Новости
05.11.2008
В «Красном факеле» разыграли «Макбета»
31 октября 2008 г. трагедия Вильяма Шекспира «Макбет» открыла большую сцену театра «Красный факел». Хотя тема непомерного честолюбия человека, несомненно, волнует режиссеров и сейчас, в Новосибирске эту пьесу знаменитого драматурга ставили всего лишь однажды — в 1973 году в Областном драматическом театре (режиссер Семен Иоаниди). Поэтому с уверенностью можно сказать, что краснофакельский «Макбет» априори станет значимым событием для города.Шекспир написал эту пьесу четыре века назад, в 1606 году. Исследователи[1] отмечают ее политический подтекст. Во-первых, в пьесе показывалось, что шотландцы — не объект для насмешек англичан, во-вторых, содержалась лесть королю, в-третьих, подчеркивались давние исторические корни установленной Иаковом I унии между Англией и Шотландией. Ну и, в-четвертых, автор откликнулся на идеологическую политику нового короля, выступившего с «учеными» трактатами о ведьмах и колдовстве. Основа сюжета заимствована Шекспиром из «Хроник Англии, Шотландии и Ирландии» Рафаэля Холиншеда. Несмотря на столь прагматичные предпосылки, пьеса поднимает вопросы, имеющие вневременное значение.
«Макбет» — это величественная трагедия титанической личности, у которой были такие же возможности для победы, как и для гибели. Доблестный и смелый Гламисский тан Макбет, поверив предсказаниям ведьм о скором получении титула короля, решает в собственном доме убить живого главу государства Дункана. После первого злодеяния Макбет не может остановиться и убивает бывшего друга Банко, а затем и многих других. В финале во время наступления английских войск Макбета самого убивают. Так, доблесть в отсутствие чести приводит героя к гибели. «Макбет» — самая мрачная из всех трагедий Шекспира, ибо здесь представлена полная и беспросветная моральная гибель человека, гибель без нравственного очищения. Таким образом, в этой пьесе предстает поистине космическая масштабность трагического (как тут не вспомнить библейскую историю гордого Люцифера).
От истории — к легенде, от трагедии — к притче
Видимо, решив актуализировать мифологический подтекст этой истории, режиссер-постановщик Тимофей Кулябин сделал из трагедии Уильяма Шекспира в пяти актах легенду в трех частях. «Это притча, которая рассказывает о грехе, о механизме зарождения греха в человеке, о том, как этот грех начинает овладевать им», — говорил режиссер перед спектаклем. Текст-то рассказывает, но рассказывает ли спектакль? Этот вопрос остается спорным. Стремясь оформить художественное пространство притчи, художник Олег Головко сделал декорации в стиле минимализма. Сцена закована в черную рамку, внутреннее пространство напоминает черный ящик. Единственные атрибуты — вертикальные осветительные фермы (художник по свету — Евгений Ганзбург). В продолжение всего действа они двигались по сцене, выделывая невообразимые фигуры: то поднимаясь над полом, то ложась на него, обозначая смену картины (а заодно демонстрируя технические возможности отреставрированного театра).
«Макбет» — это величественная трагедия титанической личности, у которой были такие же возможности для победы, как и для гибели. Доблестный и смелый Гламисский тан Макбет, поверив предсказаниям ведьм о скором получении титула короля, решает в собственном доме убить живого главу государства Дункана. После первого злодеяния Макбет не может остановиться и убивает бывшего друга Банко, а затем и многих других. В финале во время наступления английских войск Макбета самого убивают. Так, доблесть в отсутствие чести приводит героя к гибели. «Макбет» — самая мрачная из всех трагедий Шекспира, ибо здесь представлена полная и беспросветная моральная гибель человека, гибель без нравственного очищения. Таким образом, в этой пьесе предстает поистине космическая масштабность трагического (как тут не вспомнить библейскую историю гордого Люцифера).
От истории — к легенде, от трагедии — к притче
Видимо, решив актуализировать мифологический подтекст этой истории, режиссер-постановщик Тимофей Кулябин сделал из трагедии Уильяма Шекспира в пяти актах легенду в трех частях. «Это притча, которая рассказывает о грехе, о механизме зарождения греха в человеке, о том, как этот грех начинает овладевать им», — говорил режиссер перед спектаклем. Текст-то рассказывает, но рассказывает ли спектакль? Этот вопрос остается спорным. Стремясь оформить художественное пространство притчи, художник Олег Головко сделал декорации в стиле минимализма. Сцена закована в черную рамку, внутреннее пространство напоминает черный ящик. Единственные атрибуты — вертикальные осветительные фермы (художник по свету — Евгений Ганзбург). В продолжение всего действа они двигались по сцене, выделывая невообразимые фигуры: то поднимаясь над полом, то ложась на него, обозначая смену картины (а заодно демонстрируя технические возможности отреставрированного театра).
Через мгновение сцена наполняется дымом, из которого возникают три силуэта. Публика ожидает старух-ведьм, а перед ней предстают растрепанные визжащие девочки в цветных платьях, играющие с тряпичной куклой (как не трудно догадаться, олицетворяющей Макбета). Атмосфера приобрела оттенок детской шалости. Потом ведьмочки убежали, повторяя «Зло есть добро, добро есть зло».
Возможно, апеллируя к английскому театру XVI века, на сцене «Красного факела» почти не было декораций, занавеса, реквизита. «Пополните все недочеты наши фантазией своей…», — некогда говорил Шекспир. Однако если во времена драматурга театр воспитывал воображение публики, доверял ей, и она не требовала полной материализации всего, что слышала из уст актеров, то в театре аудитории доходчиво объясняли, кто тут кто и что к чему. Почти все выходы артистов, движения мысли, смена настроения наглядно демонстрировались с помощью света, звука и танцев. Вот танцоры — мужчины с голым торсом — изображают битву. Вот появляются Макбет и Банко, звучит веселая музыка (музыкальное оформление — Николай Якимов), герои играют в футбол. Дружеский матч останавливают появившиеся ведьмочки с мячами, предрекшие Макбету титул короля. Вот появляется леди Макбет, звучит зловещая музыка, идет дым, предрекая будущее злодеяние. Вот сцена сомнамбулического сумасшествия леди Макбет, мятущейся между призраков. Вот финальный монолог Макбета, стоящего в столпе света: «Конец, конец, огарок догорел! // Жизнь — это только тень, комедиант, // Паясничавший полчаса на сцене // И тут же позабытый; это повесть, // Которую пересказал дурак: она полна // трескучих слов и ничего не значит».
Думается, зрителю особо запомнились сцены убийства Банко, убийства малолетнего сына Макдуффа, сумасшествие и самоубийство леди Макбет, смерть самого Макбета, показанные с удивительной тщательностью, можно сказать со вкусом. Так, на Банко нападают собаки (те же танцоры из первого акта), цепляют к нему веревки, дергают за них, на загнанном Банко рвется черная верхняя кофта и он остается в нижней красной. Сцена убийства сына Макдуффа в молоке отсылает зрителя к первому акту, где леди Макбет говорит о добродушии мужа: «но слишком пропитан молоком сердечных чувств». Здесь убийство мальчика являет собой реальный образ духовной смерти Макбета. Убийство самого Макбета представлено в виде финального футбольного матча, где Макдуфф забивает решающий гол (мяч символизирует голову Макбета). Там, где зритель должен был проследить этапы порабощения души Макбета злом, он не мог оторвать взгляд от изящно оформленных злодеяний.
Говоря о костюмах, стоит отметить, что после постановки Джексона в Корт-театре (Лондон, 1928 г.) «Макбета» все чаще стали играть в современном интерьере и военных мундирах. Почти таким же образом прочитала трагедию художник по костюмам Светлана Матвеева, нарядив всех героев в черные джинсовые костюмы, а чету Макбет — в голубые.
И люди в нем актеры
Думается, зрителю особо запомнились сцены убийства Банко, убийства малолетнего сына Макдуффа, сумасшествие и самоубийство леди Макбет, смерть самого Макбета, показанные с удивительной тщательностью, можно сказать со вкусом. Так, на Банко нападают собаки (те же танцоры из первого акта), цепляют к нему веревки, дергают за них, на загнанном Банко рвется черная верхняя кофта и он остается в нижней красной. Сцена убийства сына Макдуффа в молоке отсылает зрителя к первому акту, где леди Макбет говорит о добродушии мужа: «но слишком пропитан молоком сердечных чувств». Здесь убийство мальчика являет собой реальный образ духовной смерти Макбета. Убийство самого Макбета представлено в виде финального футбольного матча, где Макдуфф забивает решающий гол (мяч символизирует голову Макбета). Там, где зритель должен был проследить этапы порабощения души Макбета злом, он не мог оторвать взгляд от изящно оформленных злодеяний.
Говоря о костюмах, стоит отметить, что после постановки Джексона в Корт-театре (Лондон, 1928 г.) «Макбета» все чаще стали играть в современном интерьере и военных мундирах. Почти таким же образом прочитала трагедию художник по костюмам Светлана Матвеева, нарядив всех героев в черные джинсовые костюмы, а чету Макбет — в голубые.
И люди в нем актеры
«Макбет» — самая короткая трагедия Шекспира этого периода. В ней всего 1993 строки. Для сравнения: в «Гамлете» — около 4000 строк, в «Короле Лире» — 3300. Все же Тимофей Кулябин вырезал немалую часть пьесы, посчитав, что достаточно оставить в этой трагедии ровно столько персонажей, сколько необходимо. Так, из 29 персонажей Шекспира (не считая массовки) в театре оставили 22. Опущены некоторые эпизоды (например, часть эпизода встречи Малькольма и Макдуффа перед походом на Шотландию). Наверное, это сделано затем, чтобы не отступать от основной линии Макбета, ведь притче не нужны параллельные сюжетные линии.
На те роли, что остались, распределение сделано удачно. Короля Дункана сам Бог велел играть Игорю Белозёрову. Король в его исполнении, как и подобает, мудр, спокоен и справедлив. Макбета сыграл Константин Телегин. Хотя в истории Макбет давно стал воплощением честолюбия, как Отелло — ревности, но честолюбие и гордыня не составляют изначального существа героя. Вспомнить хотя бы как Макбет храбро бился за страну и короля в начале пьесы. Трагедия состоит именно в том, что гибнет прекрасный человек, который встал на путь преступлений, осквернивших его душу. Макбет все глубже вязнет в тине бесчеловечности. «Я совсем утратил чувство страха // Чудовищность сродни моей душе», — говорит Макбет в финальных сценах. Поэтому-то у героя нет явного протагониста — в самом Макбете совмещены герой и антигерой, протагонист и антагонист, причем последним он становится по ходу трагедии. Образ Банко (Илья Куропаткин), идеализированный Шекспиром, не вступает здесь в прямое противопоставление с Макбетом. Этот персонаж, равно как и король, оттеняет его образ. Сам же Макбет в сцене с призраками на пиру вначале боится их, потом желает обнять как друзей, с которыми уже никогда не встретится.
На те роли, что остались, распределение сделано удачно. Короля Дункана сам Бог велел играть Игорю Белозёрову. Король в его исполнении, как и подобает, мудр, спокоен и справедлив. Макбета сыграл Константин Телегин. Хотя в истории Макбет давно стал воплощением честолюбия, как Отелло — ревности, но честолюбие и гордыня не составляют изначального существа героя. Вспомнить хотя бы как Макбет храбро бился за страну и короля в начале пьесы. Трагедия состоит именно в том, что гибнет прекрасный человек, который встал на путь преступлений, осквернивших его душу. Макбет все глубже вязнет в тине бесчеловечности. «Я совсем утратил чувство страха // Чудовищность сродни моей душе», — говорит Макбет в финальных сценах. Поэтому-то у героя нет явного протагониста — в самом Макбете совмещены герой и антигерой, протагонист и антагонист, причем последним он становится по ходу трагедии. Образ Банко (Илья Куропаткин), идеализированный Шекспиром, не вступает здесь в прямое противопоставление с Макбетом. Этот персонаж, равно как и король, оттеняет его образ. Сам же Макбет в сцене с призраками на пиру вначале боится их, потом желает обнять как друзей, с которыми уже никогда не встретится.
Если Макбет нерешителен перед убийством Дункана, он сомневается, стоит ли нарушать долг подданного, обязанности гостеприимства, закон чести и, главное — принцип человечности, то леди Макбет (Ирина Кривонос) ни в чем не сомневается, ее честолюбие — слепая, нетерпеливая и неукротимая страсть. Она — железная женщина, дьявол в прекрасном облике, воплощение титанического «неженского» характера, способного наставить Макбета в искусстве стать «больше, чем человеком». Именно по ее наущению из уст Макбета начинают звучать слова героя «Я смею все, что смеет человек». Леди Макбет у Шекспира — самое сконцентрированное выражение зла, овладевшего человеческим существом.
Геката, греческое божество лунного света, в исполнении Виктории Левченко была полна мистицизма и таинственности. Макдуфф (Лаврентий Сорокин) и леди Макдуфф (Елена Жданова) были почти единственными героями в спектакле, которые переживали свою трагедию не абстрактно, а человечески. «Всех бедненьких моих? До одного? // О, адский коршун! Всех моих хороших? // Всех, ты сказал? И женушку мою? // Всех разом?», — трижды вопрошает Росса Макдуфф, семью которого вырезали слуги Макбета.
Геката, греческое божество лунного света, в исполнении Виктории Левченко была полна мистицизма и таинственности. Макдуфф (Лаврентий Сорокин) и леди Макдуфф (Елена Жданова) были почти единственными героями в спектакле, которые переживали свою трагедию не абстрактно, а человечески. «Всех бедненьких моих? До одного? // О, адский коршун! Всех моих хороших? // Всех, ты сказал? И женушку мою? // Всех разом?», — трижды вопрошает Росса Макдуфф, семью которого вырезали слуги Макбета. Ведьмы (студентки театрального института Евгения Туркова, Инна Исаева, Линда Ахметзянова) — некие потусторонние силы, решившие доказать относительность моральных критериев в жизни человека: «Зло есть добро, добро есть зло». Они воплощают ту стихию жизни, где разум бессилен, где царит слепая страсть и человек оказывается игрушкой примитивных темных инстинктов. Возможно, поэтому они носятся по сцене и дико кричат. Их слова пробуждают дурные страсти Макбета, они — его собственные темные мысли: «Без ваших колдовских затей. // Не из-за вас он впал в порок, // А сам бездушен и жесток». В самом начале трагедии Макбет поддался на провокацию, принял словесные перевертыши за ведьмины благословления.
Как сказал Бертольд Брехт, театры губят классические пьесы и тем самым их спасают, ибо живет только то, во что мы вдыхаем жизнь. Любое произведение можно перевести на язык сцены, просто нужно уметь это делать. При этом очевидно, что каждый элемент спектакля должен работать на идею: и музыкальное оформление, и хореография, и костюмы, и свет, и сценография. В «Макбете», как показалось, музыка и световые эффекты совершенно заглушали голоса актеров, буквально душили их. И пусть пластический театр делает акцент на визуализации пьесы, но где тогда место актерской игре? Пытаясь поставить притчу, возможно, стоит вспомнить, на чем держался этот жанр словесности, вспомнить о Слове, Логосе, материальном выразителе нематериального содержания, делающим притчу поистине иносказанием? В «Макбете» было много всего: света, звука, спецэффектов, танцев. Но чего-то все же не хватало… возможно, Шекспира?
Как сказал Бертольд Брехт, театры губят классические пьесы и тем самым их спасают, ибо живет только то, во что мы вдыхаем жизнь. Любое произведение можно перевести на язык сцены, просто нужно уметь это делать. При этом очевидно, что каждый элемент спектакля должен работать на идею: и музыкальное оформление, и хореография, и костюмы, и свет, и сценография. В «Макбете», как показалось, музыка и световые эффекты совершенно заглушали голоса актеров, буквально душили их. И пусть пластический театр делает акцент на визуализации пьесы, но где тогда место актерской игре? Пытаясь поставить притчу, возможно, стоит вспомнить, на чем держался этот жанр словесности, вспомнить о Слове, Логосе, материальном выразителе нематериального содержания, делающим притчу поистине иносказанием? В «Макбете» было много всего: света, звука, спецэффектов, танцев. Но чего-то все же не хватало… возможно, Шекспира?
Алина Хабирова
Источник: Тайга.info
