Новости
09.11.2008
Лучший режиссер пятилетия
Роберт Робертович, величают его на пресс-конференциях в России. Приставляют к фамилии «господин» — за границей. Просто «Робик», вернее, «Робико» — не фамильярно, а ласково зовут в Грузии. Он при жизни оставил неизгладимый след в истории грузинского театра. После него будут говорить «это было до Стуруа» или «после Стуруа». Да что это мы начали за упокой, давайте немедленно приступим «за здравие».
Известность пришла к режиссеру Роберту Стуруа в 27 лет со спектаклем «Сайлемский процесс» по Артуру Миллеру. В 31 год он поставил со своим сокурсником Темуром Чхеидзе «Мачеху Саманишвили» по грузинскому классику Клдиашвили. Спектакль этот мне довелось видеть в бытность мою школьницей в Тбилиси. Город поделился на «темуровцев» и «робертианцев». Я была убежденной «робертианкой». Однако какой же то был уникальный симбиоз — два разных и столь талантливых режиссерских почерка в одном изделии. И то был их первый и последний совместным спектакль, как ни жаль. Сокурсники выучились у великих — Михаила Туманишвили, в свою очередь ученика Товстоногова. «Великий Гога» весьма дорожил связью через Туманишвили со Стуруа и Чхеидзе, любовно называя их творческими внуками.
После «Мачехи...» режиссерский девиз Стуруа можно было сформулировать так: «я делаю все, как не надо». Переворот с ног на голову, шиворот-навыворот, черное вместо белого, хулиганство, вечная маргиналия, и, в итоге, откровение о классическом произведении, казавшемся всегда чем-то одним, незыблемым, но в его руках повернутым неожиданной стороной. В том спектакле Стуруа впервые поручил воплощать на сцене свой замысел Рамазу Чхиквадзе, молодому, с блестевшими весельем синими глазами и белозубой улыбкой. В роли эдакого грузинского Ноздрева он представлял воистину актерский фейерверк творческого безобразия, а в зале умирали от смеха.
Мировой бум вокруг имени Стуруа начался в 1975-м со спектакля «Кавказский меловой круг» Брехта, ставшего визитной карточкой театра. Спектакля, который выглядит абсолютно живым по сей день, и еще более актуален сегодня, чем в год премьеры. Иные из его первых исполнителей умерли, иные продолжают играть свою роль по сей день. Но есть один, незаменимый категорически — великий Чхиквадзе. Он более не числится в труппе по причине тяжелой болезни сердца, и редко, но все же приходит играть на сцене одну роль — судьи Аздака.
С разорванного белого кокона, в который запеленал «Кваркваре» художник Мириан Швелидзе, в говорящую художественную форму заключены все постановки Стуруа. Так в «Меловом круге» настоящим сценографическим откровением стали находки Георгия Алекси-Месхишвили — свисавшие с колосников тряпки, нечто среднее между паутиной и колесами телеги, муляж коня, жертвенный агнец на подставке с колесиками, утыканной пасхальными свечечками. С «Круга» началась постоянный творческий симбиоз и личная дружба Стуруа с Гией Канчели, теперь одним из лучших композиторов мира, тогда — завмузчастью театра Руставели.
В 1979-м Роберт Стуруа ставит еще один легендарный спектакль — «Ричард III». И становится непререкаемым авторитетом для постановщиков Шекспира. После грандиозного успеха «Кавказского мелового круга» и «Ричарда III» на престижных мировых фестивалях — Мехико, Эдинбургском, Белградском БИТЕФе, театр был приглашен на трехнедельные гастроли в Англию. Тогда и произошел беспрецедентный случай в истории лондонской театральной критики. «Ричарду» в газетах, где заведена была пятизвездочная система оценки, выставили шесть.
Построенный архитектором Татищевым по заказу купцов Питоевых Театр Руставели находится на одноименном проспекте, наикрасивейшей улице столицы Грузии. По прежнему театр является мощной точкой притяжения культурной жизни города. Никогда не терявший связи с действительностью его руководитель, постоянный приглашаемый ставить за границу, всемирно известный режиссер Роберт Стуруа может себе позволить заявить: «Мне до смерти надоела слава интерпретатора Шекспира». Теперь дома он ставит новую грузинскую драму — Лашу Бугадзе и Ираклия Самсонадзе. Может позволить себе.
«Театр для меня — это веселое легкомысленное занятие. Я получаю удовольствие. Обожаю делать страшные сцены. Я радуюсь, что обманываю зрителя».
Известность пришла к режиссеру Роберту Стуруа в 27 лет со спектаклем «Сайлемский процесс» по Артуру Миллеру. В 31 год он поставил со своим сокурсником Темуром Чхеидзе «Мачеху Саманишвили» по грузинскому классику Клдиашвили. Спектакль этот мне довелось видеть в бытность мою школьницей в Тбилиси. Город поделился на «темуровцев» и «робертианцев». Я была убежденной «робертианкой». Однако какой же то был уникальный симбиоз — два разных и столь талантливых режиссерских почерка в одном изделии. И то был их первый и последний совместным спектакль, как ни жаль. Сокурсники выучились у великих — Михаила Туманишвили, в свою очередь ученика Товстоногова. «Великий Гога» весьма дорожил связью через Туманишвили со Стуруа и Чхеидзе, любовно называя их творческими внуками.
После «Мачехи...» режиссерский девиз Стуруа можно было сформулировать так: «я делаю все, как не надо». Переворот с ног на голову, шиворот-навыворот, черное вместо белого, хулиганство, вечная маргиналия, и, в итоге, откровение о классическом произведении, казавшемся всегда чем-то одним, незыблемым, но в его руках повернутым неожиданной стороной. В том спектакле Стуруа впервые поручил воплощать на сцене свой замысел Рамазу Чхиквадзе, молодому, с блестевшими весельем синими глазами и белозубой улыбкой. В роли эдакого грузинского Ноздрева он представлял воистину актерский фейерверк творческого безобразия, а в зале умирали от смеха.
Мировой бум вокруг имени Стуруа начался в 1975-м со спектакля «Кавказский меловой круг» Брехта, ставшего визитной карточкой театра. Спектакля, который выглядит абсолютно живым по сей день, и еще более актуален сегодня, чем в год премьеры. Иные из его первых исполнителей умерли, иные продолжают играть свою роль по сей день. Но есть один, незаменимый категорически — великий Чхиквадзе. Он более не числится в труппе по причине тяжелой болезни сердца, и редко, но все же приходит играть на сцене одну роль — судьи Аздака.
С разорванного белого кокона, в который запеленал «Кваркваре» художник Мириан Швелидзе, в говорящую художественную форму заключены все постановки Стуруа. Так в «Меловом круге» настоящим сценографическим откровением стали находки Георгия Алекси-Месхишвили — свисавшие с колосников тряпки, нечто среднее между паутиной и колесами телеги, муляж коня, жертвенный агнец на подставке с колесиками, утыканной пасхальными свечечками. С «Круга» началась постоянный творческий симбиоз и личная дружба Стуруа с Гией Канчели, теперь одним из лучших композиторов мира, тогда — завмузчастью театра Руставели.
В 1979-м Роберт Стуруа ставит еще один легендарный спектакль — «Ричард III». И становится непререкаемым авторитетом для постановщиков Шекспира. После грандиозного успеха «Кавказского мелового круга» и «Ричарда III» на престижных мировых фестивалях — Мехико, Эдинбургском, Белградском БИТЕФе, театр был приглашен на трехнедельные гастроли в Англию. Тогда и произошел беспрецедентный случай в истории лондонской театральной критики. «Ричарду» в газетах, где заведена была пятизвездочная система оценки, выставили шесть.
Построенный архитектором Татищевым по заказу купцов Питоевых Театр Руставели находится на одноименном проспекте, наикрасивейшей улице столицы Грузии. По прежнему театр является мощной точкой притяжения культурной жизни города. Никогда не терявший связи с действительностью его руководитель, постоянный приглашаемый ставить за границу, всемирно известный режиссер Роберт Стуруа может себе позволить заявить: «Мне до смерти надоела слава интерпретатора Шекспира». Теперь дома он ставит новую грузинскую драму — Лашу Бугадзе и Ираклия Самсонадзе. Может позволить себе.
«Театр для меня — это веселое легкомысленное занятие. Я получаю удовольствие. Обожаю делать страшные сцены. Я радуюсь, что обманываю зрителя».
Майя Мамаладзе
Источник: Театрал