Спектакль 25 мая 2011 г. откроет новый Чеховский фестиваль. Но его мировая премьера прошла 26 января в театре “Les Gemeaux”. После парижского цикла русская «Буря» Доннеллана будет в марте идти в Лондоне. Просперо играет Игорь Ясулович, Калибана — Александр Феклистов, Ариэля — Андрей Кузичев.

Стены пещеры — серые и сырые. Три двери прорезаны в кривом бетоне. Обрывки веревок на пыльном полу, серый советский ящик из-под молочных бутылок на авансцене. Полуседой человек в растянутых домашних штанах скорчен на ящике, уводит голову в плечи, отрешенно и суетливо шепчет что-то (по измученному лицу кажется: за картошку… за свет… за газ…), загибает худые пальцы, раскидывает, загадывает.

Это Просперо, маг и законный герцог Миланский, вызывает бурю.

Театральный сезон открыла «Буря» Роберта Стуруа в театре “Et cetera”. Завершит — «Буря» Доннеллана, копродукция Чеховского фестиваля и театра “Cheek by Jowl”.

У Стуруа остров изгнания сиял синевой редкой красоты. И Александр Калягин играл Просперо как человека большой внутренней мощи и природного аристократизма, у которого мир отнял лишь внешние знаки всего этого. А к финалу — вернет с поклоном.

Остров Доннеллана и сценографа Ника Ормерода страшен. Явно расположен на полдороге от архипелага ГУЛАГ к сияющим субтропикам мира, «где люди так красивы».

И Просперо-Ясулович жил в пещере дольше, чем Просперо-Калягин. Унижение и нищета десятилетиями плющили его. Отняли элегантность, властность, осанку.

Истрепали, высосали. Не сумели реквизировать лишь власть над духами — и над бурей.

В родную пещеру врывается Миранда: кудри, румянец, легкие льняные штанцы. Не хватает лишь студенческого рюкзачка. Героиня Анны Халилулиной, выпускницы Щепкинского училища 2009 года, горяча, своевольна, очень органична. Но так же узнаваема, как и ее отец. Их споры, их нищета — не из шекспировской сказки, а из московской кухни. Из мира, где тела и души так изношены, что нервы торчат, как нитки.

Сходство с нашим миром намечено лессировками. Но дальний отзвук 1920-х, 1930-х, 1990-х витает над сценой. Над лощеным, блистающим башмаками и галстуком Антонио: братом Просперо и узурпатором его власти, вызванным в пещеру силой магии. Над Ариэлем-Кузичевым — крепко сбитым, коротко стриженным, в черном пиджаке поверх майки. Он выходит к Просперо из цепочки точно таких же молодых людей (словно полукриминальная «наружка» пасет кого-то). И лишь мальчишеская нежность выделяет его из молчаливого строя духов (или «шестерок»?).

В каких-то сценах «Бури» «обрусение» плакатно. Свадьба неаполитанского принца и Миранды, строго по Шекспиру, превращена в феерию с участием античных богинь. Но когда из-за кулис вываливаются разухабистые Юнона и Церера в шитых рукавах, монистах, со снопами в руках, с лихой песней «Будут щедры к вам поля, / Изобилье даст земля… / Жизнь без горя и забот / Вам Церера в дар несет» — чумеешь. Впрочем, текст шекспировский. А свадьба-свадьба-свадьба оттенена пластикой героев. Измученный испытаниями Просперо принц еще вздрагивает от боли. Миранда плачет, спрятав лицо в ладони. Народного гулянья в их честь оба просто не замечают.

Об органике Калибана-Феклистова в камуфляжном жилете на голое тело, с животным здравомыслием и громыхающими шуточками ветерана пивных очередей умолчим. Но именно у Доннеллана Калибан связан с Просперо и Мирандой прочными узами общей земли. Лукавство и похоть, рык «Сожгите книги!», раболепие перед новым добрым хозяином с бочкой хереса — все при нем. Но он — и третья живая душа на острове, глухо отрезанном от мира. Единственный спутник мага и его ученой дочери в их бедах.

И когда Просперо, под насмешливыми взглядами отбывающей на нарядном корабле свиты неаполитанского короля, кладет Калибану руку на голову и кратко говорит: «Эта тварь — моя!» — что-то в зрителе сжимается.

Проживший здесь полжизни, вдоволь хлебнувший не сказочного лиха, чуждый на самом-то деле элегантным и деловитым людям, с которыми так радостно уйдет в большой мир Миранда, Просперо-Ясулович в новом белом костюме и с фибровым довоенным чемоданом в руках останется на черте между сияющим кораблем и пещерой Калибана.

Судьба человека (или поколения?) состоялась. Традиционно в финале «Бури» Просперо кажется человеком, вернувшим себе внешние знаки внутренней силы.

Здесь он кажется прежде всего человеком, потерявшим дочь. «Там» ей будет лучше.

Но смыслы клубятся — и точному переводу в наши реалии, к счастью, не подлежат.

У парижского зрителя, не знающего этих реалий, «Буря» Доннеллана идет на ура. Figaro от 30 января 2011 г. пишет о премьере: «Это Шекспир во всей универсальности его мира. Тем не менее: спектакль все время оглядывается на страну, в которой создан. …Идите туда: вас впечатлит Просперо, очарует Ариэль, сразит Калибан. И огорчит решительность, с какой маленькая Миранда хочет покинуть свой остров».

Московский зритель сможет последовать совету Figaro в конце мая.

А пока — о спектакле говорят Игорь Ясулович и Деклан Доннеллан.

Игорь Ясулович: «Речь здесь — о власти, мести, праве на суд»
— Самая неблагодарная вещь в нашем деле — определять героя словами. Потому что потом сам невольно начинаешь следовать сказанному. Мы занимаемся «Бурей» с лета 2010 года, но спектакль — в начале пути. Характеры будут еще развиваться и развиваться.

Деклан просил быть в этой роли предельно жестким. И мне это нравится. Потому что речь не о книжнике Просперо. Не о маге, владеющем стихией и волей духов. А о человеке, которому стали не нужны ни книги, ни магия… потому что это уже не помогает. Точка отсчета — он сам. Его опыт. Его гнев, который копился годами. Жажда власти и мести. И отношения с дочерью, какие он выстроил на острове, в оскорблении и изгнании.

И поэтому так важен для нас эпилог «Бури», который обычно опускают. Нет, он не архаичен: тут не актер просит снисхождения у публики в традициях старинного театра. Тут завершаются темы мести, справедливости, несправедливости, «похоти власти»…

Этот финальный монолог Просперо — о том, как тяжело и больно прощать. Освобождаться от памяти о старом зле. О праве суда: может быть, мы задумаемся, ребята, оглянемся на себя? На свои тайные желания. На Ариэля и Калибана внутри себя (ведь и Ариэль, и Калибан есть в каждом). Все вы судите, и говорите, и считаете себя вправе формулировать наотмашь… не применяя ту же меру к себе. Но ты-то сам что такое?

«Все грешны, все прощенья ждут» — предпоследняя строка и главная тема «Бури».

Деклан Доннеллан: «Миранда любит родину. Но уйдет с острова»— Просперо — довольно жесткий человек. Он закален горьким опытом. И все время стремится полностью взять под контроль свою зону власти и ответственности — остров.

Но прежде всего — дочь! Его плоть и кровь, его ученицу. Лучшее, что у него есть.

Слишком долгий опыт невзгод сделал Просперо почти аутистом (хоть и очень умным). Он замкнут на острове своей тревоги. Своей утопической веры в то, что можно строить чужие пути по своей воле. Но править стихиями легче, чем судьбами.

Пышная феерия свадьбы дочери с плясками греческих богинь нужна отцу, а не Миранде. Сцена и в пьесе торжественна до пародии: «Появляются жнецы в крестьянской одежде. Вместе с нимфами они кружатся в грациозном танце». Мы сделали крестьянскую одежду узнаваемой... Вы говорите, Юнона и Церера слишком похожи на ожившие статуи ВДНХ? Но ведь этот праздник — утопия Просперо. Его представление о счастье! А у Миранды, молча плачущей на своей свадьбе под хор богинь, они иные.

Отцу кажется: теперь все будет хорошо. Дочь знает: впереди долгая, горькая, переменчивая жизнь. Она тверда в решимости уйти в большой мир. Но беды Просперо определили и опыт Миранды: ничего, кроме острова и пещеры, она не видела.

Перед отплытием Миранда у нас бросается к Калибану, отчаянно обнимает его. Мне кажется это естественным. Она любит родину. И Калибан для нее — часть родины. Но она ни за что не останется здесь, любой ценой уйдет в большой мир. А он обречен остаться…

Но я не работаю с концепциями — я работаю с актерами. Все эти смыслы вложены в них, в их движение по сцене. Я давно ставлю в России и счастлив этой новой встречей со своими московскими актерами — с Игорем Ясуловичем, с Михаилом Жигаловым, Феклистовым-Калибаном, Кузичевым-Ариэлем. И очень рад, что к нам присоединилась великолепная Миранда — Аня Халилулина.

 

Елена Дьякова

Источник: «Новая газета» № 15 от 11 февраля 2011 г.