Две сыгранные в Москве премьеры по двум шекспировским пьесам — поставленная в Театре им. Вахтангова «Мера за меру» и показанное во время гастролей питерской Александринки «Укрощение строптивой» — заставили еще раз задуматься, что движет современными постановщиками, когда они обращаются к текстам классических пьес.

«Укрощение строптивой» от Юрия Бутусова — спектакль шумный, но бессмысленный (фото: Игорь Захаркин / «Известия»)

«Меру за меру», не очень репертуарную пьесу английского гения, поставил у вахтанговцев числящийся последние лет десять среди молодых дарований Юрий Бутусов. «Укрощение строптивой» в Александринке — один из самых талантливых европейских режиссеров среднего поколения, желанный гость всех фестивалей, лауреат престижных театральных наград и прочая и прочая, литовец Оскарас Коршуновас. На первый взгляд поставили они Шекспира по-разному. В выдержанном в черно-белых тонах тягостном, чтобы не сказать тягомотном, спектакле Юрия Бутусова не было столь необходимой театральному зрелищу витальной энергии, зато в нем наличествовала жесткая концепция, смысл которой становился ясен буквально через три с половиной часа всякому досидевшему до финала зрителю. В исполненном драйва спектакле Коршуноваса публике некогда было скучать, ибо каждую минуту изобретательный режиссер предлагал ей какую-то очередную — танцевальную, музыкальную, клоунскую, акробатическую etc. — примочку, зато вычитать в спектакле какую-то внятную трактовку пьесы оказалось решительно невозможно.

Внешнее различие между тем не отменяет внутреннего сходства двух этих опусов. Ибо и в том и в другом случае совершенно непонятно главное — по какой причине два даровитых режиссера выбрали к постановке именно эти, а не какие-то другие пьесы. Ведь искренняя уверенность большей части наших театральных деятелей, что существует некий корпус содержащих в себе вечные истины классических текстов, которые, когда ни поставь, все будут к месту, — очевидное и горестное заблуждение. Сия установка кажется нелепой, даже когда речь идет о «Гамлете» или «Макбете»: это что ж за вечные истины такие, что людей нехорошо убивать и трон узурпировать? Но когда речь идет о столь специфических произведениях Шекспира, как мрачная комедия «Мера за меру» или ранняя комедия «Укрощение строптивой», побудительный мотив постановщика становится смыслообразующим.

В самом деле с какой стати современный человек должен следить за перипетиями пьесы, в которой к вящему удовольствию всех без исключения героев брутальному юноше по имени Петруччо (вертлявый Дмитрий Лысенков) удается уконрапупить своенравную девушку по имени Катарина (Анна Большова), доказав ей, кто в доме хозяин? Что нам весь этот обаятельный домострой многовековой давности? Поворотов сюжета тут может быть сколько угодно. Можно увидеть в Катарине оскал сорвавшегося с цепи современного феминизма, можно разглядеть в Петруччо воплощение традиционного (спустившегося, так сказать, с Кавказских гор) представления о роли и назначении женщины. Но что-то же должно заставить зрителя поверить в вечность этого классического текста... Если о чем и свидетельствует этот шумный, как детская погремушка, спектакль, так только о том, что век классического театра миновал. Зря, что ли, вся сцена завалена у Коршуноваса гипсовыми бюстами древнегреческих мудрецов и прочих классиков, зря, что ли, время от времени тут появляются какие-то карикатурные слуги в античных масках, а артисты Александринки все пытаются примерить на себя пышные одеяния эпохи Возрождения, которые висят на снабженных маленькими колесиками манекенах, но только засунут руки в рукава с манжетами, как тут же вынимают их обратно... Наверное, не зря. Но если мысль постановщика состояла только в том, что постановка костюмных шекспировских комедий в современном контексте — это глупое и бессмысленное занятие, то, право, не стоило тратить на ее доказательство три с лишним часа.

В сдержанном спектакле Юрия Бутусова связи с современностью еще меньше, чем в погремушечном спектакле Коршуноваса. Черно-белые герои «Меры за меру» перемещаются по сцене, как фигуры по шахматной доске. И весь концепт режиссера носит столь же отвлеченный характер, как и решение какой-нибудь шахматной задачи. В пьесе Шекспира герцог Виченцо решает временно удалиться от дел, передав бразды правления своему наместнику Анджело, который начинает так усердствовать в борьбе с моральным разложением в обществе, что приговаривает к казни юношу, виновного в добрачной связи со своей собственной невестой. Через некоторое время сей правитель-пуританин сам оказывается жертвой страсти, причем объект его вожделения — сестра осужденного на казнь добродетельная Изабелла (Евгения Крегжде). Лишь вмешательство герцога спасает юношу от смерти, а чистую девушку — от поругания. У Шекспира два этих героя (Виченцо и Анджело) — антиподы. У Бутусова — два сапога пара, причем обоих играет один и тот же артист — Сергей Епишев. Только что спасший Изабеллу из рук похотливого Анджело Виченцо немедленно начинает настойчиво домогаться бедной девушки. Иными словами, мрачная комедия Барда в интерпретации вахтанговцев становится еще мрачнее, а власти в лице всех без исключения ее представителей вынесен недвусмысленный приговор. Но это итог, финал спектакля. А куда прикажете деть многоречивые рассуждения героев о справедливости (или несправедливости) казни для человека, переспавшего с собственной невестой? Ведь они составляют большую часть спектакля. Какое отношение имеют все эти диковатые рассуждения к сегодняшнему дню и к людям, сидящим в зрительном зале в начале ХХI века?

Ответ на вопрос, почему нам сегодня интересен тот или иной сюжет, может быть прямым и бесхитростным (как в некоторых актуальных спектаклях Театра.doc). Он может быть сложным, как в лучших «классических» спектаклях Томаса Остермайера.

Но он, черт побери, должен быть. Ибо подлинный смысл любого театрального зрелища — не умозрительные взаимоотношения с театральной традицией, а внятные современникам режиссера взаимоотношения с сегодняшним днем, с жизнью, текущей за стенами театра. Ибо любая — даже «вечная» — истина в театре всегда конкретна.

 

 

Источник: Известия