Но в том-то все и дело, что, взяв комедию "Бесплодные усилия любви", он прежде всего толковал ее название и в итоге поставил вовсе не комедию, а серьезнейшую, исполненную меланхолии драму.

 

Шекспировскую пьесу-пародию про то, как король Наваррский и его приближенные решили удалиться от страстей, усмирив их гимнастикой и отсутствием женского общества, но неожиданно оказались захвачены страстью к французской принцессе и ее дамам, Додин сократил, урезал со всех сторон и превратил в печальную медитацию о причудливых и неверных свойствах страсти, об обманах и самообманах любви, оставляющей ее служителей без единого реального плода.

 

Наблюдая, как три молодых тела (а актеры Владимир Селезнев, Алексей Морозов и Павел Грязнов появляются на сцене лишь в набедренных повязках) демонстрируют истязание плоти путем гимнастических упражнений, как лениво и безрадостно перебрасываются репликами темной для них (и оттого — скучной для зрителя) шекспировской речи, прежде всего размышляешь о том, как справится Додин с пародийной стихией пьесы, с ее праздничным озорством, ее приветами итальянской комедии дель арте. Долго длится разминка, медленно ворочается маховик спектакля, а когда является рыцарь печального образа Дон Адриано де-Армадо (Игорь Иванов), который точно так же, как хитроумный идальго Сервантеса, воспламенен страстью к деревенской дурочке Жакнете (Алена Старостина), — ясно понимаешь: комедии не будет, Додин вновь мучительно размышляет о сжигающих нас страстях, о мучительных русских свойствах — любить идеальное, пренебрегая реальным.

 

И даже три прелестные барышни (Дарья Румянцева, Елизавета Боярская, Елена Соломонова) слишком серьезны для комедии, да и в памяти слишком отчетливы их Корделия, Регана и Гонерилья, и кажется, что "Бесплодные усилия любви" — лишь вторая, меланхолическая часть шекспировской трагедии.

 

Чувство это максимально усилено в сцене розыгрыша, когда наваррские юноши решают переодеться в шубы московских бояр и, отчетливо фальшивя, выводят любовные арии и романсы русских композиторов. Дамы же, надев черные очки-маски и поменявшись украшениями, морочат им голову до такой степени, что внезапно полностью меняются объектами своих страстей. И вот уже французская принцесса влюблена не в короля, а в Бирона, а король млеет от длинноногой Розалины (той, что у Шекспира зовется черной).

 

Александр Боровский, впервые работающий с Додиным, сочинил для спектакля дырявые, изъеденные червоточиной стволы деревьев. И вот бродят в этом печальном темном лесу три пары влюбленных с Идальго-меланхоликом в придачу и обнаруживают странную переменчивость страсти. При свете дня, когда маскарад рассеивается, они, как больные, продолжают ходить вокруг своих "ночных" возлюбленных, не узнавая их. Чувственная память волшебной ночи путает их следы, но и дает единственно правдивые очертания любви.

 

Эти перемены особенно интересуют Додина, и та последняя, что венчает пьесу: явившийся посланник сообщает, что принцесса лишилась отца, зато стала королевой, и теперь на год должна погрузиться в траур.

 

Перепутавшиеся пары влюбленных теперь и вовсе оказываются потерянными перед лицом судьбы, и уж никто не может предсказать, чем окончится этот траурный год и кто кого после него полюбит.

 

Полна непредсказуемости и тоски развязка додинского спектакля, а три его барышни напоминают всех сестер сразу — чеховских, шекспировских, толстовских. Комедия не удалась, зато меланхолии — в избытке. Чтоб как-то поправить дело, актеры под занавес — как и положено в шекспировском театре — венчают дело веселой песней.

 

 

Фото: Гутерман Михаил