ, такъ и Фальстафъ, какъ будто устали; правда, шутки и каламбуры сыпятся по обыкновенiю со всѣхъ сторонъ, но они какъ то не такъ веселы и свѣжи, какъ всегда. Всѣхъ давитъ свинцовая атмосфера, обычная въ подобныхъ случаяхъ, и ею, вѣроятно, слѣдуетъ объяснить и знаменитый краткiй монологъ въ концѣ этой сцены, въ которомъ принцъ характеризуетъ свое отношенiе ко всей этой компанiи:
Я всѣхъ васъ знаю, но хочу на время
Потворствовать затѣямъ вашимъ празднымъ,
И въ этомъ стану солнцу подражать.
Оно злотворнымъ тучамъ позволяетъ
Отъ мiра закрывать свою красу,
Чтобъ послѣ, становясь самимъ собою,
Прорвавши дымъ уродливыхъ тумановъ,
Который задушить его грозилъ,
Къ себѣ тѣмъ больше вызвать удивленья,
Чѣмъ дольше міръ его лишенъ былъ свѣта.
Будь цѣлый годъ изъ праздниковъ составленъ,
Досугъ-бы такъ же скученъ былъ, какъ трудъ,
Но тѣмъ желанны праздники, что рѣдки;
Случайная-же радость всѣхъ сильнѣй.
Такъ, отъ разгульной жизни отрѣшившись
И уплативъ, чего не обѣщалъ,
Тѣмъ выше буду всѣми я поставленъ,
Чѣмъ больше всѣхъ надежды обману.
Какъ блещущiй металлъ на темномъ фонѣ,
Мое перерожденiе затмитъ
Своимъ сiяньемъ прежнiя ошибки
И взоры блескомъ привлечетъ сильнѣй,
Чѣмъ если-бъ мишура его не оттѣняла.
Съ искусствомъ подведу своимъ ошибкамъ счетъ
И вдругъ ихъ искуплю, когда никто не ждетъ.
Монологъ этотъ нѣсколько страненъ и хвастливый его тонъ, строго говоря, совсѣмъ не подходитъ къ скромному веселому принцу: словно онъ сознательно ищетъ Фальстафа только для того, чтобы потомъ блеснуть передъ свѣтомъ неожиданно сохраненной невинностью. Онъ этимъ оскорбляетъ не столько своего прiятеля – толстяка, сколько самого себя, ибо это была бы игра въ прятки, недостойная принца. Нѣкоторые комментаторы, также чувствовавшiе диссонансъ, который заключается въ этомъ монологѣ, пытались объяснить его тѣмъ, что, поэтъ хотѣлъ какъ можно скорѣе выяснить зрителямъ истинную натуру принца, во избѣжанiе недоразумѣнiя. Но прiемъ всетаки остается грубымъ; и въ особенности въ этой драмѣ намъ пришлось бы признать спорный монологъ единственнымъ мѣстомъ, въ которомъ звучалъ бы разсчетъ на извѣстнаго рода эффектъ, совершенно притомъ ненужный. Вѣдь если принцъ хотѣлъ поразить людей неожиданностью своей нравственной силы и чистоты, то тотъ-же эффектъ онъ конечно произвелъ бы и на зрителей, еслибы впослѣдствiи вдругъ оказалось, что онъ совсѣмъ не такой распущенный человѣкъ, какимъ онъ казался раньше. Становясь же на нашу точку зрѣнiя, мы услышимъ въ этомъ монологѣ лишь понятную въ такомъ положенiи ноту досады на самого себя и желанiе хотя сколько нибудь утѣшить себя и подбодрить.
Личность принца единственная въ драмѣ, которая до извѣстной степени развивается. Правда, конецъ развитiя лежитъ внѣ границъ двухъ нашихъ драмъ: лишь король Генрихъ V "исполняетъ то, что обѣщалъ принцъ"; въ этомь отношенiи обѣ части "Генриха IV" лишь прологъ къ "Генриху V"; но самая интересная и важная часть этого развитiя происходитъ именно здѣсь. Она рисуетъ намъ постепенное – шагъ за шагомъ – отчужденiе принца отъ Фальстафа, и нигдѣ, можетъ быть, искусство психологической мотивировки, обычное у Шекспира, не сказалось такъ блестяще, какъ здѣсь. Принца, съ одной стороны, отвлекаютъ заботы объ отцѣ и государствѣ; въ немъ проснулся наслѣдникъ престола и рыцарь, сохранившiй въ неприкосновенной полнотѣ чувство долга и понимающiй всю серьезность положенiя.
Внимательный читатель легко замѣтитъ постепенное усиленiе этой ноты и, въ зависимости отъ нея, охлажденiе къ Фальстафу, съ которымъ принцъ во второй части сходится уже гораздо рѣже. Мастерски поэтъ съумѣлъ подготовить полный разрывъ послѣ восшествiя на престолъ; онъ совершается не разомъ, а подготовленъ всѣмъ предшествующимъ развитiемъ, и всякiй изъ насъ чувствуетъ, что онъ необходимъ. Наша симпатія къ Фальстафу, правда, не легко мирится съ этимъ фактомъ, который, по крайней мѣрѣ въ такой формѣ, кажется намъ слишкомъ жестокимъ.
Когда старикъ, надъ которымъ только что пронеслась длинная поучительная рѣчь молодого короля, возвращающагося съ коронацiи (2 ч. V, 5), находитъ въ отвѣтъ только грустную шутку, съ которою онъ обращается къ своему сосѣду: "Мистеръ Шалло, я вамъ долженъ 1000 фунтовъ!" ‑ то нами невольно овладѣваетъ чувство глубокаго состраданiя. И напрасно поэтъ, подготовляя эту сцену въ предыдущемъ, старался ослабить производимое ею впечатлѣнiе, намѣренно выставляя на показъ все худшiя и худшiя стороны стараго грѣшника, ‑ впечатлѣнiе остается все то же, и виноватъ тутъ самъ поэтъ, съумѣвшiй придать этой безобразной фигурѣ неотразимую прелесть.
Процессъ отчужденiя отъ Фальстафа есть вмѣстѣ съ тѣмъ процессъ очищенiя молодого принца и подготовки его къ великому призванiю. Съ этой точки зрѣнiя
Къ характеристикѣ нѣкоторыхъ изъ другихъ дѣйствующихъ лицъ "Генриха IV" и къ Фальстафу мы еще вернемся въ предисловiи къ "Виндзорскимъ проказницамъ". Ср. также предисловiе къ "Генриху V".
Событiя, легшiя въ основу второй части "Генриха IV", обнимаютъ время отъ 1405 г. до смерти Генриха IV, т. е. до марта 1413 г. Что и здѣсь фактическая сторона играетъ второстепенную роль, явствуетъ уже изъ того, что она является до извѣстной степени повторенiемъ фабулы первой части. Мы и здѣсь имѣемъ дѣло съ баронами, возставшими противъ короля, и все сводится къ подавленiю ихъ бунта. Едва-ли Шекспиръ счелъ бы нужнымъ посвятить этимъ событiямъ новую драму, еслибъ ему не предстояла необходимость довести до конца развитiе принца Уэльскаго, будущаго Генриха V. Само дѣйствiе здѣсь еще менѣе интересно, чѣмъ въ первой части, такъ какъ среди враговъ короля нѣтъ уже могучихъ фигуръ Перси и графа Дугласа, нѣтъ и жалкаго, но интереснаго по типу Глендовера. Да и самъ король менѣе энергиченъ и дѣятеленъ, дѣйствiе подвигается медленнѣе и однообразнѣе. Наконецъ, Фальстафъ и его сподвижники спустились ниже и поэтъ намѣренно, какъ мы видѣли, сгущаетъ темныя краски. Очевидно, что и въ глазахъ Шекспира эта вторая часть самостоятельнаго значенiя не имѣла. Она служитъ лишь переходомъ отъ первой части къ "Генриху V", которымъ завершается трилогiя.
Въ виду этой служебной цѣли, Шекспиръ намѣренно сократилъ дѣйствiе, сильно сдвинувъ событiя. Старикъ Нортомберлэндъ, отецъ убитаго Перси, не поднялъ возстанiя немедленно послѣ битвы при Шрюсбери, въ несчастномъ исходѣ которой онъ отчасти самъ былъ виноватъ. Наоборотъ, онъ безъ сопротивленiя покорился побѣдителю-королю, и лишь черезъ два года онъ собрался съ духомъ, чтобы отомстить за смерть сына, и возвелъ на англiйскiй престолъ молодого Эдмунда, графа Марчскаго, который, будучи по бабушкѣ правнукомъ герцога Кларенсскаго, второго сына Эдуарда III, имѣлъ, казалось, болѣе правъ на престолъ, чѣмъ династія Ланкастеровъ. Снова образовалась коалицiя противъ короля, къ которой, кромѣ цѣлаго ряда феодаловъ, примкнулъ и архіепископъ Iоркскiй. Заговоръ окончился плачевно: важнѣйшiе заговорщики, между прочими и архiепископъ, были вѣроломно схвачены и казнены. Старикъ Нортомберлэндъ спасся бегствомъ въ Шотландiю, но и онъ палъ въ 1408 г. во время нападенiя на англiйскія пограничныя области. Принцъ Генрихъ въ этихъ дѣлахъ участiя не принималъ: онъ былъ занятъ въ Уэльсѣ борьбой съ Глендоверомъ.
Король Генрихъ пережилъ свою побѣду надъ бунтовщиками еще на цѣлыхъ 5 лѣтъ, тогда какъ у Шекспира онъ умираетъ непосредственно послѣ побѣды.
Ѳ. Браунъ.