Источник: Шекспир У. Трагедия о Гамлете, принце Датском. Перевод А. Агроскина. М. : БД «Русский Шекспир», 2008.

Уильям Шекспир

Бернардо.

Кто там? Ответьте!

Франциско.

Вы ответьте первым!

Бернардо.

Что ж я так я.

Да здравствует король!

Франциско.

Бернардо, вы?

Бернардо.

Я! Это так же верно,

что на часах двойной сошелся ноль.

Франциско.

Как вы точны.

Бернардо.

Ступайте спать, Франциско!

Франциско.

Охотно. Здесь промерз я до нутра.

Бернардо.

Все было тихо?

Франциско.

Тихо. Мыши близко

не проскользнуло.

Бернардо.

Вам идти пора.

Покойной ночи. Встретите Марцелла

с Горацио — поторопите их.

Мы в карауле вместе.

Входят Горацио и Марцелл.

Франциско.

Можно смело

ручаться, что я вижу их двоих.

Эй кто там? Отвечайте по уставу!

Горацио.

Друзья страны!

Марцелл.

Вассалы короля!

Франциско.

Я ж говорил — они. Ну, вот и славно.

Да будет пухом королю земля.

Пост сдал Франциско.

Бернардо.

Принял пост Бернардо.

Марцелл.

Привет, Бернардо!

Бернардо.

Рад тебе, Марцелл!

А где Горацио?

Горацио.

Здесь!

Бернардо.

Слышу! Ладно, ладно.

Горацио.

Скажи, ты честно эти сутки бдел?

Бернардо.

Вопрос обиден твой.

Горацио.

Прости! Оно являлось?

Бернардо.

Не стану врать — его я не видал.

Марцелл.

Горацио считает — это шалость

воображения.

Горацио.

Ваш страх возобладал

над мироощущением реальным…

Марцелл.

Короче, я привел его сюда,

чтобы судил он не из теплой спальни

о призраках.

Горацио.

Вздор это, господа!

Коль призрак явится, готов вступить в беседу

я с ним.

Бернардо.

Довольно спорить! Подождем…

Горацио.

А ты пока Бернардо нам поведай,

как было дело…

Бернардо.

В эту ночь дождем

пролилось небо. Молнии сверкали

окрест по десять сразу. Но потом

все стихло. Три звезды по вертикали

вдруг встали в ряд над башенным крестом.

Час пробил колокол…

Бьет колокол. Входит призрак.

Марцелл.

О, Боже! Вот оно!

Бернардо.

По облику — точь-в-точь король покойный!

Марцелл.(Горацио)

Теперь ты веришь?

Горацио.

Мозгу не дано

постичь такое.

Марцелл.

Ты, мудрец достойный,

ученый многознающий, дерзни,

заговори с ним.

Горацио.

Изумляет сходство!

И мне, признаюсь, не до болтовни.

Бернардо.

Оно как будто ждет!

Горацио.

И благородство

в чертах такое же, и родовая стать,

и рост, и поступь узнаются сразу…

(Призраку)

Кто ты, чтобы в ночи повелевать,

и тьма послушна твоему приказу?

Зачем ты облик короля датчан

прекрасный и воинственный присвоил?

Я небом заклинаю: отвечай!

Марцелл. (Горацио)

Излишне ты его побеспокоил.

Бернардо.

Оно уходит.

Марцелл.

И оскорблено.

Горацио.

Стой! Обернись! Скажи хотя бы слово!

Призрак уходит.

Марцелл.

Всё! Нас уже покинуло оно,

и вряд ли скоро воротится снова.

Бернардо.

Ну что, Горацио? Я вижу, вы бледны,

и дрожь руки своей унять не в силах.

Признайтесь, что не отблески луны

Мы видели.

Горацио.

Все это поразило

меня. Я б не поверил никому,

кто рассказал подобное.

Марцелл.

А сходство!

Горацио.

Да-да, король, король он по всему!

Когда он над Норвегией господство

свое безжалостно в сраженьях утверждал,

то выходил на бой в таких же латах.

И также хмурился и гнева не сдержал,

порвав посольства польского мандаты.

Марцелл.

Вот так уж дважды точно в этот час

воинственным величественным шагом

проходит он ночами мимо нас.

Горацио.

Боюсь, не кончатся виденья эти благом.

Нас потрясения нерадостные ждут…

Марцелл.

На башнях замка держат караулы,

в литейных ежедневно пушки льют,

полны подвалы порохом в баулах,

мы строим флот, купцы везут мечи

арабские, испанские кирасы,

на площадях шуты и циркачи

втихую треплют имя Фортинбраса.

Что происходит? Кто мне объяснит?

Горацио.

Могу попробовать. Молва идет повсюду,

мол Гамлет, наш король, что в склепе спит,

и нам является, у дьявола взяв ссуду,

когда-то Фортинбрасом, королем

Норвегии, на бой был вызван смертный.

И Фортинбрас погиб бесславно в нем,

а всем его владениям несметным

по праву рыцарскому было суждено

стать собственностью Гамлетов навечно.

К тому же было все сохранено,

что ставил и король в заклад, конечно.

И он, в итоге, выиграв в той войне,

не только сохранил свои пределы,

а увеличил их почти вдвойне.

И это, как я думаю, задело

другого Фортинбраса. Это сын

того, что смерть нашел на поле брани.

Он молод, и ума, как и седин,

еще не нажил. И как соль на ране

покоя не дает, так и ему

потерянные земли будоражат

кровь в жилах. И понятно почему

он ищет боя и победы жаждет.

Со всех концов Норвегии спешит

к нему под знамя рать головорезов.

Он каждому дает копье и щит,

И обещает всем богатство Крезов.

Короче, он готовится к войне

за некогда потерянные лены.

И ясным мне становится вполне

Зачем стрелков мы вывели на стены.

Бернардо.

Да-да! Вы правы. Призрак неспроста

явился нам в воинственном наряде.

Он той войне открыл в страну врата,

и этой двери распахнет не глядя.

Горацио.

Я слышал, незадолго до того,

как Юлий пал могущественный, в Риме

случалось много странного чего:

могилы открывались, а над ними

парили в саванах истлевших мертвецы,

кометы падали над горизонтом низким,

срастались при рожденье близнецы,

луны и солнца меркли в небе диски,

взошла над морем влажная звезда,

предвестница правления Нептуна.

Живые ждали Страшного суда!

Но отвела тогда его фортуна.

Вот также и сейчас. Нас что-то ждет!

В плену ужасных предзнаменований

Мы все живем. Неясное грядет!

И Бог не внемлет нашему взыванью.

Возвращается Призрак.

Но тише! К нам опять идет оно.

Я заступлю сейчас ему дорогу.

Пускай меня погубит это, но

Я с ним заговорю. Во имя Бога,

виденье, стой! Прошу, заговори!

Раскинув руки, преграждает дорогу Призраку.

Произнеси хоть звук. Я вижу ясно,

ты носишь что-то тайное внутри

своей души. И тайна та ужасна.

Послушай, душу облегчи свою,

тебе за доброту воздастся Богом,

а я, припав к святому алтарю,

причастным стану ко твоим тревогам.

Скажи, ты знаешь ход судеб страны

и предостерегаешь от чего-то?

Подай хоть знак, что делать мы должны.

А может о другом твоя забота?

И ты при жизни в чреве скрыл земном

неправедно добытое богатство?

И вот теперь мечтаешь об одном:

покрыть молитвой это святотатство?

Поет петух.

Скажи об этом! Стой и говори!

Останови его, Марцелл!

Марцелл.

Ударить

его клинком?

Горацио.

Руби или коли,

но только не давай ему растаять

в тумане.

Бернардо.

Боже, Боже, вот оно!

Горацио.

Да вот оно!

Марцелл.

И не остановилось.

Встает заря. Оно совсем ушло.

безмолвно и надменно, как явилось.

Мы посмеялись сами над собой.

Грозили призраку! Они ж неуязвимы,

так, как для шпаги ветерок любой.

Бернардо.

Когда виденье проходило мимо,

мне показалось, что заговорить

оно хотело. Но в мгновенье это

запел петух!

Горацио.

А призрак уходить

обязан в петушиный час рассвета.

Петух ведь пробуждает бога дня,

а духам подает предупрежденье,

что первый луч небесного огня

их прекратит бесшумное движенье,

и возвратит всех по своим местам.

Мы только что все это наблюдали.

Марцелл.

Да-да, оно померкло неспроста

когда петух запел. А вы слыхали,

что в первую рождественскую ночь

петух поет совсем без перерыва?

А духи, хоть и погулять непрочь,

В своих щелях ютятся боязливо.

Такая ночь приносит благость всем,

планет орбиты пролегают выше,

а ведьмы силу чар своих совсем

теряют.

Горацио.

Я об этом тоже слышал

и верю. Но смотрите, утро вновь,

надев багряный плащ, идет по росам,

неся надежду, веру и любовь

и королям, и бедным водоносам.

Окончим стражу. Мой совет таков:

Расскажем все, что видели мы ночью

младому Гамлету. Из этих тупиков,

мне кажется, найдет он выход точно.

Клянусь, что с принцем дух заговорит.

Марцелл.

Давайте так и сделаем! Я знаю

где сможем мы найти его.

Трубы. Входят: Клавдий, король Дании; королева Гертруда, члены Королевского совета, Полоний и его сын Лаэрт, Гамлет и другие.

Король.

Болит

на сердце рана. Часто вспоминаю

я дорогого брата. И всем нам

свои сердца держать пристало в скорби.

Его кончина — худшая из драм,

всем хмурит нам чело и плечи горбит.

Однако здравый смысл вступил в борьбу

с природой смерти. Так дано от Бога.

И мы о том, кто в тесном спит гробу,

с печалью мудрой будем понемногу

спокойней всё и реже вспоминать.

И потому сестру и королеву,

наследницу престола, принца мать,

под похоронные и брачные напевы

роняя слезы сквозь счастливый смех,

и на своя все возвращая круги,

призвав в свидетели и Бога, и вас всех,

беру себе в законные супруги.

Не будем в этом умысел искать,

и мудростью излишней портить дело.

Спасибо всем. Теперь хочу сказать

Я о другом. Нам стал излишне смело

посланиями докучать сосед.

Наш юный Фортинбрас решил, возможно,

что мы ослабли от народных бед,

потери брата, и сейчас несложно

вернуть те земли, что его отец

в бою отдал с победой вместе брату.

И я решил, что положу конец

надеждам сопляка вернуть утрату.

Письмо намерен нынче же послать

я дяде молодого Фортинбраса —

властителю Норвегии. Вставать

уж скоро год он перестал с матраса.

И королю открою я глаза

на план племянника, и попрошу я старца,

пусть взвесит он все «против» и все «за»,

и армии не даст в войну ввязаться.

Корнелий добрый, честный Вольтиманд!

Вот вам письмо и тотчас же в дорогу,

В Норвегию! Вам нет других команд.

Вперед, во славу Дании и Бога!

Корнелий и Вольтиманд.

Наш долг — служить Вам, славный наш король!

Король.

Его всегда вы исполняли с честью!

В воротах скажете сегодняшний пароль:

«Король и Дания», ответ — «навеки вместе».

Вольтиманд и Корнелий уходят.

Ну, а теперь скажите вы, Лаэрт,

что нового у вас? Вы говорили

о некой просьбе. И сомнений нет,

Мы все исполним то, что в нашей силе.

Ведь быть не может сердцу голова

роднее, а рука для рта любезней,

чем наш престол, и это не слова,

для вашего отца. От всех болезней

он лекарь для страны. Итак, Лаэрт,

чего ты хочешь?

Лаэрт.

Грозный повелитель,

сегодня, в столь торжественный момент,

мне разрешенье дать благоволите

на возвращение во Францию. Её

покинул я, чтобы склонить колени,

тем выразив почтение свое,

на коронации пред вами. Но ступени

судьбы моей ведут в Париж опять.

Король.

А что отец? Что говорит Полоний?

Полоний.

Боюсь, что мне его не удержать.

Я уговаривал. Но мраморной колонне

с успехом тем же мог адресовать

я речь свою. Пусты увещеванья.

Я приложил согласия печать

к пергаменту сыновнего желанья.

Король.

Ну, коли так, Лаэрт, то в добрый путь!

Как вздумаешь, располагай собою.

Уверен, что сумеешь ты блеснуть

достоинствами лучшими. Тобою

гордиться будет Дания. Теперь,

мой родственник и сын, мой Гамлет милый…

Гамлет.

Чем хочешь узы родственные мерь,

но не в названиях их подлинная сила.

Чуть больше я, чем родственник простой,

но меньше чуть, чем сын единокровный.

Король.

Я вижу, под густою темнотой

печальных дум вы так немногословны.

Гамлет.

Ошиблись вы. Я солнцем ослеплен.

Королева.

Мой добрый Гамлет, сбросьте краски ночи.

Взгляните, ваш король и друг — вот он!

А ваш отец не может быть ворочен

с того пути, что всех нас ждет, увы:

родиться, и через природу — в вечность.

Гамлет.

Как это точно описали вы.

И как обыденно. Обыденно, конечно.

Королева.

А коли так, что кажется, сын мой,

тебе особенным?

Гамлет.

Да в том то все и дело,

что плащ, обшитый траурной каймой,

уныние, что всеми овладело,

потоки слез, от вздохов ветерок,

и прочие сопутствия печали,

похожи на затверженный урок.

Они, как сетка траурной вуали,

скрывают чувства подлинную суть.

Все это ложь, пустое лицедейство.

А у меня в душе разброд и муть,

и колет прямо в сердце фарисейство.

Король.

Похвально, Гамлет, что свой долг отцу

вы отдаете с искренним волненьем.

Но принцу и мужчине не к лицу

упорствовать так долго в сожаленьи.

Когда-то, уж минуло много лет,

отец ваш потерял отца, а раньше

с отцом своим простился так же дед.

И все скорбели безо всякой фальши.

Но тот, кто остается средь живых,

сыновний траур соблюдя, обязан

не захлебнутся в море слез своих,

и чувствам противопоставить разум.

Иначе не достоин он носить

мужское имя. И его печали

не более чем тоненькая нить,

что, уподобясь шелковой спирали,

нетерпеливый связывает дух

с неукрепленным сердцем, слабой волей.

Всевышний не велит мужчине вслух

рыдать от этой очевидной боли.

Скажу я больше: это просто грех,

и перед небом, и перед усопшим,

нелепый с точки зрения всех тех,

кто понимает ход природы общий.

От века неизбежна смерть отцов.

Так было, есть и будет непреложно.

Прошу вас Гамлет, сын, в конце концов,

печаль свою уймите. И, возможно,

тогда взглянуть удастся на меня

как на отца. А я клянусь пред небом,

что с первого же траурного дня

Вы для меня как сын. И так нелепо

Решенье ваше ехать в Виттенберг!

Оно противно нашему желанью.

Прошу вас, отмените свой побег,

Не обманите наши упованья.

Останьтесь здесь, на утешенье нам,

На радость нашим восхищенным взорам!

Королева.

По нынешним нелегким временам

ты мне так нужен.

Гамлет. (Королеве)

Вашим уговорам

от всей души иду навстречу я

и повинуюсь.

Король.

Вот ответ прекрасный

и радующий сердце короля.

Как солнце осветило день ненастный,

так нашу душу осветили вы,

мой сын, своим согласием. И нынче

до часа полуночницы-совы

мы на пиру, как нам велит обычай,

в честь этого под пушечный салют

поднимем трижды свой заздравный кубок.

И громом небеса в ответ пробьют!

Уходим мы! Пускай играют трубы!

Трубы. Все, кроме Гамлета, уходят.

Гамлет.

О, как бы я хотел упасть в росу

и растворить в ней собственное тело.

Его с таким страданьем я несу,

а так оно бы в небо улетело.

Ответь, Господь, зачем ты запретил

нам с жизнью расставаться добровольно?

Мы входим в мир с беспечностью кутил,

зато уходим из него так больно.

Хотя, по сути, что теряем мы

с ним расставаясь? Горечь и усталость.

Мы — узники невидимой тюрьмы.

Побег отсюда — всё, что нам осталось.

Пусть сад, где мы сажали дерева,

уходит в семя, не дразня плодами.

Природа отвратительно права,

но понимаешь это лишь с годами.

Два месяца прошло, всего лишь два,

как мой отец наш бренный мир покинул.

А Этот цедит лживые слова

над не осевшей до конца могилой.

О, Дания, какого короля

ты потеряла! И каков сегодня

правитель твой. Несчастная земля,

за что тебе ниспослан гнев Господний?

Хромой сатир и стройный Аполлон!

Их невозможно даже ставить рядом.

Отец мой был навеки в мать влюблен,

он солнцу не давал коснуться взглядом

ее лица. О небо и земля!

Неужто никогда я не забуду,

как на руках красавца-короля

она была вся воплощенье чуда,

могла часами прядь его волос

перебирать на золоченом гребне.

Прошел лишь месяц как ушел Колосс,

она уже забыла о молебне,

который был над прахом вознесен,

и вышла замуж за его же брата.

Все это было как кошмарный сон,

но к прошлому не может быть возврата.

Непостоянство! Нет имен других

для женщины! Рыдать, как Ниобея,

над телом мужа, а в мечтах своих,

от ласк кровосмесителя слабея,

Стонать, шептать бессвязные слова,

царапать спину, выгибаться кошкой…

Пусть даже у животных большинства

сочувствия нет к ближнему ни крошки,

но и они б так быстро не смогли

как королева выйти из печали

и в новый брак вступить. Как короли

и королевы нынче измельчали.

Нет, это все не приведет к добру!

Разбейся, сердце, но храни молчанье.

Входят Горацио, Марцелл и Бернардо.

Горацио.

Милорд! Я рад вас видеть поутру!

Гамлет. (пытается шутить)

А вы? Вы не Горацио случайно?

Горацио.

Он самый, и навеки ваш слуга.

Марцелл.

Милорд, мой вам поклон!

Гамлет.

Марцелл мой верный!

Мне показалось, так была долга

разлука наша, и прошло, наверно,

сто зим и лет. И снова вместе мы!

Но что вас привело из Виттенберга,

из края вольности в унылый край тюрьмы?

Горацио. (пытаясь сменить тему)

Друзей у вас пополнилась шеренга:

Бернардо — честный воин!

Гамлет.

Рад вам, сэр!

Но мой вопрос остался без ответа:

зачем вы здесь?

Горацио.

Мир так безумно сер

без дружеского скромного банкета.

Мы здесь от праздности.

Гамлет.

Так может только враг

сказать про вас. Вы к праздности не склонны.

Ну, а пирушки… Выпьем, коли так!

Горацио.

Я прибыл, чтоб на пире похоронном

с отцом проститься вашим.

Гамлет.

Добрый друг!

как быстро в свадьбу перешли поминки.

Во всем расчет! Вчерашний ростбиф вдруг

сегодня стал паштетом на тартинке.

И предпочту я злейшего врага

в Эдеме встретить, чем вернуться снова

к тем дням, когда родного очага,

увы, угасло пламя. Столько злого

и лживого услышать про отца…

А он свое достойно нес господство!

Как он умел пленять людей сердца

заботой, простотой и благородством…

Горацио.

Да, он был королем из королей!

И кажется вчера его я встретил.

Гамлет.

Кого? Отца?

Горацио.

В истории моей

неясностей немало. Но на свете

случаются дела и почудней.

Мой друг, прошу вас, будьте терпеливы!

Итак, в теченье двух последних дней

Бернардо и Марцелл в часы прилива

стояли в главной башне на посту.

И вдруг из черноты, как ад кромешной,

фигура белая, разрезав темноту,

навстречу величаво и неспешно

им двинулась. И вооружена

она была как ваш отец пред битвой:

на лук тугой натянута струна,

и длинный меч наточен словно бритва.

И трижды рядом с ними он прошел

так близко, что плащом чуть не коснулся.

А ветерок, что поднял легкий шелк,

испариной холодной обернулся

на лицах двух отважных часовых.

И мне они об этом рассказали

под страшной тайной: мол, среди живых

такое сходство встретится едва ли.

Я сам решил проверить их рассказ

и ночью нынешнею с ними стал на стражу.

Все повторилось и на этот раз!

Я с ним заговорить пытался даже.

Гамлет.

Вы говорили с ним?

Горацио.

Попробовал, милорд.

Гамлет.

И что же?

Горацио.

Мне, признаюсь, показалось,

Что призрак разомкнет уста вот-вот.

Но тут пропел петух.

Гамлет.

Какая жалость!

Естественно, что с криком петуха

Оно исчезло.

Горацио.

Да, милорд, мгновенно.

Я был испуган, что таить греха.

Гамлет.

Как странно все и необыкновенно…

Горацио.

О, да, милорд.

Гамлет.

Он был вооружен?

Все трое.

Да, с головы до ног.

Гамлет.

Лицо закрыто?

Все трое.

Нет.

Горацио.

Взглядом был его я поражен.

Гамлет.

Он хмурился?

Горацио.

Нет, не был он сердитым.

Скорей печальным.

Гамлет.

Бледен иль румян

вам показался он?

Горацио.

Белей чем мрамор.

И так смотрел, как будто бы изъян

Искал он в наших лицах.

Гамлет.

Боже правый!

Да почему ж там не было меня?

Горацио.

О да, милорд, вы были б в изумленьи.

Гамлет.

Как долго был он?

Горацио.

До рассвета дня.

А после вдруг пропал в одно мгновенье.

Без спешки сосчитать я б смог до ста

Пока был с нами призрак. Несомненно.

Гамлет.

Седая борода была густа?

Горацио.

Как мех соболий.

Гамлет.

Нынче ж непременно

я с вами в карауле до конца.

Горацио.

Ручаюсь, он придет!

Гамлет.

И если снова

он примет облик моего отца,

я от него добьюсь хотя бы слова,

пусть даже ад раскроет предо мной

Свои врата. А вас прошу я, сэры,

язык поменьше сделать свой длиной,

и не болтать о виденном сверх меры.

А вашу верность я вознагражу.

Итак, прощайте! Ближе к полуночи

я навещу вас.

Горацио.

Принц мой, я служу

вам не за чин, подобно многим прочим.

Мой долг питает к вам любовь моя.

Марцелл и Бернардо.

И мы, наш добрый принц, вас любим тоже.

Гамлет.

Примите и мою любовь друзья.

Прощайте! И Господь пусть нам поможет!

Уходят все, кроме Гамлета.

Дух моего отца… Вооружен…

Мне чудится здесь подлая интрига.

Он приходил под утро на донжон

не просто так. Мне не дождаться мига,

когда наступит нынешняя ночь.

Но до нее умерь, душа, тревогу.

В час, когда станет зло скрывать невмочь,

деянья гнусные земля откроет Богу.

Уходит. Входят Лаэрт и Офелия, его сестра.

Лаэрт.

Мой скромный скарб уже на корабле.

Сестра, прощайте! Ветер парус полнит.

Пишите письма. О родной земле,

о вас, пусть чаще мне они напомнят.

Офелия.

Сомнения напрасны, милый брат!

Я запасла бумагу и чернила.

Лаэрт.

А что до Гамлета, подумайте сто крат!

Да, он галантен, это очень мило,

его играет молодая кровь,

и он как первоцвет порой весенней:

тепло и скороспелая любовь

его кружат. Но кратки те мгновенья,

когда он расточает аромат

и нежность просто развлеченья ради.

Запомните, что говорит вам брат!

Офелия.

Не может быть. В глаза мне прямо глядя,

шептал он мне иное.

Лаэрт.

О, сестра,

запомните простой закон природы:

у тела есть взросления пора,

когда в теченье некоего года

все мышцы крепнут, создавая храм,

поселятся в котором ум с душою.

И в это время свойственно всем нам

ничтожное принять вдруг за большое.

И Гамлет чист и искренен в любви,

которую питает к вам сегодня.

Но у вельмож традиции свои,

и выше их один престол господний.

И принц уж по рожденью самому

не сам хозяин своему желанью.

Он властью облечен и посему

обязан торжеству и процветанью

народа и страны себя отдать.

Не может он как смертный всякий прочий

плод лакомый в забвении вкушать,

отбросив груз державных полномочий.

Его свобода тяжелей оков,

он — голова для собственного тела.

И выбор его должен быть таков,

принять который Дания б хотела.

Принц говорит о том, что любит вас,

но вы ему поверьте лишь настолько,

насколько может клятвы пышных фраз

он выполнить на деле. Но и только.

А это не ему, увы, решать.

Он должен чутко слушать голос знати.

И этот голос может помешать

испить нектар любовной благодати.

Заслушавшись доверчиво певца,

вы, сердце потеряв неосторожно,

себя отдать готовы до конца.

Но знайте: возвращенье невозможно!

Офелия, сестра, прошу в тылу,

вне столь опасных выстрелов желанья,

вас оставаться. Даже на луну

нельзя надеяться в заветный час свиданья.

Любую добродетель клевета

так исказит и свет подменит тенью,

что поклянись хоть именем Христа,

в душе всегда останутся сомненья.

Червь точит в глубине земли росток

задолго до раскрытия бутона.

И этим он особенно жесток

К наивным чувствам в фазе эмбриона.

Страх — вашей безопасности залог.

Сестра, молю вас, будьте осторожны.

И пусть бунтует юность. Но итог

один лишь — гибель. Это непреложно.

Офелия.

Я ваше наставленье сохраню

и к сердцу моему поставлю стражем.

Советов мудрых прочную броню

не разобьет никто при абордаже.

Но, добрый брат мой, сами-то всегда

вы поступаете так праведно? Иль, может,

как пастор нечестивый иногда,

нам дав совет как жить, не гневя Боже,

сам как повеса юный без забот

идет в миру тропою наслаждений,

цветы срывает походя, плюет

на проповеди полуночных бдений?

Лаэрт.

Не бойтесь за меня. Однако я

замешкался. Отец идет к нам снова.

Входит Полоний.

Я полагаю высший судия

дал добрый знак прощания второго.

Полоний.

Ты здесь еще? Поторопись мой сын.

Скорее на корабль. Попутный ветер

уже играет парусом косым.

Ждут лишь тебя. В напутственном совете

я буду краток. Ты запоминай.

Не всякой мыслью торопись делиться.

Другого слушай, а не сам болтай.

Сболтнешь и слово упорхнет, как птица.

Не торопись. И прежде чем шагнуть,

подумай — а куда поставишь ноги?

Приветлив, но не фамильярен будь.

Друзей имей, но доверяй не многим.

Остерегайся посторонних ссор.

Но если уж пришлось ввязаться в драку,

Будь на удар и выстрел равно скор,

побей врага, как жалкую собаку.

Будь в тратах на себя не слишком скуп,

живи всегда богато, но не пышно.

Поверь, оценит это, кто не глуп,

кто не оценит — рыцарь никудышный.

Не занимай и не давай взаймы.

Дашь — потеряешь и кошель, и друга.

Возьмешь — дойти рискуешь до сумы,

за долгом долг — не вырвешься из круга.

Будь верен только самому себе

и никому ты изменить не сможешь.

Дай срок моим словам созреть в тебе.

И пусть тебя хранит великий Боже.

Прощай!

Лаэрт.

Милорд, примите мой поклон!

Полоний.

Не терпит время. Вас заждались слуги.

Лаэрт.

Офелия, прощайте. И заслон

поставьте попрочнее на досуге.

Вы поняли о чем я?

Офелия.

Да, мой брат.

Я в памяти запру советы ваши.

А ключ храните вы. Когда назад

вернетесь, стану я умней и старше.

Лаэрт.

Прощайте!

Лаэрт уходит.

Полоний.

Что за странный разговор?

О чем, Офелия, вы говорили с братом?

Офелия.

О Гамлете у нас был краткий спор.

Полоний.

Ах, вот как! Что ж, не буду дипломатом

я притворяться. Доносили мне,

что с пор недавних принц довольно часто

встречаться с вами стал наедине.

Я не могу остаться безучастным

к событиям таким. К тому же вы

к нему так очевидно благосклонны,

что россказни досужие молвы,

Бог знает, что придумают. Заслоны

от них поставить не сумел никто.

А ваша честь должна быть безупречна.

Рассказывайте все. И пусть ничто

не будет скрыто.

Офелия.

Да, милорд, конечно.

Принц Гамлет многократно мне давал

понять, какие чувства он питает

ко мне.

Полоний.

Что? Чувства??? Этакий нахал!

Вы, как девчонка, в дерзком краснобае

Увидели влюбленного. Теперь

выкладывайте правду, всё что было.

Ну, указали вы ему на дверь?

Офелия.

Я растерялась. И про все забыла.

Полоний.

Забыли? Ну так я вас научу.

Ценить себя умейте подороже.

Понять мужчину вам не по плечу,

поэтому всегда с ним будьте строже.

Не верьте никогда его словам.

Как правило, они весьма лукавы.

Судить о чувствах надо по делам!

Офелия.

Вы как всегда, отец, наверно, правы…

Но Гамлет так упорно уверял

меня в своей любви и так красиво…

Еще он клятву мне святую дал.

Полоний.

Силки для вальдшнепов! О, это уж не диво.

Я знаю сам, когда вскипает кровь,

душа слова для языка находит.

Их люди повторяют вновь и вновь

столетиями, это в их природе.

Но эти вспышки — вовсе не огонь.

Они, конечно, светят, но не греют.

Как мотылек они — рукою тронь,

пыльцу стряхни — взлететь он не сумеет.

Поэтому отныне я прошу

быть строже вас, скупее на свиданья.

Излишней осторожностью грешу,

Возможно, я. Но вижу основанья.

Свобода юноши и принца, наконец,

никак не может с вашею сравниться.

А если брачный снится вам венец,

поверьте, это просто небылица.

Но злые языки всегда найдут,

Как ложку дегтя сунуть в бочку меда.

Вы встретитесь на несколько минут,

а вам припишут связь на четверть года.

Вот мой вердикт: все встречи прекратить!

Офелия.

Милорд, я повинуюсь вам почтенно.

Уходят. Входят Гамлет, Горацио и Марцелл.

Гамлет.

Как этот ветер не устанет выть.

Горацио.

Он дует третий день уже бессменно.

Гамлет.

Который час теперь, скажите, друг.

Горацио.

Я думаю, без малого двенадцать.

Марцелл.

Нет, уже пробило. Как сумрачно вокруг!

Горацио.

Да, ему время самое являться…

Трубы и пушечные выстрелы

Но что это, милорд?

Гамлет.

Король не спит.

Он пьет, и возвещает выстрел каждый,

что кубок вновь он пенный осушит,

тост предпославши утоленью жажды.

Горацио.

Таков обычай?

Гамлет.

Да, мой друг, таков.

И хоть к нему с младых я лет привычен,

он восхищает только дураков.

Уж лучше нарушать такой обычай,

чем соблюдать его. За наш разгул,

до полного безумья и утраты

людского облика, где правит Вельзевул,

где брат порой с ножом идет на брата,

нас порицает запад и восток,

зовет пьянчугами, упрямыми скотами.

А доброго деяния росток

при этом гибнет, не взойдя цветами.

И так во всем. Порочное пятно

способно погубить весь плод созревший.

Его найдя, пускай всего одно,

мы говорим: а плод заплесневевший.

Как часто незначительный изъян

нам заслоняет добродетель в целом.

И пьянство беспробудное дворян

уравновесить трудно добрым делом.

Входит Призрак.

Горацио.

Милорд, смотрите, вот оно идет!

Гамлет.

Носители небесного спасенья,

прошу о помощи! Пусть мне ответит тот,

кто только что возник как приведенье.

Дух благостный ты или демон злой?

Ведешь в сад райский или в бездну ада?

Прошу, свои намеренья открой!

Мне так поговорить с тобою надо.

А звать тебя я стану королем,

отцом иль Гамлетом, коль ты того захочешь.

Ответь! Не дай в неведении моем

в последующие остаться ночи.

Скажи зачем из гроба ты восстал?

Ты в церкви был отпет согласно сана.

И в склеп, под строгий мраморный портал

под флейты свист и грохот барабана

с покойным ликом лег. Но вот теперь

твои останки разорвали саван,

и к нам через невидимую дверь

вернулись, чтоб мистическим забавам

предаться в ночи полные луны.

Что хочешь ты сказать своим приходом?

Твои черты лица как мел бледны.

Ты наполняешь ужасом природу.

Мы словно куклы. Нам не охватить

твое явленье разумом убогим.

Но кто-то же нас дергает за нить,

и пролагает торные дороги…

Скажи зачем всё это? Для чего?

Что делать нам?

Призрак манит Гамлета

Горацио.

Он манит вас.

Гамлет.

Я вижу.

Горацио.

Мне кажется вас только одного

желает допустить к себе он ближе.

Марцелл.

Он вас зовет уединиться. Но

с ним не ходите, Гамлет!

Горацио.

Не ходите!

Гамлет.

Раз здесь не хочет говорить оно,

последую за ним. Как на магните

булавку, тянет он к себе меня.

И нет в душе моей, поверьте, страха.

Жизнь сумрачна. В ней больше нет огня.

Я ей не дорожу. Я — горстка праха,

хотя дышу и двигаюсь пока.

Ну, а душа, душа и так бессмертна.

И две души поймут наверняка

Друг друга. Так что страхи беспредметны.

Горацио.

А если он, милорд, заманит вас

на тот утес, что над морской пучиной,

и превратится в полуночный час

в чудовище, что может стать причиной

паденья в бездну?

Гамлет.

Он меня зовет!

Иди вперед! Я — следом за тобою.

Марцелл.

Вы не пойдете!

Гамлет.

Руки прочь! Он ждет!

Горацио.

Остерегитесь так играть с судьбою!

Гамлет.

Я чувствую себя Немейским львом,

готовым к схватке и неуязвимым.

Живой о мертвом, мертвый о живом

поговорим без масок мы и грима.

Призрак и Гамлет уходят.

Горацио.

Мне кажется он не вполне в себе.

Марцелл.

Идем за ним, пусть вопреки приказу.

Горацио.

Идем. Но вознесем слова в мольбе!

Марцелл.

И трижды плюнем за плечо от сглаза.

Горацио.

К чему все это может привести?

Марцелл.

Подгнило что-то в королевстве Датском.

Горацио.

Пусть принца наш Господь хранит в пути.

Марцелл.

И укрепляет в искушении адском.

Уходят. Входят Призрак и Гамлет.

Гамлет.

Куда меня ведешь ты, говори!

Я дальше не пойду.

Призрак.

Внимай мне!

Гамлет.

Ну же!

Призрак.

Мне покидать земные алтари

срок наступил. Живым я стал не нужен.

Зато костер мой уж горит в аду.

Гамлет.

О бедный дух!

Призрак.

Отбрось пустую жалость.

Хочу, хоть чую на твою беду,

тебе открыть я тайну. Мне осталось

уже бродить недолго по ночам.

Гамлет.

Готов я слушать! Говори.

Призрак.

Я знаю,

ты отомстишь преступным палачам.

Гамлет.

Откройся мне, я Богом заклинаю!

Призрак.

Так знай, я призрак твоего отца!

И замок ночью обхожу дозором.

А днем, такая участь мертвеца,

горю в огне пока всего позора

за грешные деяния свои

не смою, не сожгу в горниле ада.

Сын мой, терпеньем душу напои.

Ужасна будет призрака баллада.

О, мог бы я немало рассказать

о тайнах мне открытой преисподней.

Но на уста наложена печать.

Иначе б заморозил я сегодня

кровь юную горячую твою,

глаза бы из орбит наружу вынул,

а волосы б построил как в строю:

отдельно дыбом каждый. Дождь бы хлынул

из слез твоих. И малую лишь часть

от целого я б описал при этом.

Но высшая, верховнейшая власть,

велит держать все это под запретом.

И смертные простые не должны

до срока знать, что им готовит вечность.

Не потому ль в сутанах болтуны

Внушают нам покорность и беспечность?

Но слушай же! Коль ты любил отца,

и был тебе он дорог…

Гамлет.

Божье око!

Призрак.

То покарай отмщеньем подлеца,

меня убившего так гнусно и жестоко.

Гамлет.

Так вас убили?!

Призрак.

Против всех основ

живой природы и людской морали.

Гамлет.

Отец! Душа пылает! Я готов!

И жду лишь, чтоб убийцу вы назвали!

Быстрее мысли и любовных грез

его настигну я. Свершится мщенье!

Кто б это ни был, он умрет как пес,

и не сумеет вымолить прощенья.

Призрак.

Решительность твоя отрадна мне!

В тебе я не ошибся. Ты не плевел,

что в праздности гниет всю жизнь на дне

навозной кучи, в думах лишь о хлеве.

Услышь же истину. Все говорят вокруг:

я был во сне змеей в саду ужален.

Но это ложь! Откуда змеи вдруг

возьмутся там, вблизи опочивален?

Я был ужален, но змеей иной.

Она уже давно ползла ко трону,

чтобы, убив монарха, вслед за мной

взять скипетр и надеть мою корону.

Гамлет.

Не зря душа пророчила моя,

что тайна есть, отец, в кончине вашей.

Так это дядя?

Призрак.

Мерзкая свинья!

Испил я униженье полной чашей.

Кровосмеситель и прелюбодей,

ум похотливый с нечестивым сердцем,

предательски услужливый злодей,

нашел он в душу к королеве дверцу.

А мне казалось, что писать с нее

возможно лишь картину «Добродетель».

Так уронить достоинство свое…

Так низко пасть… Будь мне, Господь, свидетель

в том, что я свято соблюдал обет,

ей принесенный в день свершенья брака.

У рыцаря пути иного нет!

А похоть, как блудливая собака,

хоть ангела ей в спальню положи,

пресытится его небесной лаской

и вероломно к дьяволу сбежит,

с лица срывая преданности маску.

Чу, утренний крадется ветерок.

Я буду краток. В день тот, как обычно,

прилег в саду я на недолгий срок

и задремал спокойно и привычно.

Твой дядя верно выбрал этот час:

в дневное время сон так безмятежен.

А зелье он давно уже припас:

сок тисового дерева был сцежен

в пустой сосуд. И влил его злодей

Мне в оба уха. А давно известно,

что этот сок, попав в тела людей,

бежит по жилам тут же, повсеместно

створаживая кровь как молоко.

Все тело покрывается коростой

как при проказе. До чего ж легко

у человека жизнь отнять и просто.

Вот так и поступил со мною брат.

Все отнял: жизнь, корону, королеву,

святую исповедь, с которой, говорят,

от Господа пребудет меньше гневу.

С земною жизнью счетов не сведя,

я обречен был дать ответ на небе

о все своих грехах. А у вождя

грехов — как крошек в зачерствевшем хлебе.

Ужасно! И молю тебя, сын мой,

не допусти на королевском ложе

разврата и измену кровью смой.

Но упаси тебя великий Боже

часть своей мести обратить на мать.

Суду небесному оставь ее деянья,

а ей самой — кошмар себя пытать

и знать, что Бог не примет покаянья.

Пора! Уже тускнеют светляки.

И покидает мир живых паломник

из преисподней. Ночи коротки…

Прощай же, сын! И помни, помни, помни…

Уходит.

Гамлет.

О, воинство небес! Как ты, земля,

выносишь это? Как сам ад выносит

подобное? Убийство короля

его же братом! Сердце мщенья просит!

Спокойно, сердце. Дайте на ногах

мне, мышцы, удержаться. Добрый призрак,

в моих, пока не плаченых, долгах

ты — первый долг. И пусть забылась тризна.

Из книги своей памяти сотру

я все, что раньше мне казалось важным:

воспетый в детстве лживый гимн добру,

свет юности, огонь любовной жажды,

пустые откровенья мудрецов.

Оставлю лишь единственную фразу:

сыны — в ответе, чтобы честь отцов

жила вовеки! Этому приказу

отныне посвящаю жизнь свою.

Ты, негодяй, и ты, прелюбодейка,

живете как у бездны на краю.

Я вас запомнил, славная семейка!

И, кстати, запишу я в свой талмуд,

что подлецы умеют улыбаться.

Быть может, не везде, но точно тут.

Да, все прогнило в королевстве Датском.