На сцене Центра им. Мейерхольда Театр Наций наконец-то выпустил долгожданную премьеру спектакля «Ромео и Джульетта» в постановке харизматичного создателя группы SaunDrama Владимира Панкова.

Ромео (Павел Акимкин) и Джульетта (Сэсэг Хапсасова) в спектакле Панкова — представители не только разных кланов, но и разных национальностей

Актер по образованию, музыкант по призванию (из освоенных им инструментов — от кларнета до гуслей — можно составить внушительный оркестр) и режиссер по собственной инициативе Владимир Панков буквально за несколько лет превратился из представителя театрального андеграунда в весьма заметную фигуру театрального мэйнстрима. Начав с сотрудничества с «новой драмой» — чудесный спектакль «Doc.Тор» и зажигательное ревю по мотивам «новодрамовских» зарисовок «Переход», — Панков постепенно стал все больше тянуться к классике. За последние годы он успел замахнуться на поэму Цветаевой и на несколько повестей Гоголя, перепев их сюжеты не только в переносном, но и в самом прямом смысле и не пожалев для великих писателей оглушительной порции децибел. Теперь вот бесстрашно, но явно осознавая всю ответственность стоящей перед ним задачи, Панков замахнулся на Шекспира.

Даже невооруженным глазом видно, что режиссер и его команда затратили на этот проект немыслимое количество душевных и физических сил. Спектакль идет около четырех часов. В нем сложная партитура, слаженно работающая массовка и поистине вавилонское смешение языков. Наличествует также и концепция, недвусмысленно рифмующаяся с «Вестсайдской историей» Леонарда Бернстайна. Там действие было перенесено на улицы Манхэттена в эпоху господства уличных банд, а юные представители враждующих семейств превратились в пуэрториканку Марию и члена ирландского клана Тони. Тут действие перенесено в криминальную Москву, в которую понаехали гастарбайтеры из республик бывшего СССР. Ромео, как можно догадаться, принадлежит титульной нации, предпочитающей отчего-то кроссовки золотистого цвета и такого же цвета курточки с меховой оторочкой. Джульетта — некой лишенной внятных национальных признаков мусульманской диаспоре. Шаурма-чурек-хмели-сунели... Точнее не скажешь. Вся эта колоритная толпа что есть духу поет и пляшет на квадратном помосте, окруженном с четырех сторон зрителями. Ну чем не «Вестсайдская история» на новый лад? Да много чем...

Мюзикл — а именно к жанру мюзикла тяготеют сценические опусы Панкова — предполагает помимо зрелищности еще и предельную внятность. Но именно внятность — последнее, в чем можно упрекнуть «Ромео и Джульетту». Тут все до такой степени завалено мелкими и крупными режиссерскими находками, что мало-помалу вообще перестаешь понимать, что происходит на сцене. Почему главный герой, явившись к отцу Лоренцо, вдруг на непродолжительное время обретает двойника в лице собственного папы, а потом столь же неожиданно его утрачивает? Почему Бенволио (Анастасия Сычева) сыгран особой женского пола, косящей под дворовую шпану и норовящую то ли в гомо-, то ли в гетеросексуальном порыве повиснуть на шее у представителя враждебного клана Тибальта?

Почему сам якобы мусульманин Тибальт (Александр Новин) похож на шаолиньского монаха, то и дело встающего в позы «крадущийся тигр, затаившийся дракон»? И зачем, уже погибнув от руки Ромео, он все время путается у героев под ногами? Кто наконец эти Капулетти? Представители зажиточной восточной мафии, устраивающей дома балы? Так чего они все время норовят прикорнуть у клеенчатых баулов, неизбежного атрибута челноков? И почему носящая хиджаб кормилица уверяет, что ее ярочке минет четырнадцать лет на Петров день? Ну какой Петров день, право слово? Вы уж или наряд поменяйте или купюры в тексте сделайте.

И, наконец, для чего в этой «битве русских с кабардинцами» и русские и в особенности «кабардинцы» так часто говорят не только на смеси восточных наречий, но и на английском (!) языке, имея об этом самом языке весьма приблизительное представление. «I do bite my thumb», — уверяет один из слуг Капулетти, грызя при этом средний палец руки. Ох, товарищи мусульмане... Thumb — это большой палец. Ну зачем, право, мучить себя и нас еще и английским?

Спектакль столь же избыточен в мелочах, сколь в них и неточен. Но самое печальное, что сюжет пьесы тут так запели, затанцевали и «засаундрамили», что незаметно для себя прошляпили главное, что должно быть вообще-то в «Ромео и Джульетте», — всепобеждающее чувство героев. Поразительно, но за долгие часы спектакля ни разу не удается поверить в то, что этот Ромео (сыгранный обаятельным артистом Павлом Акимкиным) любит вот эту Джульетту (совсем еще юная Сэсэг Хапсасова), а она отвечает ему взаимностью. Сей простой, но важной эмоции просто не удается пробиться к зрителю из-под концептуальных завалов. Между тем любовь двух юных существ, какой бы жанр ни избрал постановщик и какими бы актуальными фиоритурами не украсил шекспировскую трагедию, есть ее фундамент. И тут уж впору воскликнуть: «Да был ли талантливый мальчик?».

В том-то и дело, что не только был, но и есть. Просто талант этот, видимо, приспособлен не для постановки больших классических пьес, а для ревю, для музыкальной аранжировки «новодрамовских» зарисовок. Для номерной структуры. В тех же «Ромео и Джульетте» отдельные номера — особенно музыкальное соперничество двух кланов, один из которых предпочитает европейскую классику, а другой восточные напевы, — порой чудо как хороши. В обращении же с классическими пьесами играющий на всех инструментах разом, Панков выглядит как десятиборец, вышедший на большое футбольное поле и устроивший вдруг бег с препятствиями там, где по законам жанра надо, не мешкая, бежать с мячом к воротам.

 

Фото: Игорь Захаркин

 

 

Источник: Известия