Новости
03.11.2011
Трупами завалили сцену
Обозреватель «МК» передает с фестиваля Шекспира в Саратове
Как ни странно, но в России, в отличие от других стран, нет фестиваля Шекспира. Притом что великий английский драматург после Чехова — второй по постановке на отечественной сцене. Исправить несправедливость решили в Саратове, где устроили шекспировскую лабораторию: за три дня поставили шесть пьес. Рекорд и результаты изучал на месте обозреватель «МК».
Как ни странно, но в России, в отличие от других стран, нет фестиваля Шекспира. Притом что великий английский драматург после Чехова — второй по постановке на отечественной сцене. Исправить несправедливость решили в Саратове, где устроили шекспировскую лабораторию: за три дня поставили шесть пьес. Рекорд и результаты изучал на месте обозреватель «МК».
Саратов только подтверждает исключительную специфику российского менталитета — бурная культурная жизнь (в особенности театральная) проходит на хоть и симпатичном, но довольно-таки облезлом, неухоженном фоне. Смотришь, даже дома в центре, на Немецкой улице (бывшая Кировская), — вроде как и модерн, и классицизм, а штукатурка осыпалась и мостовая рядом разбитая. Неужели этого не видят местные власти? Что уж говорить про местный аэропорт, похожий на убогую общепитовскую стекляшку 70-х годов. Но вернемся к сути, а не к фону заметного события в театральной жизни поволжского городка.
Итак, Театр юного зрителя заполняют школьники и студенты. Надо заметить, пришли они не на премьеру, а на рабочий момент, в котором активно участвуют, на режиссерскую лабораторию. В заключительные дни здесь работали француженка Разерка Бен Садья-Лаван и немец Андреас Мерц. У первой — «Отелло» начинается с постельной сцены: мавр и Дездемона под Земфиру смотрят киношку на ноутбуке. «Наверное, и сцена удушения не обойдется без компьютерных технологий», — думаю я. Мавр не черен, без грима, влюблен и нежен, в то время как его молодая супруга почему-то холодна. Но не эта пара окажется в центре эскизного спектакля, подготовленного за несколько дней. Разерка Бен Садья-Лаван, желая того или нет, центральной фигурой сделала Яго, а благодаря игре Евгения Сафонова постановку, не задумываясь, можно было переименовать в «Яго».
— Этим путем шли многие режиссеры, — комментирует на обсуждении после спектакля профессор Алексей Бартошевич, — образ Яго намного притягательнее и интереснее для артистов. В свое время великий Лоуренс Оливье, когда ему предложили сыграть Отелло, отказывался: «Лучше бы Яго». Но именно Отелло стал его актерской вершиной.
В саратовской постановке первенство держал Яго: современный, обаятельный карьерист с холодными, какими-то рыбьими глазами. Отрицательное обаяние — большая редкость сегодня у актеров, но, пожалуй, у Евгения Сафонова оно проявляется в большей мере, чем даже у столичных артистов. Хотелось бы, чтобы этого парня заметили не только в Саратове. А вот сцена удушения обошлась без ноутбука — зачем режиссерша заявляла его вначале? Но зато Земфира, как песнь смерти, осталась.
Между прочим, в Саратове когда-то останавливался Дюма-отец. Плыл на пароходе по Волге, а пароход сломался. Ему предложили переждать в Самаре, а он предпочел Саратов и остался чрезвычайно доволен городом, как и приемом, оказанным писателю местной знатью. Может быть, в будущем лабораторию посвятят и Дюма, тем более что произведения у него более витальные, чем у Шекспира. У того что ни драма то труп, а то и десятки трупов, как в пьесе «Титус Андроникус», редком госте на нашей сцене. В Саратове за нее взялся немецкий молодой режиссер Андреас Мерц.
— Вот чем хороши эти встречи? — спрашивает «папа» и душа лаборатории Олег Лоевский и сам же отвечает. — Актеры имеют возможность поработать с разными режиссерами разных школ. Для них — отличный тренинг, а для режиссера — возможность поставить то, что не предложат в столичных театрах. И к тому же именно здесь режиссеры знакомятся друг с другом, начинают дружить. Коммуникация — великая вещь.
Вот режиссер Елена Невежина после прошлогодней лаборатории уехала ставить в Новошахтинск, совсем не театральный город. Там же сделал спектакль Кирилл Вытоптов, приглашенный в прошлом сезоне в «Современник». Невежина уверяет, что именно в провинциальном театре к ней вернулось ощущение истинности профессии: «Поняла, зачем работаю, да и актеры там другие...»
Так вот «Титус Андроникус», который шел последним в лаборатории, поверг в шок публику и расколол ее на противников и впавших в восторг. Андреас Мерц попытался совместить черную комедию с трагическим смыслом, заложенным в пьесе. История, начавшаяся эстетически изысканно, точно на натюрмортах старых голландцев (стол, украшенный фруктами, винами), постепенно наполнялась бутафорскими отрезанными конечностями, головами и бесчисленными трупами и завершилась полной разрухой на сцене. В этой театральной свалке терялась нить повествования, путались персонажи, нарушая стиль. Одного из них играл актер, похожий на премьер-министра России, что только добавляло «Титусу» внешней актуальности.
Надо отдать должное руководству театра (Юрию Ошерову и директору Валерию Райкову) — лаборатория проходит в деловом режиме, материально обеспечена и пользуется успехом у молодежи. Не говоря уже о пользе для репертуара — после лабораторий эскизы перерастают в репертуарные спектакли.
Итак, Театр юного зрителя заполняют школьники и студенты. Надо заметить, пришли они не на премьеру, а на рабочий момент, в котором активно участвуют, на режиссерскую лабораторию. В заключительные дни здесь работали француженка Разерка Бен Садья-Лаван и немец Андреас Мерц. У первой — «Отелло» начинается с постельной сцены: мавр и Дездемона под Земфиру смотрят киношку на ноутбуке. «Наверное, и сцена удушения не обойдется без компьютерных технологий», — думаю я. Мавр не черен, без грима, влюблен и нежен, в то время как его молодая супруга почему-то холодна. Но не эта пара окажется в центре эскизного спектакля, подготовленного за несколько дней. Разерка Бен Садья-Лаван, желая того или нет, центральной фигурой сделала Яго, а благодаря игре Евгения Сафонова постановку, не задумываясь, можно было переименовать в «Яго».
— Этим путем шли многие режиссеры, — комментирует на обсуждении после спектакля профессор Алексей Бартошевич, — образ Яго намного притягательнее и интереснее для артистов. В свое время великий Лоуренс Оливье, когда ему предложили сыграть Отелло, отказывался: «Лучше бы Яго». Но именно Отелло стал его актерской вершиной.
В саратовской постановке первенство держал Яго: современный, обаятельный карьерист с холодными, какими-то рыбьими глазами. Отрицательное обаяние — большая редкость сегодня у актеров, но, пожалуй, у Евгения Сафонова оно проявляется в большей мере, чем даже у столичных артистов. Хотелось бы, чтобы этого парня заметили не только в Саратове. А вот сцена удушения обошлась без ноутбука — зачем режиссерша заявляла его вначале? Но зато Земфира, как песнь смерти, осталась.
Между прочим, в Саратове когда-то останавливался Дюма-отец. Плыл на пароходе по Волге, а пароход сломался. Ему предложили переждать в Самаре, а он предпочел Саратов и остался чрезвычайно доволен городом, как и приемом, оказанным писателю местной знатью. Может быть, в будущем лабораторию посвятят и Дюма, тем более что произведения у него более витальные, чем у Шекспира. У того что ни драма то труп, а то и десятки трупов, как в пьесе «Титус Андроникус», редком госте на нашей сцене. В Саратове за нее взялся немецкий молодой режиссер Андреас Мерц.
— Вот чем хороши эти встречи? — спрашивает «папа» и душа лаборатории Олег Лоевский и сам же отвечает. — Актеры имеют возможность поработать с разными режиссерами разных школ. Для них — отличный тренинг, а для режиссера — возможность поставить то, что не предложат в столичных театрах. И к тому же именно здесь режиссеры знакомятся друг с другом, начинают дружить. Коммуникация — великая вещь.
Вот режиссер Елена Невежина после прошлогодней лаборатории уехала ставить в Новошахтинск, совсем не театральный город. Там же сделал спектакль Кирилл Вытоптов, приглашенный в прошлом сезоне в «Современник». Невежина уверяет, что именно в провинциальном театре к ней вернулось ощущение истинности профессии: «Поняла, зачем работаю, да и актеры там другие...»
Так вот «Титус Андроникус», который шел последним в лаборатории, поверг в шок публику и расколол ее на противников и впавших в восторг. Андреас Мерц попытался совместить черную комедию с трагическим смыслом, заложенным в пьесе. История, начавшаяся эстетически изысканно, точно на натюрмортах старых голландцев (стол, украшенный фруктами, винами), постепенно наполнялась бутафорскими отрезанными конечностями, головами и бесчисленными трупами и завершилась полной разрухой на сцене. В этой театральной свалке терялась нить повествования, путались персонажи, нарушая стиль. Одного из них играл актер, похожий на премьер-министра России, что только добавляло «Титусу» внешней актуальности.
Надо отдать должное руководству театра (Юрию Ошерову и директору Валерию Райкову) — лаборатория проходит в деловом режиме, материально обеспечена и пользуется успехом у молодежи. Не говоря уже о пользе для репертуара — после лабораторий эскизы перерастают в репертуарные спектакли.