Новости
12.01.2012
Актуальный «Фальстаф» в концертном зале им. Чайковского
Государственная академическая симфоническая капелла России под руководством Валерия Полянского неутомимо пополняет цикл концертных исполнений опер Джузеппе Верди. За «Луизой Миллер», «Доном Карлосом» и «Набукко» в КЗЧ представили «Фальстафа». Превосходное во всех смыслах исполнение не закрыло трелями и форшлагами главного впечатления — Шекспира здесь поняли не меньше, чем Верди.
Валерий Полянский, благополучно осваивающий со сборной командой вердиевское наследие, все больше и больше удивляет меломанов режиссерским мастерством: идеальное звучание оркестра, солистов и хора служит в его замыслах опорой режиссерскому прочтению текста. «Луизу Миллер» ведомая им Госкапелла исполняла как немецкую мещанскую драму на фоне погруженного в вихри и токи романтизма мира; «Дон Карлос» — по Шиллеру — и вовсе показался мифологемой шекспировского толка, эдакой дуэлью Принца и Призрака (соответственно, инфанта Карлоса и почившего Карла V); «Набукко» — оперным амаркордом, воспоминанием о былом и будущем одновременно.
Виртуозный, с преобладанием речитативов и ансамблей над развернутыми ариями и монологами, сложнейшей оркестровой партией, «Фальстаф» в прочтении Госкапеллы вышел лирически-грустной поэмой во славу человеческой жизни. Дирижер и режиссер Полянский, начавший исполнение «Фальстафа» с «пьяной» проходки персонажей вдоль сцены с бутылками в руках, озадачился, как оказалось, совсем не тем, чтобы насмешить публику шутливыми эскападами и попотчевать вокальным фарсом от Верди. Едва ли не с самого пролога стало ясно, что раньше и больше другого его волнует риторический вопрос, заданный себе толстяком и обжорой сэром Джоном: «Неужели я так долго живу на свете?» В последней опере Верди, написанной в 1892 году на сюжет комедии «Виндзорские проказницы» и хроники «Генрих IV» и в наше время востребованной как беспроигрышный комический опус — только выдумывай, как покруче поставить, — Полянский больше опирается не на Шекспира-комедиографа, а на Шекспира — автора исторических хроник. Попавший в воронку времени последний рыцарь Средневековья становится заложником смены эпох. Он подвергает осмеянию рыцарский орден, к которому принадлежит, набивает себе брюхо и пьет бочками пиво, в то время как рвется «связь времен», льется кровь, шатается и пылает целый мир. Но он и жертва этих перемен: потому и осмеян и выброшен в сточную канаву вместе с грязным бельем.
И — обижен. «Неужели я так долго живу на свете?» становится главной характеристикой персонажа в исполнении солиста «Геликон-оперы» Сергея Топтыгина, рисующего своего героя больше баритоновыми (читай — лирическими), нежели басовыми обертонами. Мастеровито спетые арии, включая знаменитую арию чести, у Топтыгина выходят признанием, лирической исповедью человека, запутавшегося во временах. Объект для шуток и кривотолков, он вызывает сожаление и колет вопросом: как понять время, как не надоесть и не стать обузой, как не обрасти былыми доблестями как мхом и раковинами? Задача Фальстафа — найти себе место и понять свое время.
Валерий Полянский, благополучно осваивающий со сборной командой вердиевское наследие, все больше и больше удивляет меломанов режиссерским мастерством: идеальное звучание оркестра, солистов и хора служит в его замыслах опорой режиссерскому прочтению текста. «Луизу Миллер» ведомая им Госкапелла исполняла как немецкую мещанскую драму на фоне погруженного в вихри и токи романтизма мира; «Дон Карлос» — по Шиллеру — и вовсе показался мифологемой шекспировского толка, эдакой дуэлью Принца и Призрака (соответственно, инфанта Карлоса и почившего Карла V); «Набукко» — оперным амаркордом, воспоминанием о былом и будущем одновременно.
Виртуозный, с преобладанием речитативов и ансамблей над развернутыми ариями и монологами, сложнейшей оркестровой партией, «Фальстаф» в прочтении Госкапеллы вышел лирически-грустной поэмой во славу человеческой жизни. Дирижер и режиссер Полянский, начавший исполнение «Фальстафа» с «пьяной» проходки персонажей вдоль сцены с бутылками в руках, озадачился, как оказалось, совсем не тем, чтобы насмешить публику шутливыми эскападами и попотчевать вокальным фарсом от Верди. Едва ли не с самого пролога стало ясно, что раньше и больше другого его волнует риторический вопрос, заданный себе толстяком и обжорой сэром Джоном: «Неужели я так долго живу на свете?» В последней опере Верди, написанной в 1892 году на сюжет комедии «Виндзорские проказницы» и хроники «Генрих IV» и в наше время востребованной как беспроигрышный комический опус — только выдумывай, как покруче поставить, — Полянский больше опирается не на Шекспира-комедиографа, а на Шекспира — автора исторических хроник. Попавший в воронку времени последний рыцарь Средневековья становится заложником смены эпох. Он подвергает осмеянию рыцарский орден, к которому принадлежит, набивает себе брюхо и пьет бочками пиво, в то время как рвется «связь времен», льется кровь, шатается и пылает целый мир. Но он и жертва этих перемен: потому и осмеян и выброшен в сточную канаву вместе с грязным бельем.
И — обижен. «Неужели я так долго живу на свете?» становится главной характеристикой персонажа в исполнении солиста «Геликон-оперы» Сергея Топтыгина, рисующего своего героя больше баритоновыми (читай — лирическими), нежели басовыми обертонами. Мастеровито спетые арии, включая знаменитую арию чести, у Топтыгина выходят признанием, лирической исповедью человека, запутавшегося во временах. Объект для шуток и кривотолков, он вызывает сожаление и колет вопросом: как понять время, как не надоесть и не стать обузой, как не обрасти былыми доблестями как мхом и раковинами? Задача Фальстафа — найти себе место и понять свое время.
См. также: