В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко состоялась премьера оперы Владимира Кобекина «Гамлет».

 

Опере Владимира Кобекина «Гамлет» пришлось ждать премьеры в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко целых восемь лет, пока в театре проходили пожары-ремонты. Зато теперь, когда технические трудности позади, главному режиссеру театра Александру Тителю удалось превратить эту оперу в резкий, яркий и провокативный спектакль.

Даже композиторы, сочиняющие оперы, считают: жанр умирает, поскольку возможности его исчерпаны. Пожалуй, лишь екатеринбуржец Владимир Кобекин искренне придерживается противоположного мнения. Оперы он пишет одну за другой. И все они — от "Молодого Давида", принесшего режиссерскую славу Дмитрию Чернякову, до "Александра Македонского" — выглядят пришельцами из эпохи романтизма. С той особенностью, что героические коллизии в них окрашены авторской иронией, начисто лишающей оперы Кобекина пафоса и псевдоклассических котурнов.

 

Либретто нынешнего «Гамлета» — тоже не текст трагедии Шекспира, а фантазия-травестия уральского журналиста и поэта Аркадия Застырца. Коллизия пьесы пересказана тут повседневным языком и щедро пропитана молодежным сленгом. Датский принц называет отца батей, Клавдий прерывает сцену «Мышеловки" криками: «В гробу видал я всю эту халтуру», а вопрос «Быть или не быть?" переформулирован: «Иметь иль быть — вопросец-то непрост». На этой основе Владимир Кобекин сочинил хитрый музыкальный ребус, причудливо соединивший элементы средневековой музыки и даже бурятские ритмы с цитатами из шлягеров 1970-х (последнее, разумеется, для могильщика).

 

Содержание, само собой, получилось злободневным. Дания то и дело напоминает Россию. Несовершенным оказывается не мир вообще, а мир конкретный — тот, в котором мы сейчас и который тонет, как в тине, в лицедействе. Клавдий, Гертруда, Полоний — все с упоением кому-нибудь подражают. Жизнь оперного Гамлета ломает встреча с Призраком — воплощением древних, природных сил, вопиющих о мщении. Ему композитор отдал подлинные народные мотивы и прерывистый стук ударных, все время отзывающийся в Гамлетовом подсознании.

 

Максимально сближая принца Датского с публикой, режиссер Александр Титель поставил этот спектакль на Малой сцене. Принц выползает на сцену из шкафа, расположенного под ногами зрителей. Действие напоминает серию театральных аттракционов. То нам напомнят, что весь мир — тюрьма: герои хлебают баланду из железных мисок. То покажут маскарадное шоу, в котором Клавдий (Дмитрий Кондратков) и Полоний (Роман Улыбин) разыгрывают тинейджеров, а Гертруда (Ирина Ващенко) — толстую тетку в ядовитом платье и красной шляпке. Певцы мастерски изображают людей, которые в свою очередь тоже кого-то изображают. Сценография Эрнста Гейдебрехта окружает это шоу резковатыми очертаниями то ли цирковой арены, то ли эстрадного балагана.

Единственный, кто абсолютно чужд здесь всем, — сам Гамлет (Чингис Аюшеев). Причина не только в его азиатской внешности, а в том, что он не поддается вирусу тотального лицедейства. Вторжение сакральных сил рушит сознание этого человека нашего времени, Рушит в конечном счете и всю его жизнь. Впрочем, гибнет и Офелия (Лариса Андреева), похожая на Кармен, может, оттого, что, как и Кармен, поет меццо-сопрано.

 

Стремительные темпы, взятые дирижером Феликсом Коробовым, добавляют происходящему динамики, даже драйва. В финальном эпизоде, словно для того, чтобы публика не принимала историю Гамлета всерьез, на сцену выпущена компания детей, заново разыгрывающих карнавал в Эльсиноре. И новый маленький Гамлет со своим матрасиком опять выползает из шкафа, расположенного под самыми ногами публики. Да, весь мир — театр, но у каждого театра в шкафу — свой скелет.

 

Источник: "Газета" №218 от 17.11.2008 г.