Влас Дорошевич как-то сказал — счастлив тот артист, в котором время его отразится, как в спокойной воде. Вам удается быть такой «спокойной водой», и какие черты нашего времени вам особенно хочется отразить?

Боюсь, что если начну формулировать, в словах потеряется многое. Лучше позвать на наши спектакли — «Макбетт», «Король Лир», «Ричард III». Иногда даже страшно, насколько тесно они связаны с политической ситуацией (хотя я совершенно аполитичный человек) и с отношениями в семье.

Вы проводили уже много спектаклей — «Кьоджинские перепалки», «Жак и его господин», «Гедда Габлер» и другие. Какой особенно жалко?

Это как детей сравнивать! Ну, конечно, «Кьоджинские перепалки» были праздником во всех смыслах. Моя первая роль на огромной сцене — да и вообще колоссальное количество дебютов на московской сцене тех артистов, которые завоевывают театральную Москву. В театр пришла новая генерация — и нас приняли, и мы никого не теснили. Репетировали мы просто одержимо. У меня было ощущение, что я еще в студенчестве — по затратам, по запалу, и при этом в профессиональном театре. Мне все нравилось — пьеса, партнеры, репетиции с Райкиным. И спектакль был выпущен легко, без надрыва. Я часто его вспоминаю, особенно, когда мой любимый режиссер Юрий Бутусов убеждает, что спектакль не может появиться на свет в радости. Пусть по любви, но в поту, крови и пытках. А мы с Гришей доказывали ему обратное, потому что нам было, с чем сравнивать.

Перед вами когда-нибудь стояли проблемы с пресловутой безразмерной сценой «Сатирикона», где трудно собирать внимание зала и нужно все время форсировать голос, перед вами стояли?

Это была моя первая сцена. А сейчас могу заявить безапелляционно — если я не больна, то меня слышно! Как и моих коллег по театру. В каких только ДК мне не приходилось играть. Партнеры мои надевали микрофоны, я — никогда. А те, кто говорит, что мы все время кричим, давно не был на наших спектаклях. У нас теперь существует очень хорошая система подзвучек — так что и шепот можем себе позволить. Дело не в крике, а в особой энергии «сатириконовцев».

В «Жаке и его господине» вы впервые встретились на сцене с отцом…

Да-а, актера-планета и по совместительству мой отец. С другой стороны — Райкин, актер фантастической величины для меня и по совместительству мой худрук. Да еще Володя мой затесался. Так что я оказалась в капкане. Это была моя первая главная роль — архисложная для любой актрисы. Если бы мне дали ее сейчас, я бы призадумалась. А тогда сразу схватилась. На мой взгляд, это удивительная, замечательная пьеса. Я думаю, что в итоге (наверное, имеет смысл это признать), пьеса оказалась лучше, чем спектакль. И моя роль мне далась тяжело, да и не знаю — далась ли.

 Вам всегда надо понимать до конца режиссерский замысел?

Нет, с Бутусовым вообще ничего не надо понимать — надо делать, что он просит, а думать дома, потом.

Вы можете понять, почему вам досталась Регана, а не Гонерилья, которая вроде бы по темпераменту должна быть вашей?

Я с месяц репетировала Гонерилью! Не знаю, что произошло в голове Бутусова, но он вдруг сделал сумасшедшую рокировку. Естественно, я ушла в оппозицию. Да что же это, возмущалась, мы же не марионетки, я роль размяла, сроднилась с Гонерильей. На что он мне сказал — Грань, ты порепетируешь, а если через какое-то время — ты только его выдержи — скажешь, что не можешь, мы оставим все так, как есть. Будешь играть, кого хочешь, хоть короля Лира. Оказалось, что он был прав. Я потом уже не смогла отказаться, и думала, что у меня лучшая роль. Причем каждая из нас так думает — вот как он сумел нас настроить. Мы ее во многом придумали — придумали непростые отношения с мужем, с обеими сестрами, да и с отцом. Обычно Гонерилья и Регана остаются в одной системе координат, стоят по одну сторону баррикад, а по другую Корделия. Они почти не отличаются друг от друга. А у нас был принцип, чтобы сестры все были разные. Лир говорит про Регану: «И этот лживый взгляд свидетельствует о ее двуличие». Регана в семье самая нелюбимая. Серединный ребенок. Старший всегда остается старшим, первенцем. О младшем, не скрываясь, говорят, что он самый любимый. А этой не досталось ни уверенности в себе, ни любви. Она все это в муже искала, но не нашла. Столько бед пало на голову бедной женщины — поневоле с ума сойдешь.

И как вы это все сочиняли?

Моим горячо любимым этюдным методом. Когда делаешь тысячи вариантов и отбираешь лучший. На него часто нет ни сил, ни времени. Но это единственный способ проверить правильность путь. Вот вы знаете, откуда появился мой Красный человек (муляж, с которым танцует овдовевшая Регана — ред.)? Из «Макбетта». Мы сочинили с ним множество этюдов, но тогда он не встал в «паззл» спектакля. Если бы вы знали, сколько гениальных этюдов моих коллег осталось за бортом! Вот уж действительно «репетиция — любовь моя». Так вот, этот Красный человек валялся в нашей репетиционной на Полковой, а Юра про него вспомнил — и родилась такая мощная сцена.

Вы растите приемную дочь вместе с родным сыном. Сложно ли вам обеим было адаптироваться к этой роли, уравнять детей в правах на вашу любовь? И называет ли она вас мамой в итоге?

Нет, мамой не называет, называет Граней, равно, как и мой Данилка называет Володю по имени (кстати, и меня может Граней назвать). Но это не значит, что ей очень сложно назвать меня мамой в разговоре с другими. Мы можем быть для них Граней и Володей, главное, что мы родители. Мы с ней большие подруги, а маму я вряд ли смогу заменить, да и нужно ли это? Нам сразу стало хорошо друг с другом, хотя это не значит, что мы какая-то сахарная семья, где боятся голос повысить. Конечно, они и цапаются, как любые брат и сестра. Но когда я слышу кровавые истории из жизни кровных родственников, думаю — Господи, золотые вы мои, как же мне с вами повезло. И ругаются, и сваливают друг на друга. Но так же и стоят горой друг за друга, врут, чтобы друг друга выгородить — все, как положено.

Я твердо убеждена, что для любого человека, а для ребенка особенно, много любви не бывает. Никогда не понимала людей, которые запрещают своим детям общаться с отцами, с матерями, бабушками, дедушками. Ведь чем больше людей любят твоего ребенка, тем большую подпитку он получает — эмоциональную, физическую, финансовую, в конце концов. Другое дело, никто не будет любить его так, как я.

Помимо отца, у вас есть и другие примеры для подражания в актерской профессии.

Да, мои дедушка с бабушкой по маминой линии были настоящими провинциальными звездами — Мащинский Михаил Иванович и Домашова Елена Дмитриевна. Бабушка — скорее героиня, редкая красавица, стильная, изысканная и эффектная — подавала всем пример, как одеваться, как себя носить. Да и дед был красавец. Бабушка была очень сильной личностью, а дедушке было очень приятно пребывать в состоянии скрытого подкаблучника (хотя его в жизни бы никто так не назвал). Он был фантастический эрудит, потрясающий шахматист (даже с чемпионским званием), страстный игрок в преферанс. Это умная игра — не в дурака и не в рулетку. Он и меня научил сносно играть — так, что даже мужчины меня терпят за игрой (обычно женщин оттуда гонят). В общем, имел совершенно не актерский склад ума и мыслил очень оригинально. Наша завтруппой Надежда Михайловна Клинцова (моя «мама» в театре) — тоже астраханка, как и мои родители. Придя в «Сатирикон», она сказала мне: «Гранька, тебя, наверное, заочно любят потому, что ты Володина дочка. А я тебя заочно люблю потому, что ты — внучка Михаила Ивановича и Елены Дмитриевны». Они оставили о себе добрую память в нескольких городах России — Астрахани, Краснодаре, где я, собственно, и родилась, Гомеле, а последний город — Симферополь, где они и похоронены. Там был очень сильный театр, многие актеры поступали потом на киевские сцены. И когда мы приезжаем в Киев на гастроли, ко мне за кулисы приходили их партнеры, выражая мне свое уважение — очень сильное чувство. Я страшно жалею, что мои дети их по-настоящему не узнали. Я купалась в огромном море любви — даже с родительской не сравнить.

А маму по папиной линии я застала уже довольно старенькой. Она тоже была натурой творческой — потрясающе пела. Хотя профессию имела самую приземленную — бухгалтер. И никогда не расставалась с огромными счетами, игнорируя появившиеся калькуляторы и прочие чудеса. Мы переехали в Москву и жили вчетвером в квартирке, которую мои друзья называли телефонной будкой — пятнадцать метров. И всегда на почетном месте громоздились эти счеты, на которых она все просчитывала и пела.

А как познакомились ваши родители?

Раньше мамы моего отца увидел дед. Что-то вроде перед сеансом в кинотеатре молодые актеры читали стихи. Дед пришел и рассказал маме с бабушкой, что видел сегодня парня, который произвел на него неизгладимое впечатление. Огненная голова, весь огненный, не выговаривает ни одной буквы алфавита, но энергия у него такая, что стены прошибает. Дескать, никогда не слышал, чтобы так читали Есенина. Позже, на одном из свиданий, мама взяла папу под руку, ее рука была в перчатке, и он подумал, что все точь-в-точь, как в «Мастере и Маргарите», только желтых цветов не хватает.

А ваша мама…

 … давно не играет. Она была хорошей актрисой — даже я смею это утверждать, хотя видела ее на сцене в детстве. И многие не понимали, почему она оставила сцену. Сначала у нее была надежда вернуться в театр, но по прошествии лет стало очевидно, что в Москве это невозможно. Она больше не стала испытывать судьбу и пошла дальше. Стала администратором, потом главным администратором, долго работала в театре Вахтангова, теперь директор антрепризы. Я восхищаюсь, как она идет вперед, и годы не властны над ней. Любознательная, въедливая, способная признать, что не все знает. Даже компьютером овладела так, что и детей моих перещеголяла. И все это гармонично, без ущерба для себя, не из желания доказать кому-то назло, а просто потому, что смогла спокойно перевернуть страницу и жить сегодняшним днем.

Родителям важно было, что за актер избранник их дочери?

Папа недавно где-то сказал, что они с Володей в хорошем смысле на ты. Собственно, месяц назад мы узаконили наши отношения перед государством и скрепили союз перед Богом. Прожив вместе десять лет. Для моих родителей и Володиной мамы это было огромное событие. Да и для наших детей тоже — так трогательно они нас благословляли. Венчались в знаковой для нас обоих церкви — Церкви Вознесения Господня на Большой Никитской, где венчались Пушкин и Гончарова. Еще это совпало с Володиным юбилеем. Да и друзья наши сказали — пора уже.