Новости
29.04.2011
Евгений Писарев адаптировал Шекспира
«Много шума из ничего»Режиссер Евгений Писарев
Театр им. А. Пушкина
«Пушкинская», Тверской бул., 23
Тел.: (495) 694-12-89, 650-18-96
5, 6 мая 2011 г., 19:00
«Много шума из ничего» — первый спектакль Евгения Писарева в качестве худрука Театра им. А. Пушкина. Для своей «инаугурационной» постановки он выбрал одну из самых известных комедий Шекспира в современном переводе Екатерины Ракитиной.
Театр им. А. Пушкина
«Пушкинская», Тверской бул., 23
Тел.: (495) 694-12-89, 650-18-96
5, 6 мая 2011 г., 19:00
«Много шума из ничего» — первый спектакль Евгения Писарева в качестве худрука Театра им. А. Пушкина. Для своей «инаугурационной» постановки он выбрал одну из самых известных комедий Шекспира в современном переводе Екатерины Ракитиной.
![]() |
Две молодые примы Пушкинского театра Анна Бегунова (Геро, в центре) и Александра Урсуляк (Беатриче, справа) — в центральной сцене спектакля (фото: Игорь Захаркин / «Известия») |
По Шекспиру, эта история про две пары влюбленных, одна из которых стала жертвой коварного заговора, а другая — невинного розыгрыша, разворачивается в Мессине тех времен, когда она, как и многое в Европе, принадлежала королю Арагоны. Однако в версии Писарева никаких соответствий с географией (Сицилия) и временем действия пьесы (эпоха Ренессанса) нет. Декорации имитируют железнодорожный дебаркадер, а «бегущая строка» с электронным расписанием поездов еще на старте спектакля дает понять публике, что сюжет перенесен в наши дни. Это соображение подтверждают также современные костюмы штатских вассалов Арагоны и униформа бравых арагонских вояк, прибывших в Мессину с победой после какой-то военной операции.
Легко расправившись двумя формальными приемами с адаптацией Шекспира к эпохе «бурь в пустыне», режиссер также непринужденно транспонировал и интригу пьесы на современный лад. В результате оклеветанная завистниками дочка губернатора Геро, якобы изменившая своему жениху графу Клавдио, превратилась в героиню типичных дембельских историй про невесту, не дождавшуюся жениха со срочной службы. А надменный светский остряк Бенедикт из высшего командного состава Арагоны и его подружка Беатриче из клана губернатора Мессины оказались банальной гламурной парочкой, слишком похожей на клиентуру пафосных ресторанов аккурат напротив Пушкинского, чтобы сомневаться, кто их прототипы.
Для того чтобы не скучали ни зрители в зале, ни билетерша в театральной кассе, такой трактовки Шекспира — с рифмами из «сладкой жизни» на Тверском бульваре и горьких «романсов о влюбленных» с городских окраин — разумеется, вполне достаточно.
Тем не менее для обеспечения рекордных показателей бокс-офиса режиссеру этого, видимо, показалось мало, и он добавил к «своему» Шекспиру еще пять «живых» музыкальных номеров молодых сладкоголосых бритпоповец из «Группы W/», салют из конфетти, «звездное небо» из ярких лампочек, стильные камуфляжные трусы на непонятно зачем оголенном Бенедикте, ворох нелепых нарядов на придворных мессинских дамах в духе «Бьорк получает приз в Канне» и растянутое на полчаса дуракаваляние на тему «Все копы — идиоты».
Судя по этому набору режиссерских средств, годных для адаптации Шекспира к сознанию пубертатных любителей таблоидов и сериального «мыла», за десять месяцев без Романа Козака в Пушкинском ничего не изменилось. За это время здесь, правда, успели выпустить кассовую «Мышеловку» Агаты Кристи в ничем не примечательной постановке Надежды Аракчеевой, а также пережить конфуз со снятием с афиши премьерной «Турандот» в чрезмерно концептуальной, но невнятной режиссуре Константина Богомолова. Но ни «Мышеловка», ни «Турандот» непосредственно к Писареву отношения не имели. Обе постановки стояли в планах театра еще при Козаке. Зато «Много шума из ничего» — отражение уже собственной воли и вкуса нового худрука театра.
Именно поэтому премьеру ждали с особым интересом, полагая по ней понять, каким фарватером пойдет театр. Разумеется, никто не рассчитывал на резкую смену курса. Ведь еще при Козаке Писарев выпустил в Пушкинском два откровенно коммерческих спектакля — «Одолжите тенора» и «Пули над Бродвеем». Но одно дело — ставить спектакли по бродвейским лекалам, выполняя чужой заказ, а другое — делать их в статусе худрука. Сказать, что это недостойный путь, конечно, нельзя. Интеллектуально скромный, но в целом качественный коммерческий театр — это все-таки лучше, чем пустой зал, которым полвека — между Таировым и Козаком — был печально известен Пушкинский театр.
Легко расправившись двумя формальными приемами с адаптацией Шекспира к эпохе «бурь в пустыне», режиссер также непринужденно транспонировал и интригу пьесы на современный лад. В результате оклеветанная завистниками дочка губернатора Геро, якобы изменившая своему жениху графу Клавдио, превратилась в героиню типичных дембельских историй про невесту, не дождавшуюся жениха со срочной службы. А надменный светский остряк Бенедикт из высшего командного состава Арагоны и его подружка Беатриче из клана губернатора Мессины оказались банальной гламурной парочкой, слишком похожей на клиентуру пафосных ресторанов аккурат напротив Пушкинского, чтобы сомневаться, кто их прототипы.
Для того чтобы не скучали ни зрители в зале, ни билетерша в театральной кассе, такой трактовки Шекспира — с рифмами из «сладкой жизни» на Тверском бульваре и горьких «романсов о влюбленных» с городских окраин — разумеется, вполне достаточно.
Тем не менее для обеспечения рекордных показателей бокс-офиса режиссеру этого, видимо, показалось мало, и он добавил к «своему» Шекспиру еще пять «живых» музыкальных номеров молодых сладкоголосых бритпоповец из «Группы W/», салют из конфетти, «звездное небо» из ярких лампочек, стильные камуфляжные трусы на непонятно зачем оголенном Бенедикте, ворох нелепых нарядов на придворных мессинских дамах в духе «Бьорк получает приз в Канне» и растянутое на полчаса дуракаваляние на тему «Все копы — идиоты».
Судя по этому набору режиссерских средств, годных для адаптации Шекспира к сознанию пубертатных любителей таблоидов и сериального «мыла», за десять месяцев без Романа Козака в Пушкинском ничего не изменилось. За это время здесь, правда, успели выпустить кассовую «Мышеловку» Агаты Кристи в ничем не примечательной постановке Надежды Аракчеевой, а также пережить конфуз со снятием с афиши премьерной «Турандот» в чрезмерно концептуальной, но невнятной режиссуре Константина Богомолова. Но ни «Мышеловка», ни «Турандот» непосредственно к Писареву отношения не имели. Обе постановки стояли в планах театра еще при Козаке. Зато «Много шума из ничего» — отражение уже собственной воли и вкуса нового худрука театра.
Именно поэтому премьеру ждали с особым интересом, полагая по ней понять, каким фарватером пойдет театр. Разумеется, никто не рассчитывал на резкую смену курса. Ведь еще при Козаке Писарев выпустил в Пушкинском два откровенно коммерческих спектакля — «Одолжите тенора» и «Пули над Бродвеем». Но одно дело — ставить спектакли по бродвейским лекалам, выполняя чужой заказ, а другое — делать их в статусе худрука. Сказать, что это недостойный путь, конечно, нельзя. Интеллектуально скромный, но в целом качественный коммерческий театр — это все-таки лучше, чем пустой зал, которым полвека — между Таировым и Козаком — был печально известен Пушкинский театр.