Новости
02.06.2011
Дух всепрощения
Чеховский фестиваль начался «Бурей»
Дух всепрощения. Международный театральный фестиваль имени А. П. Чехова в Москве открылся призывом к милосердию: таковым было главное послание открывавшей фестиваль шекспировской «Бури» в постановке англичанина Деклана Доннеллана
Чеховский фестиваль за годы своего существования (в этом году он проводится в десятый раз) обзавелся собственными традициями и талисманами. Англичанин Деклан Доннеллан — такая же константа, как чеховский логотип (шляпа и пенсне), украшающий все фестивальные афиши. За эти годы у Доннеллана сформировалась своя русская труппа, с которой он сделал четыре спектакля, и каждый стал настоящим событием: «Борис Годунов» (блестящий дуэт: Годунов — Александр Феклистов, Гришка Отрепьев — Евгений Миронов), уморительная «Двенадцатая ночь» (исполнялась исключительно мужчинами, которые играли и женские роли), драматичные «Три сестры» и нынешняя «Буря». Путь от остросоциального, взрывоопасного «Годунова» (премьера прошла на фоне смены эпох, когда стареющий царь указал нам на молодого преемника) до гуманистической, всепримиряющей «Бури» «наш» англичанин прошел вместе с нами.
Обитаемый остров
Одну из самых таинственных, невероятно сложных для постановки в театре пьес Шекспира режиссер поместил в абсолютно пустое пространство, окруженное белыми стенами с тремя дверьми, и лишил актерских подпорок — ни декораций, ни исторических костюмов (художник Ник Ормерод). Волшебство (все-таки Просперо — волшебник!) в спектакле организует живая музыка и видеоинсталляции из причудливых панорам бушующего океана и загадочных лесов.
Просперо (Игорь Ясулович) — вполне земной, отягощенный мудростью мира старик, словно сознательно заковавший себя в пустоту одиночества. Выброшенный когда-то на пустынный остров (Бермуды!) вместе с маленькой дочкой и грудой волшебных книг, он долгие годы лелеет мысль о мести своим врагам — брату Антонино (Евгений Самарин) и королю Алонзо (Михаил Жигалов). Но когда враги являются пред его гневными очами — мечта о возмездии растворяется в воздухе, уступая место великодушию и милосердию. И эти незнакомые чувства, которые Просперо обнаруживает в своем сердце, сначала удивляют его, а затем становятся его сутью. Просперо, неисправимый романтик, пытается излечить зло, как срамную болезнь, — то с помощью музыки, то с помощью театра, то с помощью увещеваний, то с помощью психоанализа (погружая своих врагов в пучину безумия). Перебрав все возможные средства, Просперо приходит к выводу, что «милосердие сильнее мести», и снимает со своих обидчиков волшебные чары. Прощенные, они обретают человеческий облик и осознают всю степень своего злодейства. Вот так просто решает Шекспир, а вместе с ним и Доннеллан, вопрос о преступлении и наказании.
Живая вода
Понятия чести, справедливости, свободы, любви, верности в «Буре» доведены до абсолюта — каждый из героев проходит свой путь очищения, неслучайно в спектакле одним из главных действующих лиц становится вода. Вода падает с неба, льется из медных кувшинов и тазов, выплескивается из алюминиевых ведер, разливается по полу, а процесс омовения юного Фердинанда (Ян Ильвес) и вовсе становится отдельным значительным эпизодом. Вода не касается лишь двух персонажей — Ариэля (Андрей Кузичев) и Калибана (Александр Феклистов). И в этой избирательности тоже заложен свой метафорический смысл: Ариэль — дух воздуха, бестелесный, бесполый ангел, который чист от рождения, его душа не нуждается в корректировке, его свобода не терпит ограничений. Калибан, наоборот, — генетический раб, дикарь, способный исключительно к рабскому труду, не представляющий своей жизни без цепей и железных мисок. Уходя, Просперо лишает Калибана языка и членораздельной речи — того дара, что дал ему при встрече, надеясь с помощью знаний и воспитания сделать из чудовища человека. Но это единственное чудо, которое ему не удалось. Раб свободой не лечится.
Полулюди, полукуклы
Попытка актуализировать волшебную и страшную шекспировскую сказку вызывает скорее снисходительную улыбку — уж слишком очевидны приметы сегодняшнего дня, слишком прямолинейны аналогии. Мужские дорогие костюмы, блестящие галстуки, сигары и сигареты лишний раз напоминают о том, что человек не меняется — меняются моды и привычки. Материальные искушения, с помощью которых Просперо останавливает заговорщиков, со времен Шекспира тоже не сильно изменились. Вместо упомянутых в пьесе «красивых платьев» мы видим магазинные вешалки с мужской одеждой «от кутюр», ювелирный прилавок, сверкающий бриллиантами и золотом, навороченные мобильные телефоны и золотые кредитки, которыми так приятно провести по пищащему аппарату и с благоговением взглянуть на выползающий чек с баснословной суммой.
Просперо (Игорь Ясулович) и его дочь Миранда (Анна Халилулина) |
Обитаемый остров
Одну из самых таинственных, невероятно сложных для постановки в театре пьес Шекспира режиссер поместил в абсолютно пустое пространство, окруженное белыми стенами с тремя дверьми, и лишил актерских подпорок — ни декораций, ни исторических костюмов (художник Ник Ормерод). Волшебство (все-таки Просперо — волшебник!) в спектакле организует живая музыка и видеоинсталляции из причудливых панорам бушующего океана и загадочных лесов.
Просперо (Игорь Ясулович) — вполне земной, отягощенный мудростью мира старик, словно сознательно заковавший себя в пустоту одиночества. Выброшенный когда-то на пустынный остров (Бермуды!) вместе с маленькой дочкой и грудой волшебных книг, он долгие годы лелеет мысль о мести своим врагам — брату Антонино (Евгений Самарин) и королю Алонзо (Михаил Жигалов). Но когда враги являются пред его гневными очами — мечта о возмездии растворяется в воздухе, уступая место великодушию и милосердию. И эти незнакомые чувства, которые Просперо обнаруживает в своем сердце, сначала удивляют его, а затем становятся его сутью. Просперо, неисправимый романтик, пытается излечить зло, как срамную болезнь, — то с помощью музыки, то с помощью театра, то с помощью увещеваний, то с помощью психоанализа (погружая своих врагов в пучину безумия). Перебрав все возможные средства, Просперо приходит к выводу, что «милосердие сильнее мести», и снимает со своих обидчиков волшебные чары. Прощенные, они обретают человеческий облик и осознают всю степень своего злодейства. Вот так просто решает Шекспир, а вместе с ним и Доннеллан, вопрос о преступлении и наказании.
Живая вода
Понятия чести, справедливости, свободы, любви, верности в «Буре» доведены до абсолюта — каждый из героев проходит свой путь очищения, неслучайно в спектакле одним из главных действующих лиц становится вода. Вода падает с неба, льется из медных кувшинов и тазов, выплескивается из алюминиевых ведер, разливается по полу, а процесс омовения юного Фердинанда (Ян Ильвес) и вовсе становится отдельным значительным эпизодом. Вода не касается лишь двух персонажей — Ариэля (Андрей Кузичев) и Калибана (Александр Феклистов). И в этой избирательности тоже заложен свой метафорический смысл: Ариэль — дух воздуха, бестелесный, бесполый ангел, который чист от рождения, его душа не нуждается в корректировке, его свобода не терпит ограничений. Калибан, наоборот, — генетический раб, дикарь, способный исключительно к рабскому труду, не представляющий своей жизни без цепей и железных мисок. Уходя, Просперо лишает Калибана языка и членораздельной речи — того дара, что дал ему при встрече, надеясь с помощью знаний и воспитания сделать из чудовища человека. Но это единственное чудо, которое ему не удалось. Раб свободой не лечится.
Полулюди, полукуклы
Попытка актуализировать волшебную и страшную шекспировскую сказку вызывает скорее снисходительную улыбку — уж слишком очевидны приметы сегодняшнего дня, слишком прямолинейны аналогии. Мужские дорогие костюмы, блестящие галстуки, сигары и сигареты лишний раз напоминают о том, что человек не меняется — меняются моды и привычки. Материальные искушения, с помощью которых Просперо останавливает заговорщиков, со времен Шекспира тоже не сильно изменились. Вместо упомянутых в пьесе «красивых платьев» мы видим магазинные вешалки с мужской одеждой «от кутюр», ювелирный прилавок, сверкающий бриллиантами и золотом, навороченные мобильные телефоны и золотые кредитки, которыми так приятно провести по пищащему аппарату и с благоговением взглянуть на выползающий чек с баснословной суммой.
Злодеи-глупцы Тринкуло (Илья Ильин, слева) и Боцман (Гела Месхи)
Традиционные для шекспировских сказок злодеи-глупцы в противовес злодеям-интеллектуалам у Доннеллана выступают в качестве коверных — жеманный пугливый Тринкуло (Илья Ильин) и брутальный громила с наколкой «Марина» на плече Боцман (Гела Месхи). Глупцы, возомнившие себя повелителями острова, облаченные в дорогие одежды, увешанные дорогими цацками и отпугивающие своими обезображенными грязью лицами, обречены на казнь, которая неминуемо и последует. Поскольку мораль гласит: никогда не доверяй рабу, даже если он готов признать тебя своим хозяином.
Калибан у Александра Феклистова — чистый Квазимодо, только лишенный разума и сердца. Но даже в этом недочеловеке в финале просыпается что-то похожее на чувство: страдание охватывает его при расставании с Просперо и его дочерью Мирандой (Анна Халилулина).
Роли полулюдей-полудухов играть невероятно сложно. Может ли «дух воздуха» не летать? Роль Ариэля в постановках «Бури» обычно отдают тонким девушкам, стараясь подчеркнуть инфернальность образа. Андрей Кузичев у Доннеллана тонок, гибок и бесшумен, но при всей бестелесности от него исходит какая-то скрытая мощная сила, способная управлять не человеком — человечеством.
При всей многожанровости (в «Буре» умещаются и мелодрама, и волшебная сказка, и триллер, и водевиль, и античная трагедия, и социальная драма) спектакль у Доннеллана получился закрытым, словно застегнутым на все пуговицы. Эта сдержанность, с одной стороны, тормозит действие, а с другой — позволяет точно расставить акценты и внимательнее прислушаться к главным смысловым эпизодам. Как всегда точно распределив артистов по функциям и типажам, традиционно внедрив в сюжетную ткань несколько эстрадных шутих (люди-куклы в образах деревенских баб с колосьями и лихих русских мужиков с серпами), Доннеллан все же пожертвовал актерским ансамблем и зрелищностью. Во имя того важного, что пытался проговорить устами Просперо:
Калибан у Александра Феклистова — чистый Квазимодо, только лишенный разума и сердца. Но даже в этом недочеловеке в финале просыпается что-то похожее на чувство: страдание охватывает его при расставании с Просперо и его дочерью Мирандой (Анна Халилулина).
Роли полулюдей-полудухов играть невероятно сложно. Может ли «дух воздуха» не летать? Роль Ариэля в постановках «Бури» обычно отдают тонким девушкам, стараясь подчеркнуть инфернальность образа. Андрей Кузичев у Доннеллана тонок, гибок и бесшумен, но при всей бестелесности от него исходит какая-то скрытая мощная сила, способная управлять не человеком — человечеством.
При всей многожанровости (в «Буре» умещаются и мелодрама, и волшебная сказка, и триллер, и водевиль, и античная трагедия, и социальная драма) спектакль у Доннеллана получился закрытым, словно застегнутым на все пуговицы. Эта сдержанность, с одной стороны, тормозит действие, а с другой — позволяет точно расставить акценты и внимательнее прислушаться к главным смысловым эпизодам. Как всегда точно распределив артистов по функциям и типажам, традиционно внедрив в сюжетную ткань несколько эстрадных шутих (люди-куклы в образах деревенских баб с колосьями и лихих русских мужиков с серпами), Доннеллан все же пожертвовал актерским ансамблем и зрелищностью. Во имя того важного, что пытался проговорить устами Просперо:
Мольба, душевное смиренье
Рождает в судьях снисхожденье.
Все грешны, все прощенья ждут.
Да будет милостив ваш суд.
В сегодняшней России эти простые слова звучат как никогда актуально. Но знал ли об этом режиссер?