Let the bird of loudest lay,
On the sole Arabian tree,
Herald sad and trumpet be,
To whose sound chaste wings obey.

But thou shrieking harbinger,
Foul precurrer of the fiend,
Augur of the fever's end,
To this troop come thou not near.

From this session interdict
Every fowl of tyrant wing,
Save the eagle, feather'd king:
Keep the obsequy so strict.

Let the priest in surplice white
That defunctive music can,
Be the death-divining swan,
Lest the requiem lack his right.

And thou treble-dated crow,
That thy sable gender mak'st
With the breath thou giv'st and tak'st,
'Mongst our mourners shalt thou go.

So they lov'd, as love in twain
Had the essence but in one;
Two distincts, division none:
Number there in love was slain.

Hearts remote, yet not asunder;
Distance, and no space was seen
'Twixt the turtle and his queen:
But in them it were a wonder.

So between them love did shine,
That the turtle saw his right
Flaming in the phoenix' sight;
Either was the other's mine.

Property was thus appall'd,
That the self was not the same;
Single nature's double name
Neither two nor one was call'd.

Reason, in itself confounded,
Saw division grow together;
To themselves yet either neither,
Simple were so well compounded,

That it cried, How true a twain
Seemeth this concordant one!
Love hath reason, reason none,
If what parts can so remain.

Whereupon it made this threne
To the phoenix and the dove,
Co-supremes and stars of love,
As chorus to their tragic scene.

Beauty, truth, and rarity,
Grace in all simplicity,
Here enclos'd in cinders lie.

Death is now the phoenix' nest;
And the turtle's loyal breast
To eternity doth rest,

Leaving no posterity:
'Twas not their infirmity,
It was married chastity.

Truth may seem, but cannot be;
Beauty brag, but tis not she;
Truth and beauty buried be.

To this urn let those repair
That are either true or fair;
For these dead birds sigh a prayer…

William Shake-Speare.

Пусть громкоголосая птица возляжет
На тайное ложе арабского древа...
Глашатай труби!.. — время миру расскажет —
Кому повинуется вечная дева...

Но ты, хриплый демон, исчадие ада,
Предвестник ужасной и скорой кончины,
К входящим в безмолвие райского сада
Не смей приближать мрак зловещей личины…

Отныне под строгим запретом все птицы
Из стаи тирана... В свободном паренье —
Лишь царственный гордый орёл... — подчиниться
Энергии власти — небес повеленье...

Церковнослужитель в святых одеяньях
Пускай панихиду смиренно отслужит,
Как лебедь, предчувствуя смерти сиянье,
Он мыслями в сферах безмолвия кружит...

И ты, древний ворон, три срока живущий,
Рождающий траура мрачное семя,
Дыхание жизни и смерти дающий,
Утрату оплакивай вместе со всеми...

Звучит антифона[*] священное пенье:
Любовью и верностью смерть овладела;
И с Фениксом[*] слившись в огне вдохновенья,
Душой к небесам черепаха взлетела...

Они так любили, что в общем творенье
Растаяла двойственность, чувства умножив…
По сути — отличны, но нет разделенья... —
Любовь победила, число уничтожив…

Сердца — в отдаленье, но, всё же — едины,
Само расстоянье над ними не властно...
Слилась черепаха в огне сердцевины
С душой королевой... и это прекрасно...

Любовь между ними сияла такая,
Что в пламени взгляда волной отражаясь,
Терялась от чувств черепаха морская,
Сгорая, как Феникс… и вновь возрождаясь...

И свойство зависло в плену отторженья,
Привычное ЭГО застыло в руинах,
Природа единства в двойном обрамленье,
Но, всё же, не двойственна и не едина...

И разум смущённо погряз в размышленьях,
Увидев, как целым раздельное стало;
Себя потеряв, став частицей теченья,
Так чудно простое сложнейшим восстало...

Вскричал он — «насколько правдиво двойное,
Что кажется целым и столь гармоничным!
Любовь ценит разум, рассудок — иное
Оплодотворяет, довольствуясь личным...»

Затем погребальная песнь прозвучала
Для двух со-творцов, звёзд любви незабвенной... —
Dove-turtle[*] и Феникса смерть повенчала...
К трагической сцене — рефрен[*]  — стон Вселенной.

Вся прелесть и верность небесных созданий,
Изящество чувства и скромность желаний
Сокрыты во прахе земных испытаний...

Для Феникс гнездо — смерти царское ложе...
О верном Dove-turtle легенды жизнь сложит,
И вечность его упокоить поможет...

У рода древнейшего нет продолжения...
Причина — не слабость, а мудрость решенья…
Обет целомудрия — вне прегрешенья.

Что кажется правдой — безжалостно лживо,
И хвалит себя красота некрасиво... —
То, что было ими — дань року... — не живо...

Пусть к урне святой размышленья направят
Те, кем справедливость и праведность правят;
Дыханьем молитвы двух птиц люди славят...

Вам William Shake-Speare жизнь сквозь время проявит...