В постановке Римаса Туминаса фарс, мрачный гротеск и злая сатира подмяли под себя и лирику, и героику. Таков его пессимистический диагноз эпохе.

 

Больше года назад возглавив труппу Театра имени Вахтангова, литовский режиссер Римас Туминас декларировал: «Начать надо с Шекспира… “Троил и Крессида” или “Ричард III”». Остановился на менее известных «Троиле и Крессиде», в основу которых положена история многолетней и изнурительной осады Трои.

Жанровая многослойность пьесы смущала еще первых издателей, колебавшихся, куда следует ее отнести: к разделу комедий, трагедий или исторических хроник. XX век и вовсе увидел в ней предтечу театра абсурда. Туминас, плоть от плоти нашего века, решительно превращает «Троила и Крессиду» в едкий сатирический фарс и предлагает зрителю оставить все исторические знания о Троянской войне на домашнем диване. Он даже обронил в адрес своей постановки фразу о том, что это «антиспектакль», и, по-моему, погорячился. Никакого «анти» — самый настоящий спектакль, притом последовательный по мысли, выстроенный по форме и сыгранный слаженным ансамблем. Гротеск тут не прием, а мировоззрение. Сатирическое и пародийное начало действительно крайне сильно в пьесе, что вообще-то нехарактерно для Шекспира. Исследователи подозревают, что под не слишком привлекательной личиной некоторых античных персонажей Шекспир вывел на сцену ряд драматургов-современников. Не исключено, например, что тучный и чванливый Аякс — пародия на Бена Джонсона. Но Туминаса литературные перепалки начала XVII века не занимают, гораздо острее волнуют его переклички с веком XXI.

На сцене царят неуютная серо-черно-коричневая гамма, сумрак, хаос, разор, обреченность; звучащая назойливым, будоражим фоном музыка (композитор — неизменный соратник Туминаса Фаустас Латенас). Герои балансируют между жизнью, смертью и бесконечными, как война, склоками. Фонарь, свисающие из-под колосников ржавые цепи, столы, табуреты, шезлонги, которые, как и шум прибоя, напоминают, что действие происходит у моря… Все повалено и набросано в кучу (автор сценографии Юлиан Табаков). Такая вот вселенская свалка в дымке затяжной войны. Эпиграфом к спектаклю могла бы стать строчка: «Глупцы мы все, и греки, и троянцы».

К глупцам режиссер беспощаден: легендарные герои — по преимуществу коротышки. Ступают картинно и плавно, копируют профильные позы с античных барельефов, карикатурно застывая в задумчивости или гневе, позвякивают кольчугой, демонстрируют грациозный бег на месте и, чуть что, пугливо прикрываются круглыми щитами. Невзрачный Ахилл (Ах! Хил!) находится в любовной связи со статным женоподобным Патроклом (Сергей Епишев), вышагивающим на котурнах. Длинноволосый блондин Улисс (Олег Макаров) изрекает истины, словно производит на свет страусовые яйца (в момент экстаза он и вправду снесет одно), а бесцветный рогоносец Менелай (Андрей Зарецкий) равнодушен ко всему на свете. Красавица Елена Спартанская (Мария Аронова) — из-за которой продолжает по инерции тлеть нравственно изувечившая всех участников бойня — давно уже подурнела, обрюзгла и выглядит устрашающе. От знаменитого яблока раздора остался выразительный огрызок, красующийся на программке. Заваривший же всю эту кашу плаксивый Парис (Олег Лопухов) — у Туминаса «муж-мальчик, муж-слуга» — жалко семенит вокруг огромной матроны, величает ее Нелли и впивается поцелуями в обнаженные прелести.

 

Над всем этим паноптикумом то зависает, то раскачивается на цепях грозный бог войны — зловещий таран в форме огромного деревянного карандаша. Временами он опускается, и тогда циник Терсит (Юрий Красков) недвусмысленно тянет за воображаемое вымя (читай: война — дойная корова). Когда вспыхивает битва, и греки, и троянцы в свете краснеющего зарева принимаются остервенело рубить дрова, таскать столовские котлы, шинковать капусту и швырять ее в кипяток; туда же отправляется и страусиное яйцо. Режиссер комментирует свою метафору так: «Война как кухня, нечто такое грубое: редиска, капуста — что-то северное, что-то наше».

Линия Троила и Крессиды (Леонид Бичевин и Евгения Крегжде), не особенно яркая в первом действии, где манерный и суетливый сводник Пандар (Владимир Симонов) пытается обратить внимание племянницы, и без того по уши влюбленной, на доблести Троила, — оживает во втором акте. Разлученные после первой совместной ночи, словно Ромео и Джульетта, преображенные чувством герои обречены терять не жизнь, но саму любовь.

Шекспироведы различают в пьесе три линии — лирическую (Троил и Крессида), гротескно-сатирическую (уродливый непристойный грек Терсит и самодовольный греческий вождь Аякс) и военно-героическую (могучий Гектор). В постановке Туминаса фарс, мрачный гротеск и злая сатира подмяли под себя и лирику, и героику. В XXI веке режиссер различает их с трудом. Таков его пессимистический диагноз эпохе.

 

Фото: © Театр им. Евг. Вахтангова

Источник: OpenSpace.ru