Хотя интерес русской критики к Шекспиру возник еще в середине XVIII в., академическое шекспироведение (в строгом смысле) оформилось лишь в конце XIX в. и насчитывает немногим более чем столетнюю историю. Эта история еще не написана, но в начале нового тысячелетия уместно обозреть в ретроспективе ее основные стадии. В рамках новейшего периода русской культурной истории одной из таких стадий явились 1960–80-е гг.
Начало этого периода относится ко времени так называемой Оттепели (1954–1964), а закончился он с распадом СССР на пороге 1990-х гг. Стало быть, эта стадия представляет особый интерес, ибо ее можно считать заключительной в развитии советского шекспироведения. (Слово «советский» употребляется здесь в сугубо условном, историческом смысле, без всякой оценочности).
Самая ранняя фаза изучения Шекспира в советское время (1920–30-е гг.) была, как известно, отмечена господством вульгарно-социологического метода в литературоведении и искусствознании. Даже самые видные исследователи не смогли избежать воздействия официальной методологии[1]. В конце 1930-х гг. прозвучали первые, робкие попытки протеста против диктата вульгарного социологизма в изучении Шекспира, тем не менее и в первое послевоенное десятилетие (1945–1955) в советском шекспироведении еще превалировало упрощенное истолкование творчества великого поэта и драматурга.
После смерти Сталина наступил период т. н. Оттепели, когда наметилось определенное оживление интеллектуальной и духовной жизни в стране. Изменения, проявившиеся в области культуры в целом, коснулись и шекспирологии.
72
Традиционные для советского времени попытки литературоведов и критиков использовать имя и творчество Шекспира в агитпроповских целях становились более редкими. Изданный Всероссийским Театральным Обществом в конце 1950-х гг. «Шекспировский сборник. 1958»[2] существенно отличался от предыдущих собраний шекспироведческих трудов советского времени основательностью и оригинальностью исследовательских подходов.
Поиски новых путей интерпретации Шекспира наметились также в материалах, публиковавшихся в некоторых литературных и театральных журналах. В качестве примера можно вспомнить очерк А. Аникста «Лев Толстой – ниспровергатель Шекспира»[3] , появившийся в год, когда отмечалось пятидесятилетие со времени кончины автора «Войны и мира». Один из наиболее спорных вопросов истории восприятия и истолкования Шекспира рассматривался здесь без скидок на идеологические установки советского времени; акцент делался на конструктивный компонент, содержавшийся в толстовской критике творчества британского драматурга. Хотя очерк Аникста и был подвергнут разносной критике в официозной прессе[4], он способствовал оживлению интереса к сложным и в той или иной мере табуированным вопросам отечественной шекспирологии.
В начале 1960-х гг. в СССР развернулась подготовка к празднованию 400-летия со дня рождения Шекспира. Тогда
73
появилось значительно больше, чем в предшествовавшие годы книг, диссертаций и статей о Шекспире. Среди них – посмертно изданная книга А. А. Смирнова[5], новый сборник работ М. М. Морозова[6], книги А. А. Аникста, И. Е. Верцмана, P. M. Самарина, М. В. и Д. М. Урновых[7] и других авторов, концептуальные очерки Н. Я. Берковского и Л. Е. Пинского[8] и т. д. В 1964 г. шекспировские научные сборники были изданы в Москве, Ленинграде, Львове, Горьком. Все эти книги разнятся между собою по размеру и научной весомости, но в то время само их количество явилось в определенной степени качественным показателем.
Характерен том шекспироведческих исследований и материалов, выпущенный издательством «Наука» на старте юбилейного года. Предисловие к сборнику было написано Р. Самариным в очень традиционной для ортодоксального советского литературоведения манере и не было отмечено новизной мысли. Высшие достоинства Шекспира Самарин усматривал в его реализме, народности и пафосе героического энтузиазма[9]. Еще несколько очерков сборника были выдержаны в том же анахроничном духе. Однако рядом с ними можно было прочесть русские переводы оригинальной статьи видного болгарского ученого Марко Минкова о трагическом у Шекспира и интересные очерки о «Гамлете» британских шекспироведов Кеннета Мюра и Арнольда Кеттла. Публикация трудов зарубежных исследователей отражала новую тенденцию – тягу к более широкому ознакомлению с достижениями западной шекспирологии и прорыв через «железный занавес», воздвигнутый
74
в сталинское время между советской и западной наукой. Это явилось важной предпосылкой дальнейшего развития академического шекспироведения в стране.
Другим условием оживления шекспироведческих штудий стали реальные изменения в теоретической основе отечественного литературоведения и искусствознания. В начале 1960-х гг. возвратился в научный обиход этапный труд М. М. Бахтина о Достоевском и заново увидела свет его монография о Ф. Рабле, оказавшая большое воздействие на изучение проблемы комического и комедий у Шекспира. В тот же ряд должна быть поставлена уже упомянутая книга Л. Пинского. Затем, на протяжении 1960-х гг. двумя изданиями вышла книга видного психолога Л. С. Выготского «Психология искусства», были переизданы серьезнейшие труды классиков российского формализма Б. М. Эйхенбаума, Ю. Н. Тынянова, В. Я. Проппа, П. Г. Богатырева и др. В 1960–70-х гг. появились многие работы Ю. М. Лотмана и его школы структурно-семиотических исследований литературы. Активизация теоретической мысли немало способствовала и продвижению советского шекспироведения в направлении к большему аналитизму.
К тому же стала скрупулезно изучаться история восприятия наследия британского драматурга в России за два века. Заметным явлением стал выход солидной книги «Шекспир и русская культура» под редакцией акад. М. П. Алексеева[10], позднее за этим томом последовали другие содержательные труды самого М. П. Алексеева и его школы[11]. Стараниями И. М. Левидовой и некоторых других библиографов стали более или менее регулярными выпуски томов русской шекспировской библиографии.
В 1970–80-е гг. многие достижения шестидесятых получили свое развитие, и шекспироведческая мысль в стране работала довольно активно. Книги А. Аникста, Л. Пинского
75
и других авторов, целый ряд диссертаций, представительная шекспировская конференция 1972 г. в Тбилиси, ежегодные (начиная с 1978 г.) всесоюзные шекспировские конференции в Москве, более или менее регулярные публикации «Шекспировских чтений» дают представление о широком и стабильном интересе исследователей и критиков к творчеству Шекспира. Этот интерес подкреплялся и усиливался театральными постановками и экранизациями произведений великого драматурга.
Оставляя без внимания тривиальные работы и официозные материалы, можно сделать попытку классификации всех оригинальных шекспироведческих трудов, появившихся в СССР в 1960–80-е гг. На мой взгляд, в этом множестве просматриваются три основные тенденции.
Первая из них представлена трудами наиболее авторитетного и продуктивного исследователя Шекспира в стране А.А. Аникста и его школы. Будучи автором шести книг и большого количества разножанровых работ о Шекспире, А. Аникст нередко декларировал свою приверженность марксистской методологии. Следует сказать, что он понимал марксизм широко, как модификацию социологического метода, без следов гегельянства Г. Лукача и классовых ограничений ленинского толка или вульгарно-социологических упрощений теоретиков пролеткульта.
Одной из важнейших заслуг А. Аникста было расширение теоретического основания и научного аппарата шекспироведения за счет введения туда значительного числа важных работ зарубежных литературоведов. С начала 1960-х гг. советское шекспироведение уже не могло опираться лишь на книги Н. И. Стороженко и его современников, а также на малый джентльменский набор немецких и английских трудов XIX в. Расширение и обогащение научного аппарата было свойственно не только трудам самого Аникста, но также статьям в сборниках, им редактированных, диссертациям, выполненным под его руководством, и т. д.
Доступ к всемирной шекспириане логично привел к расширению диапазона тематики работ. Сам А. Аникст создал лучший шекспировский компендий на русском языке («Творчество
76
Шекспира»), написал книги и статьи об отдельных пьесах британского драматурга и его сонетах, а также о театре шекспировского времени. Специальным интересом к театру продиктованы и многие рецензии Аникста на шекспировские спектакли и фильмы. Кроме того, ему принадлежат первые в русской науке основательные работы о жизни Шекспира, о проблеме авторства, текстологические студии и т. д. Эти работы принесли немалую пользу нескольким поколениям аспирантов и студентов, помогая им лучше понять широко обсуждаемые факты, отделив их от околошекспировской мифологии.
Монография А. Аникста «Шекспир. Ремесло драматурга» выделяется среди прочих его шекспироведческих работ постановкой проблемы. Это и до сих пор единственная книга в отечественном шекспироведении, полностью посвященная шекспировской драматургической технике. «Основываясь на исследованиях мировой шекспировской критики»[12], автор обрисовал основные структурные элементы пьес Шекспира.
В 1980-е гг. ученый опубликовал также несколько оригинальных статей о соотношении драм и поэзии Шекспира с различными художественными направлениями в искусстве того времени (ренессанс, маньеризм, барокко) и пришел к выводу, что «искусство Шекспира вобрало различные идейные и художественные тенденции его переходного времени и синтезировало их»[13].
Введя советское шекспироведение в русло мировой науки и значительно расширив створ изучаемых проблем, А. Аникст и некоторые его ученики не останавливались перед сложностью ряда спорных и парадоксальных тем, включая наиболее острые вопросы биографии и авторства, классицистской интерпретации пьес британского драматурга, восприятия творчества Шекспира такими бардоненавистниками, как Вольтер, Лев Толстой или Бернард Шоу. Деятельность этой научной школы сделала невозможным
77
Вторая тенденция в шекспироведении 1960–80-х гг. представлена трудами особо самобытных и глубоких мыслителей. Она связана с процессом преодоления традиционного схематизма в полной мере, с реальной свободой от марксистских доктрин, с широкой философской ориентацией и близостью к течениям новейшей культурологии без слепого следования какому-либо одному из них. Несомненно, эта тенденция возникла не вдруг; она имела предшественников в отечественном шекспироведении более раннего периода (Лев Выготский[14], Сигизмунд Кржижановский[15], Георг Мери, Наум Берковский и некоторые другие), но, начиная с 1960-х гг., стала более очевидной и влиятельной.
Центральной фигурой этого направления следует признать Л. Е. Пинского (1906–1981). Сложившись как ученый еще в 1930-е гг., на рубеже 1940–50-х гг. он был во время печально известной кампании по борьбе с «безродными космополитами» изгнан с кафедры истории зарубежных литератур Московского университета, а затем репрессирован; пять лет провел в тюрьмах и лагерях. По освобождении не имел возможности трудиться ни в вузе, ни в научно-исследовательском институте, и потому не мог создать школы, несмотря на несомненную тягу к преподаванию. Однако собственные труды Пинского, подобно трудам его коллеги и частого собеседника М. М. Бахтина, оказали немалое влияние на многих литературоведов, равно как на некоторых режиссеров театра и кинематографа.
Хорошо известны три книги ученого: «Реализм эпохи Возрождения» (1961), «Шекспир. Основные начала драматургии» (1971) и посмертно изданный сборник его трудов
78
Магистральный сюжет понимается исследователем как «коренное, субстанциональное в фабуле, характерах, построении и т. д., что как бы стоит за отдельными произведениями некой целостностью, проявляясь, видоизменяясь в них – "явлениях", модификациях, вариациях жанра...»[16] По сути, здесь имеется в виду сюжетный инвариант любого литературного жанра. Сопоставляя различные произведения с каждой из жанровых групп, Пинский выделяет отдельные жанровые разновидности и таким образом предлагает новый способ жанрологического подхода к шекспировскому литературному наследию.
Большой заслугой работ Пинского было сочетание синхронического и диахронического изучения. К примеру, описывая варианты магистрального сюжета исторических хроник и трагедий, он принимает также во внимание историческую эволюцию каждого из этих жанров в драматургии Шекспира. Таким образом ученый опирается на реальные связи между мотивами, сюжетами, отдельными пьесами и драматическими циклами.
Исследовательские поиски Пинского не ограничивались проблемами жанра. В его трудах шла также речь о художественном времени в драмах Шекспира, о соотношении ренессансного театра и средневековой истории, об образе Фальстафа, о поэтической театральности и пр. Он не оставил специальных работ о сонетах или о поэтической
речи Шекспира, но в разных его трудах ощущается тонкое понимание поэтической условности мира, созданного великим драматургом[17].
Понимание Пинским театральности представлено в лаконичной главе «Жизнь – театр», заключающей его главную книгу о Шекспире. Но в рассуждениях о природе театрального искусства он имел в виду исключительно театр эпохи Шекспира, воспринимаемый через посредство исторических и литературных источников. В отличие от А. Аникста или широко известного польского критика Яна Котта, Пинский не питал специального интереса к современному театру и новейшим сценическим интерпретациям Шекспира. Может быть, потому его труды продолжают оставаться популярными, главным образом, в узком кругу специалистов и студентов. Очень жаль, что эти труды до сих пор доступны лишь для русскоязычных читателей. Видный чешский шекспировед Зденек Стшибрны абсолютно прав, сожалея, что «Пинский остается неизвестным на Западе»[18]. Можно с сожалением констатировать, что вхождение идей Пинского в западный научный оборот явно задерживается.
Третья важная тенденция была представлена прежде всего Григорием Козинцевым. Знаменитый кинорежиссер и создатель ряда театральных спектаклей по шекспировским пьесам оставил также серьезнейшие исследования произведений великого драматурга. Его аналитический очерк о «Короле Лире», опубликованный в «Шекспировском сборнике. 1958»[19], впечатлил многих литературоведов и театроведов своей глубиной и свежестью мысли. В 1962 г. увидела свет его книга «Наш современник Вильям Шекспир», переизданная впоследствии несколько раз. В 1966 г. была она издана в
80
английском переводе на родине драматурга и в США[20]. (Следует упомянуть, что вышедшая под таким же названием в английском переводе и во втором польском издании, ставшая знаменитой книга Яна Котта[21] появилась в 1964–65 гг., т. е. двумя-тремя годами позднее книги Козинцева).
И по методу изучения, и по стилю книга Козинцева существенно отличается от привычной литературной эссеистики. В его работах мастерство стилиста сочеталось с превосходным знанием шекспироведческой классики и глубоким проникновением в шекспировские тексты. Опубликованная переписка Козинцева с Л. Е. Пинским дает дополнительное представление о широте познаний и глубине мысли режиссера. Находясь под воздействием исследования Пинского, он тем не менее шел к постижению Шекспира собственным путем.
Путь этот пролег не только через пристальное чтение (close reading) шекспировских текстов и изучение многих трудов о них, но также через личный режиссерский опыт перенесения пьес драматурга на сцену и киноэкран. В результате такой комплексной работы родились и оригинальные труды Козинцева о Шекспире. Они могут быть квалифицированы как литературоведческие, поскольку основаны на обширном знании литературы и истории да к тому же содержат глубокий анализ изучаемых текстов. Это также и литературная критика, ибо творения Шекспира интерпретируются в свете социального опыта современного читателя и зрителя. Они соотносятся и с наукой о зрелищных искусствах, так как стимулируют множество ассоциаций со сценическим и кинематографическим воплощением шекспировских драм.
Упомянутая книга Козинцева, как и последующие его труды «Пространство трагедии» и «Глубокий экран», послужили своего рода мостом между новым, концептуальным
81
шекспироведением, представленным работами того же Л. Пинского, и живой практикой театра и кинематографа. Значение его работ в этом аспекте еще недооценено в России, равно как и на Западе, где многие годы не замечалось восточноевропейское шекспироведение, за исключением разве что нашумевшей книги Котта.
Несмотря на частые сравнения между книгами Яна Котта и Козинцева, их подход к Шекспиру был абсолютно различным. Если польский критик интерпретировал шекспировские пьесы в свете эстетики театра абсурда, то Козинцев, по справедливому замечанию Зденека Стшибрны, «ощущал современность Шекспира не в его подобии театру абсурда, а в способности возбуждать нашу совесть, защищать человека от всех форм бесчеловечности, являть истинное лицо добродетели и спеси как отдельным людям, так и обществу в целом...»[22]
Нет сомнений в том, что выделенными тремя тенденциями не исчерпывается все советское шекспироведение исследуемого периода, но они представляют его вершинные явления. Благодаря им, 1960–80-е гг. предстают пока – с позиций сегодняшнего дня – наиболее значительным и продуктивным периодом в развитии русского академического шекспироведения за все время его развития. Выделенный период был определяющим в процессе полного включения российской шекспирологии в мировую науку о Шекспире, стимулировал появление новых трудов о творчестве британского драматурга, свободных от остатков догматизма и основанных на лучших национальных и мировых традициях.
Говоря о советском шекспироведении, снова подчеркну, что 60–80-е гг. XX в. были и его заключительным периодом: в 1991 г. СССР перестал существовать. В 1990-е гг. развитие шекспироведения на постсоветском пространстве проходило в обстановке новой политической и экономической реальности. Не было больше государственной цензуры и ограничений
82
в сфере книгоиздания, театра и кинематографии. Но, с другой стороны, была резко сокращена поддержка этих областей творчества со стороны государства, упали тиражи книг, сократилось число новых фильмов и спектаклей. Ежегодные шекспировские конференции перестали собираться, а «Шекспировские чтения» – издаваться.
При наличии многочисленных препон со стороны т. н. официальной идеологии и ее блюстителей в советское время, было у шекспироведения той поры одно реальное преимущество – его интернациональный и интеркультуральный характер. Оригинальные труды о Шекспире и театральные постановки появлялись не только в России, но и в Грузии, Армении, Украине, республиках Прибалтики; взаимодействуя, они оказывали положительное влияние друг на друга, что вело к взаимному культурному обогащению. К сожалению, все это было затем утрачено. Новая ситуация создала такой идеологический климат, при котором открылся широкий простор для всякого рода дилетантских спекуляции в шекспироведении[23] и подыгрывании не слишком изысканному вкусу части зрителей с театральных подмостков.
Тем не менее, лучшие достижения шекспироведения 1960–1980-х гг. наверняка послужат начинающим и грядущим исследователям творчества Шекспира своеобразным компасом, приглашая не только приобщиться к достойной научной традиции, но и развивать ее далее. Отдельные признаки этого приобщения уже обозначились в отечественном шекспироведении, но время для их обсуждения, по-видимому, еще не наступило.
[1] См., напр.: Смирнов А. А. Творчество Шекспира. Л., 1934.
[2] Шекспировский сборник. 1958 / Под ред. А. А. Аникста и А. Л. Штейна. М., 1959; См. также: Аникст А. Новое в изучении Шекспира // Вопросы литературы. 1959. № 8. С. 178–192.
[3] Аникст А. Лев Толстой – ниспровергатель Шекспира // Театр. 1960. № 11. С. 42-53.
[4] Астахов А. Литературные забавы Александра Аникста // Литература и жизнь. 1960.16 декабря.
[5] Смирнов А. Шекспир. Л.; М., 1963.
[6] Морозов М. Статьи о Шекспире. Л. ; М., 1964.
[7] Аникст А. Творчество Шекспира М., 1963, его же. Шекспир (ЖЗЛ). М., 1964; Верцман И. «Гамлет» Шекспира. М., 1964; Самарин Р. Реализм Шекспира. М., 1964; Урнов М., Урнов Д. Шекспир, его герой, его время. М., 1964.
[8] Пинский Л. Трагическое у Шекспира // Пинский Л. Реализм эпохи Возрождения. М., 1961. С. 250–296; Берковский Н. Трагедия Шекспира «Отелло» // Берковский Н. Я. Статьи о литературе. М. ; Л., 1962.
[9] Самарин P. M. Наша близость к Шекспиру // Вильям Шекспир. К четырехсотлетию со дня рождения. 1564–1964. Исследования и материалы. М., 1964. С. 14–15.
[10] Шекспир и русская культура / Под ред. акад. М. П. Алексеева. М. ; Л., 1965.
[11] См., напр.: Левин Ю. Д. Шекспир и русская литература XIX века. Л., 1989.
[12] Аникст А. Шекспир Ремесло драматурга. М., 1974. С 600.
[13] Аникст А. Шекспир и художественные направления его времени // Шекспировские чтения. 1984. М., 1986. С. 66.
[14] Имею в виду прежде всего два его очерка о «Гамлете» (Выготский Л. С. Психология искусства. Изд. 2-е. М., 1968. С. 209–246, 339–498).
[15] Интерес к научному наследию С. Кржижановского резко возрос в новейший период, когда были опубликованы впервые или переизданы многие его произведения. См. также материалы симпозиума, проведенного в Даугавпилсе. Кржижановский. I / Под ред. Ф.П. Федорова. Даугавпилс, 2003.
[16] Пинский Л. Магистральный сюжет. М., 1989. С. 51.
[17] В этой связи следует добавить, что название первой книги Пинского («Реализм эпохи Возрождения») было продиктовано требованиями издательства. В советском литературоведении и искусствознании того времени господствовала отживавшая свой век традиция идентифицировать всякое истинное искусство с реализмом.
[18] Stribrn, Zdenek. Shakespeare and Eastern Europe. Oxford, 2000. P. 98.
[19] Первый вариант этого очерка был напечатан в журнале «Театр» в 1941 г.
[20] Kozintsev Grigori. Shakespeare: Time and Conscience. N. Y., 1966.
[21] Первое издание книги Котта вышло под названием «Szkize о Szekspirze» (Очерки о Шекспире) в 1961 г. Второе появилось спустя четыре года: Kott Jan. Szekspir Wspolczesny. Warszawa, 1965. В английском переводе: Kott Jan. Shakespeare, Our Contemporary. N. Y., 1964.
[22] Stribrny Zdenek. Op. cit. P. 106.
[23] Примером могут служить хлынувшие, как из рога изобилия, не слишком грамотные книги и статьи о проблеме авторства. См., напр.: Гилилов И. Игра об Уильяме Шекспире, или тайна великого Феникса. М., 1997. Об этой книге см.: Балашов Н. И. Слово в защиту авторства Шекспира. (Академические тетради, вып. 5). М., 1998. Горфункелъ А. Х. Игра без правил // Новое литературное обозрение. 1998. № 30. С. 355–383; Соколянский М. Г. Перечитывая Шекспира. Одесса, 2000. С. 117–137.
