Коллекция Государственного центрального театрального музея им. А. А. Бахрушина (ГЦТМ) пополнилась 12 сценическими костюмами Николая Цискаридзе. По этому поводу музейщики устроили презентацию, на которой премьер Большого театра лично представил свой дар.

 

На обозрение были вынесены костюмы Меркуцио и Трубадура ("Ромео и Джульетта" в постановках Юрия Григоровича и Леонида Лавровского), Принца ("Щелкунчик"), Паганини ("Паганини"), Конферансье ("Золотой век"), Короля ("Лебединое озеро" в постановке Владимира Васильева) и Джеймса ("Сильфида").

 

Благородный жест артиста совпал с памятной датой в истории ГЦТМ. 95 лет назад, 25 ноября 1913 года, московский промышленник и меценат Алексей Бахрушин преподнес Российской Академии наук свою музейную коллекцию и усадьбу. При этом им были сказаны знаменательные слова: "Когда собрание мое достигло пределов, при которых распоряжаться его материалами я уже не счел себя вправе, я задумался над вопросом: не обязан ли я, сын великого русского народа, предоставить это собрание на пользу этого народа?". Сегодня в фондах музея более 1,5 миллиона экспонатов: эскизы костюмов и декораций, фотографии и портреты, сценические костюмы великих актеров, программы и афиши спектаклей, редкие издания по театральному искусству, аудио- и видеозаписи, предметы декоративно-прикладного искусства. Современные промышленники пока не одаривают ГЦТМ домами и коллекциями. Тем приятнее, по словам музейщиков, отдельные частные дары.

 

Николая Цискаридзе бахрушинцы любят. Артист никогда не отказывается выступить в их совместных с "Обществом друзей Большого театра" проектах. Для многих посетителей ГЦТМ, а большинство из них пенсионеры, это единственная возможность увидеть любимого артиста, что называется, живьем. Билеты на подобные мероприятия стоят не дороже 100 рублей. Николай тоже любит свою аудиторию. Ради нее танцовщик даже готов пожертвовать гламурными мероприятиями, до которых большой охотник. В частности, торопясь в Бахрушинку, артист сократил свое присутствие на церемонии вручения премии МТV.

 

Впрочем, дар шоумена премьер в полной мере проявил и в музее. Его умению неукоснительно придерживаться генеральной темы, могли бы позавидовать асы отечественных ток-шоу. Тема на сей раз звучала так: "Гениальному артисту всегда трудно. Несть числа завистникам. Но при прежнем руководстве Большого театра работать было еще можно, а при нынешнем все стало из рук вон плохо". Сентенциями по этому поводу гость сопровождал вынос каждого костюма. И, как всегда, афоризмы Николая были столь искрометны, что пересказывать их не имеет смысла. Лучше дать слово автору.

 

 

Перед началом репетиций Поклитару с Доннелланом (постановщики последнего "Ромео..." БТ. — "Известия") пригласили меня на собеседование. Я им сказал: готов подарить вам идею. Можно сыграть спектакль, как было принято у Шекспира, — с одними мужчинами. Я хотел бы станцевать Джульетту и леди Капулетти... Они были глупы, и не воспользовались моим советом.

 

 

Не принимаю версию Кобборга, которая сейчас идет в Большом театре. В коричневых тонах она выглядит чудовищно. Складывается ощущение, что действие происходит в мусорном ящике. В предыдущей постановке была настоящая сказка. В том спектакле я впервые надел килт (шотландская юбка. — "Известия"). На репетиции я носил его поверх трико, а на спектакль впервые разделся, как положено. Боже, как мне дуло между ног! Я тогда вспомнил фразу из "В джазе только девушки": и как они не умирают от гриппа...

 

 

Мне был 21 год, и у меня была одна задача — связать ноги с музыкой и не умереть. Этот 30-минутный балет никто не мог дотанцевать до конца, но я на нем выплыл. Когда случилась "Пиковая дама", а там я выдрючивался 50 минут, уже было легче. В "Паганини" была одна сцена, где героя окружали скрипачи. Они ненавидели его за то, что он гениальный, а они нет. Этакая мишура, которая что-то визжит. Очень близкая мне ситуация.

 

 

Мне нравилось, что мой Конферансье — порочный персонаж. Не красный, не белый — словом, непотопляемый. Григорович разрешал мне то, о чем другие и просить боялись. Однажды я наклеил ресницы и сделал красные ногти. После спектакля он подошел ко мне, по плечу похлопал и сказал: смелый... А люди надеялись, что он меня прижучит.

 

 

По роли я переодевался в женщину — надевал пуанты и тюник. Тюль создавал сопротивление, а все остальное было весело. У девочек не профессия, а выходной день — так удобно и легко крутиться на пальцах. Другим мальчикам было больно, а мне хоть бы что. Со спектакля меня сняли, потому что в балетах нашего худрука нельзя так хорошо танцевать.

 

 

Когда примеряю костюм, всегда смотрю, как сделана талия. Нет талии — нет Цискаридзе. У меня талия 66 см. В театре никто не может влезть в мои костюмы. Внешний вид для артиста — 95 процентов успеха. На великих костюм всегда сидел безупречно. А сейчас, чем человек меньше ростом, корявее и уродливее, тем лучше.

 

 

Я видел, как нехорошо обращаются с костюмами в Большом театре. Помню, как один из начальников смотрел на фамилию владельца и определял: этот костюм — в Бахрушинку, этот — в расход. Вот я и подумал: чтобы меня не пустили в расход, лучше я сам принесу в музей свои костюмы.

 

 

Фото:  Игорь Захаркин

 

Источник: Известия