Новости
20.04.2010
Основы безопасности жизнедеятельности
В Александринском театре состоялась, пожалуй, самая ожидаемая премьера сезона: «Гамлет» в постановке режиссера Валерия Фокина, который оставил от пятиактовой шекспировской трагедии полтора часа сценического действия. В заглавной роли на сцену императорского театра вышел Дмитрий Лысенков.
Тезис о том, что художника судить надо по законам, им самим над собой поставленным, не новый и не мой. Однако есть в театральном пространстве фигуры, к которым только он и применим. Валерий Фокин — из таких. Для его спектаклей не подходит универсальная отмычка. Но и хитрый ключ тоже не нужен. Постановки Фокина «отпираются» индивидуальным способом.
Еще задолго до рождения спектакля «Гамлет», когда худрук Александринки только объявил о своем намерении ставить трагедию Шекспира, было понятно, кто сыграет в ней основные роли. Если Гамлет — Дмитрий Лысенков, то Офелия — Янина Лакоба. Можно было предположить, что Гертруда будет найдена в другом театре, как и произошло. В спектакле Фокина ее сыграла Марина Игнатова, артистка БДТ. А на Клавдия прочили Андрея Шимко, который и вышел на сцену Александринского театра в этой роли. Неожиданным оказалось назначение на роль Полония Виктора Смирнова. Вот, пожалуй, единственный раз, когда бровь внимательного и постоянного зрителя могла поползти вверх. Все остальное — математическая выверенность мизансцен, холодность в отношениях между персонажами, отстранение режиссера от своих актеров — все было предсказуемо и узнаваемо. Валерий Фокин — мастер, который сам себе не изменяет.
Сценограф Александр Боровский соорудил на сцене гигантскую металлическую конструкцию: трибуны, развернутые к зрителю «изнанкой». Статисты, занимающие на них свои места, оказываются спиной к сидящим в зале. В центре трибун — небольшая площадка, от которой вниз к авансцене ведут черные ступени. В основании их — две зияющие прямоугольные «проруби», в которых исчезают предметы и люди и которые впоследствии окажутся могилами. С самого начала режиссер словно намекает, что разыгрываемая история ничем хорошим не закончится.
Самостоятельное действующее лицо фокинского «Гамлета» — свет художника Дамира Исмагилова. Мерцающий гадкими тайнами датского двора, фокусирующийся на деталях, порой резкий, как свет лампы на жесточайшем допросе. Пучком белых лучей прожектора выхватываются из тени трио Гамлет — Гертруда — Клавдий. В их застывших позах читается непримиримый конфликт.
В таком же непримиримом конфликте с классическим текстом оказывается режиссер Фокин, который при помощи драматурга из Тольятти Вадима Леванова «адаптирует» его на свой лад. А именно: переводит на прозаический язык, мешает переводы М. Морозова, М. Лозинского, Н. Полевого, Б. Пастернака и частично осовременивает. Пастернаковское «Быть или не быть» чередуется со стонами Гамлета: «Дебилы!» — в адрес придворных или обращения к другу Горацио: «Не надо прикалываться надо мной, парень!». Горацио (актер Андрей Матюков) и правда «парень»: с рюкзачком за плечами, в больших наушниках и кофте-«кенгурушке». Гамлет появляется то в кедах и джинсах с обручем на голове, как носят современные молодые люди, то в костюмах XV века. То же касается остальных персонажей спектакля: на протяжении действия они то и дело меняют смокинги и маленькие черные платья на рукава-буф и панталоны.
Хоть сколько-нибудь логическое объяснение этим переодеваниям найти невозможно. Равно как и другим моментам спектакля. Складывается ощущение, что Фокин, твердо идя к намеченной цели, не был озабочен деталями. В итоге невнятной оказывается история с призраком отца Гамлета, который даже не заявлен в программке. Был ли он на самом деле? Или это пьяный бред Гамлета, не отрывающегося от пластикового стаканчика с водкой с момента смерти отца и до своего первого появления перед зрительным залом? Или злой розыгрыш Гильденстерна и Розенкранца, которые решили проверить, что на самом деле думает их друг о скоропостижной кончине родителя...
Из-за «переделки» хрестоматийного текста возникла путаница с финалом, когда Лаэрту дают боевую рапиру, отравленную ядом, а Гамлету — спортивную, с зачехленным наконечником, которой он таки умудряется заколоть насмерть брата Офелии. Неожиданно и алогично оказывается самоубийство Гертруды, залпом выпивающей кубок с ядом, бросив на прощание сыну: «Ты победил». Весь спектакль она была ведущей, таскала за собой Клавдия за руку, как мать ребенка, прятала его голову у себя под юбкой. Режиссер недвусмысленно намекал, что в его спектакле именно Гертруда, стремящаяся к власти, — виновница смерти отца Гамлета. И вот заколот Клавдий — путь свободен. Но почему-то королева добровольно уходит из жизни.
Текст английского драматурга, потревоженный, раскромсанный и неладно сшитый, коварно мстит постановщику и актерам. Слова расходятся с действием. Фокин пытается вышивать собственную историю по канве шекспировской, но безуспешно. Он привычным жестом изымает из своих актеров эмоции и чувства. Но гармонию алгеброй поверить не удается.
Человек сам творит свою судьбу. Об этом, видимо, хотел сказать Валерий Фокин. Он дает в руки Гамлета — Лысенкова микрофон и отправляет его в центр зрительного зала Александринского театра на режиссерское место репетировать с бродячими артистами, посетившими Эльсинор, спектакль «Убийство Гонзаго». Он ходит по залу, делает замечания артистам, останавливает сцены, комментирует, просит повторить реплику и так далее. Этот мир — театр, где человек вершит свою историю. Человек — сам себе режиссер. Не Бог. Высшие силы заняты более важными делами.
А простым смертным Валерий Фокин оставляет игру. Вступать или не вступать — дело сугубо индивидуальное. Можно примкнуть к сильным, а можно пойти войной против них. Но, судя по горе трупов, что высится перед зрителями в финале этого «Гамлета», по Фокину, безопаснее не влезать, не перечить, не пытаться изменить мир, не оказывать сопротивление, а смиряться под ударами судьбы, плыть по течению. Даже зная правила игры.
Тезис о том, что художника судить надо по законам, им самим над собой поставленным, не новый и не мой. Однако есть в театральном пространстве фигуры, к которым только он и применим. Валерий Фокин — из таких. Для его спектаклей не подходит универсальная отмычка. Но и хитрый ключ тоже не нужен. Постановки Фокина «отпираются» индивидуальным способом.Еще задолго до рождения спектакля «Гамлет», когда худрук Александринки только объявил о своем намерении ставить трагедию Шекспира, было понятно, кто сыграет в ней основные роли. Если Гамлет — Дмитрий Лысенков, то Офелия — Янина Лакоба. Можно было предположить, что Гертруда будет найдена в другом театре, как и произошло. В спектакле Фокина ее сыграла Марина Игнатова, артистка БДТ. А на Клавдия прочили Андрея Шимко, который и вышел на сцену Александринского театра в этой роли. Неожиданным оказалось назначение на роль Полония Виктора Смирнова. Вот, пожалуй, единственный раз, когда бровь внимательного и постоянного зрителя могла поползти вверх. Все остальное — математическая выверенность мизансцен, холодность в отношениях между персонажами, отстранение режиссера от своих актеров — все было предсказуемо и узнаваемо. Валерий Фокин — мастер, который сам себе не изменяет.
Сценограф Александр Боровский соорудил на сцене гигантскую металлическую конструкцию: трибуны, развернутые к зрителю «изнанкой». Статисты, занимающие на них свои места, оказываются спиной к сидящим в зале. В центре трибун — небольшая площадка, от которой вниз к авансцене ведут черные ступени. В основании их — две зияющие прямоугольные «проруби», в которых исчезают предметы и люди и которые впоследствии окажутся могилами. С самого начала режиссер словно намекает, что разыгрываемая история ничем хорошим не закончится.
Самостоятельное действующее лицо фокинского «Гамлета» — свет художника Дамира Исмагилова. Мерцающий гадкими тайнами датского двора, фокусирующийся на деталях, порой резкий, как свет лампы на жесточайшем допросе. Пучком белых лучей прожектора выхватываются из тени трио Гамлет — Гертруда — Клавдий. В их застывших позах читается непримиримый конфликт.
В таком же непримиримом конфликте с классическим текстом оказывается режиссер Фокин, который при помощи драматурга из Тольятти Вадима Леванова «адаптирует» его на свой лад. А именно: переводит на прозаический язык, мешает переводы М. Морозова, М. Лозинского, Н. Полевого, Б. Пастернака и частично осовременивает. Пастернаковское «Быть или не быть» чередуется со стонами Гамлета: «Дебилы!» — в адрес придворных или обращения к другу Горацио: «Не надо прикалываться надо мной, парень!». Горацио (актер Андрей Матюков) и правда «парень»: с рюкзачком за плечами, в больших наушниках и кофте-«кенгурушке». Гамлет появляется то в кедах и джинсах с обручем на голове, как носят современные молодые люди, то в костюмах XV века. То же касается остальных персонажей спектакля: на протяжении действия они то и дело меняют смокинги и маленькие черные платья на рукава-буф и панталоны.
Хоть сколько-нибудь логическое объяснение этим переодеваниям найти невозможно. Равно как и другим моментам спектакля. Складывается ощущение, что Фокин, твердо идя к намеченной цели, не был озабочен деталями. В итоге невнятной оказывается история с призраком отца Гамлета, который даже не заявлен в программке. Был ли он на самом деле? Или это пьяный бред Гамлета, не отрывающегося от пластикового стаканчика с водкой с момента смерти отца и до своего первого появления перед зрительным залом? Или злой розыгрыш Гильденстерна и Розенкранца, которые решили проверить, что на самом деле думает их друг о скоропостижной кончине родителя...
Из-за «переделки» хрестоматийного текста возникла путаница с финалом, когда Лаэрту дают боевую рапиру, отравленную ядом, а Гамлету — спортивную, с зачехленным наконечником, которой он таки умудряется заколоть насмерть брата Офелии. Неожиданно и алогично оказывается самоубийство Гертруды, залпом выпивающей кубок с ядом, бросив на прощание сыну: «Ты победил». Весь спектакль она была ведущей, таскала за собой Клавдия за руку, как мать ребенка, прятала его голову у себя под юбкой. Режиссер недвусмысленно намекал, что в его спектакле именно Гертруда, стремящаяся к власти, — виновница смерти отца Гамлета. И вот заколот Клавдий — путь свободен. Но почему-то королева добровольно уходит из жизни.
Текст английского драматурга, потревоженный, раскромсанный и неладно сшитый, коварно мстит постановщику и актерам. Слова расходятся с действием. Фокин пытается вышивать собственную историю по канве шекспировской, но безуспешно. Он привычным жестом изымает из своих актеров эмоции и чувства. Но гармонию алгеброй поверить не удается.
Человек сам творит свою судьбу. Об этом, видимо, хотел сказать Валерий Фокин. Он дает в руки Гамлета — Лысенкова микрофон и отправляет его в центр зрительного зала Александринского театра на режиссерское место репетировать с бродячими артистами, посетившими Эльсинор, спектакль «Убийство Гонзаго». Он ходит по залу, делает замечания артистам, останавливает сцены, комментирует, просит повторить реплику и так далее. Этот мир — театр, где человек вершит свою историю. Человек — сам себе режиссер. Не Бог. Высшие силы заняты более важными делами.
А простым смертным Валерий Фокин оставляет игру. Вступать или не вступать — дело сугубо индивидуальное. Можно примкнуть к сильным, а можно пойти войной против них. Но, судя по горе трупов, что высится перед зрителями в финале этого «Гамлета», по Фокину, безопаснее не влезать, не перечить, не пытаться изменить мир, не оказывать сопротивление, а смиряться под ударами судьбы, плыть по течению. Даже зная правила игры.
Катерина Павлюченко
Фото: Виктор Сенцов
