Новости
08.02.2008
Право непервой ночи
Московский театр имени Ермоловой показал премьеру новой версии комедии Шекспира "Двенадцатая ночь" в постановке художественного руководителя Театра на Малой Бронной Сергея Голомазова. Роль шута Фесте сыграл руководитель Театра имени Ермоловой Владимир Андреев. Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Интересное в этом сезоне сложилось в Москве поветрие: вновь назначенные художественные руководители театров, причем театров не самых благополучных, почему-то начинают репетировать спектакли не со вновь вверенными им труппами, а с теми, где уже работали прежде. Видимо, отдают старые долги – и это им, конечно, можно засчитать в плюс, потому что люди, значит, честные. Но факт остается фактом: приняв Театр имени Вахтангова, Римас Туминас сосредоточился на "Горе от ума" в театре "Современник", а Сергей Голомазов, получив назначение в многострадальный Театр на Малой Бронной и больше, чем за полсезона, ничего там не выпустивший, поставил "Двенадцатую ночь" в живущем размеренной жизнью Театре имени Ермоловой.
Наверное, режиссеру была слишком дорога идея, которая пришла ему при чтении шекспировской комедии, – "протянуть" действие "Двенадцатой ночи" сквозь разные театральные эпохи. Прием понятный, хотя и нельзя сказать, что кажущийся головокружительным открытием именно по отношению к этой пьесе – его можно "приложить" к очень многим драматургическим текстам. Для экстерьера спектакля он, конечно, выигрышен – Вита Севрюкова получила редкую для художника по костюмам возможность пофантазировать на темы нескольких веков сразу. "12венадцатая ночь" (так стоит на афише театра) начинается в елизаветинскую эпоху с ее пышными, словно надутыми изнутри нарядами, продолжается в галантный век, проскакивает викторианскую эпоху, отдает должное нарядам прошлого века, чтобы в финале дать одним персонажам нарядиться в модные светлые свитера и куртки с капюшонами, а другим – в рэперские шапочки и широкие брюки.
Беда спектакля Сергея Голомазова в том, что идея его, таившая немалые возможности для театральной стилизации, на деле костюмами и исчерпалась. Если и пытаются некоторые из актеров (например, Борис Быстров в роли сэра Тоби) вместе с нарядами изменить и стиль игры, то попытки их разрозненны, не поддержаны партнерами и, в конце концов, не востребованы зрителем. Потому что Театр имени Ермоловой все-таки играет не столько философскую комедию Шекспира – загадочную пьесу о мимолетности людских чувств и причудах судьбы, а некий развеселый утренник для взрослых. С танцевальными интермедиями – возьми их и вставляй в любой другой спектакль. С громкой музыкой – можно использовать еще не раз по другим поводам. С декорациями Станислава Бенедиктова, которые как раз противоречат идее путешествия во времени. Эти бутафорские арки и лесенки с гирляндами, вызывающие в памяти фотографии советских комедийных спектаклей 50-х годов, какое-то торжество безвременья, безмятежности и бесстилья.
Может быть, настолько буквально понята художником шекспировская фраза "мы не меняемся с теченьем лет...", с которой начинается спектакль. Ее перед еще закрытым занавесом произносит шут Фесте, ставший в этой "12венадцатой ночи" человеком от театра. Фесте играет художественный руководитель Театра Ермоловой Владимир Андреев. Он единственный, кто почти не меняет обличья, оставаясь весь вечер в светлом современном костюме. Андреевский Фесте – ироничный и мудрый комментатор, который вроде бы участвует в действии, но в то же время остается поодаль от любой интриги. Изощренные реплики шута у господина Андреева буквально отскакивают от зубов, но у такого шута текст роли не столь уж важен. Важна походка, важен взгляд, важна вскинутая в усталом жесте рука.
Получается, что Владимиру Андрееву в собственном театре и "поиграть" толком не с кем. Актеры в меру сил и вкуса ломают комедию, а он ходит между ними, как будто бы неузнанный. Все про всех понимающий, обаятельный и печальный. Фесте-Андреев не может ничего противопоставить чересчур грубой фактуре спектакля, но и сливаться с ней не имеет ни малейшего желания. И, конечно, без усилий выигрывает – как выигрывает любой естественно ведущий себя человек на фоне кривляк и притвор. Если бы общая игра была изящной и умной, такая "несделанность" роли вызывала бы неловкость или сочувствие. А коль скоро игра неинтересна, то нежелание играть в нее лишь по ошибке можно принять за серьезное театральное событие.
