На открытии фестиваля в воскресенье 12 сентября в Театриуме на Серпуховке собрался весь медийный цвет отечественного театра. В рамках проекта «Шекспир@Shakespeare» Государственного Театра Наций на сцене показывали «Гамлета» немецкого режиссера Томаса Остермайера в постановке знаменитого берлинского театра «Шаубюне ам Ленинер Плац».

>> Проект «Шекспир@Shakespeare» призван знакомить отечественного зрителя с лучшими интерпретациями пьес Великого Барда и выпускать собственные постановки. У данной инициативы, пока скромно именуемой проектом, есть все предпосылки стать в будущем полноценным фестивалем, какого давно не хватало театральной России, вписавшей не одну яркую страницу в мировую шекспериану.

В рамках проекта на столичной сцене уже показаны: два спектакля «Гамлет» — Камерного театра (Тель-Авив, Израиль) и Театра Оскараса Коршуноваса (Вильнюс, Литва), две интерпретации «Короля Лира» — Нижегородского Театра юного зрителя и «Ансамбля Анатомия» (Хельсинки, Финляндия), а также выпущена собственная премьера Театра Наций — «Ромео и Джульетта» в постановке известного российского режиссера Владимира Панкова.

Продолжающий проект спектакль «Гамлет» поставлен одним из лучших европейских режиссеров Томасом Остермайером, художественным руководителем театра «Шаубюне». В роли Гамлета — один из самых ярких немецких актеров современности Ларс Айдингер.Режиссера Томаса Остермайера называют не только одним из самых интересных художников современности, но и мощным театральным провокатором. Его «Гамлет», как эталон инновационного европейского театра, конечно, провокационный и откровенно эпатажный. Спектакль длиться два с половиной часа без антракта. Надо думать, что для отечественного театрала, привыкшего понимать поход в театр как один из способов проведения досуга, все это видится, мягко говоря, некомфортным. В Европе экспериментальный театр давно уже вышел из области чистого развлечения, зачастую это голое самовыражение художника, исполненное некоего смысла, а иногда лишенное его вовсе. Но и зритель здесь существует совершенно в ином качестве — коль скоро режиссер и актер способны на выходку, такое же право получает и он. А у нас принятая этика не позволяет встать и уйти из зала (потому что актера надо как бы уважать), но и сидеть два с половиной часа без антракта оказывается тяжко…

Итак, мировая премьера «Гамлета» Томаса Остермайера состоялась на Эллинском фестивале в Афинах в июле 2008 г., в том же месяце спектакль был представлен на Авиньонском фестивале во Франции. Уже тогда эта постановка стала событием — громким, потрясающим, провоцирующим на реакцию… Для того, чтобы понять форму этого спектакля, узнать, что творится на сцене, ключевые концептуальные моменты и прочие самые эпатажные эпатажности достаточно прочитать любой отзыв прессы хотя бы из того времени. Впрочем, рецензии на этот спектакль (и те, и сегодняшние) как одна похожи друг на друга — все они емки и довольно хороши в описательном плане, делают правильные акценты, но и все они абсолютно не выражают сути этого спектакля, давая совершенно иное впечатление о нем, весьма далекое от того, какое производит «Гамлет» на самом деле.

 

 

 

Пожалуй, лучший из отзывов оказался среди постов обычных пользователей LiveJournal — и хотя он просто голо характеризует спектакль, фактически описывая, что там да как, а между тем отсутствие излишних эмоциональных эпитетов не искажает того, что есть на самом деле.

Вот этот отзыв:

…Это был высокий европейский стандарт.

Был стильный спектакль.

Отличная работа со звуком.

Два с половиной часа без антракта, в общем-то, легко дались и прошли без сильных провисаний, во многом благодаря частым задействованиям зрительного зала.

Худой Гамлет с привязанным пузом, специально некрасивый — это некое ломание ненавязчивой традиции, ведь Гамлет должен быть красивым. А тут он пузатый, ведет себя по-идиотски, юродствует, чихает и кашляет как бы от аллергии на вранье, эпатирует всех, а по большому счету ему вообще плевать на общественное мнение.

Легкая перемена от Гертруды к Офелии (одна актриса), легкая перемена от Клавдия к покойному королю (один актер) — не сильно оригинально, но очень гармонично.

Повсюду открытая условность.

На сцене сцена, на полу сцены земля, механическая фронтальная конструкция с занавесом из бамбуковых или каких-то таких палочек, передвигается по рельсам ближе-дальше от зрителя.

На этот занавес периодически проецируется видео с камеры, которую держит кто-то из героев.

Это уже вещь распространенная, но особенно сильно напомнила «В Москву, в Москву!» Касторфа, поскольку в обоих случаях на этом приеме строится почти весь спектакль.

Много смешного было еще.

Все.

 

 

Если вдуматься, то, по сути, здесь идет перечисление самых ярких режиссерских находок, используемых в спектакле. Конечно, вычленяя тот или иной прием из общей концепции, можно рассуждать о том, насколько это избито или инновационно. Но только не в данном случае… Если иные могут воспринимать авторскую трактовку шекспировского «Гамлета» Томаса Остермайера как надругательство над великой классикой, то форменное надругательство над спектаклем Остермайера — это разложение его на цитаты, составные части, сцены и режиссерские ходы. Действительно, все это присутствует: и Гамлет — современный фрик психопатического склада, и грязь на подмостках, и «дождь» из шланга, и проекции лиц в режиме on-line, и психоделический видеоряд, и столь растиражированный критикой пролог с похоронами короля-отца, и последующее развитие действия на самой могиле, да и много чего еще… Но дело в том, что говоря обо этом в подобном контексте, сталкиваешься с ситуацией из известной сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес»: «В словах Болванщика как будто не было смысла, хоть каждое слово в отдельности и было понятно» (Глава «Безумное чаепитие»). Нечто подобное происходит и здесь — так оно, вроде, все и есть, но это ни в коей мере не дает истинного представления о спектакле, или, что еще хуже, дает совершенно ложное представление о нем. То есть критика, высоко оценивая эту постановку, выбранным способом высказывания, сама того не зная, невольно уничижает ее.

Как бы ни были оригинальны и изыскательны режиссерские приемы, главным здесь остается авторская концепция, исходя из которой, функционирует все остальное. И если взять конкретную деталь, пусть даже имитационный дождь из шланга, то по тому, как выстроен этот спектакль по цвету и свету, по тому, как в этом свете распыляется вода, как на весь процесс накладывается звук, как в этот антураж внедряется эмоциональное состояние героев, сама эта сцена превращается в живопись. И этот «дождь» не то, чтобы становится настоящим, но он становится живописным — самым откровенным эстетством. И, пожалуй, ни единый человек в зале в данный момент не думает о… шланге. Вот в чем, художественная ценность спектакля Томаса Остермайера — он очень целостный по всему — по выбранному образу, по способу подачи, по акцентированию…

И пусть кого-то может раздражать Гамлет в костюме и галстуке, но в своем гармоническом явлении этот спектакль, где актуализировано все до мелочей (специально для постановки драматургом Мариусом фон Майенбургом был сделан даже новый современный перевод пьесы), не теряет ни Шекспира, ни самого «Гамлета». Очень хорошо об этом высказался в своей рецензии Роман Должанский:

«Но только те, кто не знаком с творчеством Томаса Остермайера, надеются, что весь его спектакль мог бы состоять из череды выразительных режиссерских картин-фантазий на тему пьесы. От большинства любимцев европейских авангардных фестивалей 40-летний художественный управляющий берлинского театра “Шаубюне” различается тем, что работает в рамках обычного драматического театра, другими словами, просто говоря, совместно с актерами собственной труппы интерпретирует пьесы. Даже ежели сами тексты либо их переводы серьезно авторизованы, как это сделал с “Гамлетом” узнаваемый германский драматург Мариус фон Майенбург: пьеса Шекспира оказалась как будто пересказана близко к тексту упрощенным нынешним языком. Остермайер постоянно интерпретирует классику агрессивно, оригинально, спорно. Но по-прежнему нуждается в сильном создателе, классическом либо современном, хотя бы для того, чтоб спорить с ним и отыскивать новейшие смыслы».

 

 

 

И все-таки «Гамлет» в трактовке Томаса Остермайера потрясает. Это не просто эксцентричная, а даже психопатическая вещь, исполненная нарочитой антиэстетики, черного фарса, сцен истерик и унижений. Два с половиной часа живой неврастеники даются нелегко и оставляют зрителя в состоянии гнетущего шока. Ларс Айдингер (Lars Eidinger) от тихой рефлексии до пронзительного фарса абсолютно исчерпывающ в больном сознании своего Гамлета. Но поражает здесь не то, сколь беспощаден к Шекспиру Остермайер, а сколь правдиво его Гамлет существует в сегодняшнем дне. Это даже не интерпретация оригинального сюжета, а сплошь его художественная адаптация, подчиненная одним лишь реалиям сегодняшнего дня. И мы понимаем, что все это нам знакомо, и даже больше, что все это вокруг нас, и Остермайер показывает лишь то, на что мы старательно закрываем глаза, но с чем не хочет и не способен мириться Гамлет ни его, ни Шекспира…

Лучше всего об этом сказал сам режиссер на пресс-конференции, посвященной спектаклю.

Томас Остерймайер: «Я думаю, что у каждого поколения есть свой Гамлет, которого оно заслуживает. И если наш Гамлет в результате оказался не таким красивым и не таким романтичным, то значит такой у нас взгляд на сегодняшнюю жизнь.Я думаю, эта постановка уже сама по себе содержит очень много вопросов. Дело в том, что когда я смотрел на других Гамлетов, я вам скажу, что мне очень часто мешало в них — я видел тщеславие режиссера. Потому что, кто такой обычно Гамлет у большинства режиссеров? Это всегда человек одетый в черное, он одинок, он размышляет, ему никто не нужен. То есть на самом деле это получается такое режиссерское эго. Мы постарались быть честными. Но в том Гамлете, которого вы увидите сегодня, в нем, конечно, тоже есть многое от меня, там тоже, и я этого боюсь, есть мое тщеславие. Но, собственно говоря, мечта это не то. Это интеллектуал, который интеллектуально мечтает и не думает о самом себе. То есть это какая-то рефлексия интеллектуала этого мира, это как бы отражение этого мира, преломление в интеллектуала. Я имею в виду Гамлета. Но мы художники или мы интеллектуалы — мы тоже часть этого декадентского мира. И в принципе мы тоже где-то негибкие, мы тоже в чем-то застывшие. Проблема в том, что Гамлет видит, что он часть этого мира. Он это понимает, он это осознает. Но он не может освободиться, он не может выйти, как бы выпасть из этого мира. Поэтому он над ним насмехается, но он все равно остается частью этого мира. А потом он просто практически себя убивает, потому, что только через смерть можно перестать быть частью этого мира. И это, собственно говоря, одна из причин того, почему он все время повторяет “Быть, или не быть?..”. На самом деле на этот вопрос есть ответ, и этот ответ содержится в самой пьесе. Дело в том, что перед дуэлью Гамлета с Лаэртом, Горацио предостерегает Гамлета (“Если ты ощущаешь в себе какое-то предчувствие или страх, то следуй за этим предчувствием…”). А потом он ему говорит о том, что надо просто быть готовым к смерти — неважно, когда она наступит сегодня или завтра, но нужно быть готовым к этому моменту. Быть готовым — это самое главное».

 

 

 

Совершенно очевидным в спектакле Томаса Остермайера становится то, что Гамлет — это не герой своего времени, а это вневременный персонаж. И не важно, во что он одет, пьет ли он из пластикового стаканчика или из бокала венецианского стекла, не важно, как вообще меняется предметный мир вокруг него, важно то, что неизменной в этом мире остается людская аморальность. Со времен Уильяма Шекспира до Томаса Остермайера человечество необычайно прогрессировало почти во всех сферах своей жизнедеятельности, но оно почти не усовершенствовалось духовно. А человеческий порок со временем, возможно, лишь приобрел в цинизме и извращенности. Но смысл в том, что однажды, столкнувшись лицом к лицу с этим пороком в его самом страшном проявлении, найдется человек, который уже не сможет существовать с ним в одном пространстве. Это и есть Гамлет, романтический герой, который у каждой эпохи действительно свой, и, какой бы он ни был, он также необходим этой эпохе, чтобы, существуя хотя бы умозрительно, как некий идеал, изобличать этот порок…

 

 

Гамлет — Ларс АЙДИНГЕР

Клавдий, Тень отца Гамлета — Урс ЮККЕР

Гертруда, Офелия — Юдит РОСМЭР

Полоний, Озрик — Роберт БАЙЕР

Горацио, Гильденстерн — Себастиан ШВАРЦ

Лаэрт, Розенкранц — Штефан ШТЕРН

 

Постановка — Томас ОСТЕРМАЙЕР

Сценография — Ян Паппельбаум

Костюмы — Нина Ветцель

Музыка — Нильс Остендорф

Драматург — Мариус фон Майенбург

Видео — Себастиан Дюпой

Свет — Эрих Шнайдер

 

 

Источник: РГМЦ