Новости
10.03.2010
Потрошительницы Лира
Шекспировский герой предстал куклой
Три женщины ублажают старика-доходягу. Судя по его состоянию, дело происходит в больнице, и старик вот-вот помрет. Они одевают его, кормят, дают покурить, терпят его капризы, а потом с нескрываемым наслаждением исследуют его анатомию в анатомическом театре — попросту говоря, потрошат.
Вот вкратце «сюжет» спектакля театральной труппы «Анатомия Ансамбль» из Хельсинки, который так и называется «Анатомия Лир». Его показал Театр Наций в праздничные дни в рамках своего проекта «Шекспир@Shakespeare». Подразумевается, что старик — это и есть Лир, а три больничные сиделки — его дочери Регана, Гонерилья и Корделия.
Лир здесь — кукла. Вернее — две куклы. Одна — живая, то есть тиранствующий и больной старик, а другая — «мертвая», то есть его мертвое тело в анатомическом театре, которое «разделывают» его дочки. Сыгранный и поставленный женщинами (режиссер спектакля Микаэла Хасан) спектакль вполне отражает феминистский подход к миру: Лир не просто невыносимый старик, который даже на смертном одре требует от дочек исполнять поклоны («Книксен!» — кричит он всякий раз, когда они покидают «палату»). Он до краев наполнен атрибутами своего пола. Пока три женщины упаковывают в одеяльце его голое, скелетообразное тельце, на вешалке лежит все, что составляло его мужскую суть: брюки, массивный кейс, газета, пачка сигарет, зажигалка. Как дитя с игрушками, умирающий Лир перекладывает с места на место все эти атрибуты своего былого величия, заставляя женщин с презрением улыбаться.
«Ничего сентиментального нет в смерти, — точно говорят нам создательницы спектакля, — она лишь агония бессмысленных и запоздалых амбиций». Когда их пальцы с чавкающим звуком внедряются в мертвую плоть деревянной куклы (в самом центре сценической площадки, за целлофановыми ширмами, обнаруживается анатомический театр), оттуда вместе с печенью и сердцем извлекаются всевозможные атрибуты мужской власти, прежде всего ключи. Впрочем, душа — тельце с головой и крыльями — тоже извлекается из чавкающей плоти: взлетает и парит над комнатой, чтобы напоследок утихомирить агонизирующего старика и подарить ему тихую, незлобивую кончину.
Весь этот этюд на тему «Лира» длится не больше 50 минут, оставляя публику в буддийской пустоте: там, за стенами театра-палаты Лир кроил и резал государственные границы, курил на футбольных матчах, громко кричал в пивных, разделял и властвовал — что там еще положено делать мужчине и властителю?
Но здесь, между смертью и сном, болью и безумием, ему осталось только мучительно переживать свою немощь и зависимость. Стилистика черного юмора помогает трем авторам и исполнительницам — Хейди Фредрикссон, Осе Нюбо, Йоханне аф Шултен — превращать театр в опыт коллективной терапии, несмотря на безнадежный сюжет и маленькую аудиторию. Терапия как раз в том, что на месте атрибутов власти возникают приметы любви и взаимозависимости — вполне женские добродетели.
Вот вкратце «сюжет» спектакля театральной труппы «Анатомия Ансамбль» из Хельсинки, который так и называется «Анатомия Лир». Его показал Театр Наций в праздничные дни в рамках своего проекта «Шекспир@Shakespeare». Подразумевается, что старик — это и есть Лир, а три больничные сиделки — его дочери Регана, Гонерилья и Корделия.
Лир здесь — кукла. Вернее — две куклы. Одна — живая, то есть тиранствующий и больной старик, а другая — «мертвая», то есть его мертвое тело в анатомическом театре, которое «разделывают» его дочки. Сыгранный и поставленный женщинами (режиссер спектакля Микаэла Хасан) спектакль вполне отражает феминистский подход к миру: Лир не просто невыносимый старик, который даже на смертном одре требует от дочек исполнять поклоны («Книксен!» — кричит он всякий раз, когда они покидают «палату»). Он до краев наполнен атрибутами своего пола. Пока три женщины упаковывают в одеяльце его голое, скелетообразное тельце, на вешалке лежит все, что составляло его мужскую суть: брюки, массивный кейс, газета, пачка сигарет, зажигалка. Как дитя с игрушками, умирающий Лир перекладывает с места на место все эти атрибуты своего былого величия, заставляя женщин с презрением улыбаться.
«Ничего сентиментального нет в смерти, — точно говорят нам создательницы спектакля, — она лишь агония бессмысленных и запоздалых амбиций». Когда их пальцы с чавкающим звуком внедряются в мертвую плоть деревянной куклы (в самом центре сценической площадки, за целлофановыми ширмами, обнаруживается анатомический театр), оттуда вместе с печенью и сердцем извлекаются всевозможные атрибуты мужской власти, прежде всего ключи. Впрочем, душа — тельце с головой и крыльями — тоже извлекается из чавкающей плоти: взлетает и парит над комнатой, чтобы напоследок утихомирить агонизирующего старика и подарить ему тихую, незлобивую кончину.
Весь этот этюд на тему «Лира» длится не больше 50 минут, оставляя публику в буддийской пустоте: там, за стенами театра-палаты Лир кроил и резал государственные границы, курил на футбольных матчах, громко кричал в пивных, разделял и властвовал — что там еще положено делать мужчине и властителю?
Но здесь, между смертью и сном, болью и безумием, ему осталось только мучительно переживать свою немощь и зависимость. Стилистика черного юмора помогает трем авторам и исполнительницам — Хейди Фредрикссон, Осе Нюбо, Йоханне аф Шултен — превращать театр в опыт коллективной терапии, несмотря на безнадежный сюжет и маленькую аудиторию. Терапия как раз в том, что на месте атрибутов власти возникают приметы любви и взаимозависимости — вполне женские добродетели.
