Я вас приветствую!
О, сколько лет!
Рад видеть вас. Что новенького в мире?
Он развивается, но между темВсе более дряхлеет.
Ваша новостьУвы, мой друг, нисколько не нова.А нет у вас чего-нибудь в запасе,Что перепето не было сто раз
На все лады? Однако я скажу вам:
Богатство — всемогущий чародей.Оно пленяет и тела, и души,Порабощая всех. Того купцаЯ знаю, кажется.
Я с ювелиром,Его соседом, коротко знаком.
Тимон — редчайший человек?
Конечно.
Он дышит
Неисчерпаемою добротой.Сейчас таких людей и нет, пожалуй.
Вот солитер мой.
Это для него?
Да, если цену добрую назначит.Хотя... Как это высказать точней...
Кто за дары восславляет деянья порока,Тот осквернил Красоту: долг ее — Благу служить.
Роскошный камень. Какова огранка!
О да, воды чистейшей солитер!
Так вы почтили одою Тимона
Великолепного?
Я произвелНа свет непроизвольно эти вирши.Кресало нужно, чтоб огонь извлечь,
Но пламя вдохновения родится
Из ничего — вот стихи текут
Камедью из ствола. Едва возникнув,
Они преображаются в обвал,
Который всё с собою увлекает.И вы Тимону что-то принесли?
Картину. Скоро ль книга ваша выйдет?
Когда ее Тимону поднесу.
Но мне ваш труд не терпится увидеть
Я думаю, картина недурна.
О, это истинное совершенство!
Да, что-то есть.
В очах сияет ум!Какая горделивая осанка!Отмечен вдохновеньем этот лик.И жест немой красноречив. Прекрасно!
Я уловил в нем подлинную жизнь.А эта черточка?
Великолепна!Сама Натура перед ней бледнаИ обучаться у нее могла бы.
Хоть наш патрон неслыханно богат,Друзья — вот главное, чем он владеет.
Счастливец! Это же весь цвет Афин!
Вот и еще.
Какая тьма народу!В эскизе оды я изобразил,
Как человека целый мир ласкает,
Баюкает в объятиях его
И одаряет радостью без меры.
Деталями я не был увлечен,
Дал волю полную воображенью,
Скитаясь в беспредельном море строк,
Я воспарял орлом, не оскверняя
Своих стихов корыстью.
.
Вы о чем?
Сейчас отвечу. Видите вы сами,Как много низменных, тщеславных душ,Умов ничтожных, лживых и продажныхТимона окружает. Он богат,Великодушен, добр и хлебосоленИ, как янтарь, притягивает всех –От прихлебателя до Апеманта,Который может только враждовать(Коль не с другими, то с самим собою)И числит во врагах весь род людской,Но все ж уходит умиротворенный,Когда с Тимоном переговорит.
Да, я присутствовал при их беседах.
Изобразил я гору, а на нейФортуна восседает на престоле,И у подножья — пестрая толпа:Смесь самых разных лиц, одежд, сословий.Все рождены для суетных забот,И каждый грезит собственным успехом.Но выделяется из них Тимон.Вот на него Фортуна обращаетСвой благосклонный взгляд — и в тот же мигПред ним все остальные отступаютИ превращаются в его рабов.
Как это верно! Я все так и вижу:Гора, престол, богиня, человек,Отмеченный ее благоволеньем.Он голову склонил, чтобы вернейКарабкаться по неприступной кручеК своей вершине. Это я и самМогу избрать предметом для картины.
Я продолжаю. Все его друзья,Включая тех, кто старше и знатнее,Подобострастно стелются пред ним,Клянутся в вечной дружбе, превозносятИ, наконец, уже боготворят.
И что же?
Вдруг превратная ФортунаЛюбимца прежнего толкает вниз,И тот, кто полз за ним на четвереньках,Его не хочет даже поддержатьИ очищает к пропасти дорогу.
Да, это узнаваемо вполнеИ часто вдохновляет живописцев,Что в красноречье не уступят вам.Как тонко вы напомнили Тимону,Что и пигмеям выпало не разСледить за низверженьем великанов.
И он в тюрьме?
Да, добрый господин.И он всего-то должен пять талантов,Но денег нет, а кредиторы злы.Вас за него он просит поручиться.Иначе он пропал.
Я не из тех,Кто друга предает. Вентидий добрый!Да разве можно не помочь ему!Я сам все уплачу, не сомневайся.
Он будет вашим вечным должником.
Приободри его. Я деньги вышлюНемедленно. Пусть он придет ко мне,Лишь раз помочь — невелика услуга.Куда важней поддерживать егоИ дальше. Ну, ступай.
Мое почтенье.И да пошлют вам боги благодать.
Тимон, ты нужен мне.
Почтенный старец,Я слушаю.
Луцилий — твой слуга?
Да.
Позови его, Тимон.
Луцилий!
Я здесь. Что вам угодно?
Твой слугаПовадился ночами к нам таскаться.
Всю жизнь я по крупицам собирал
Свое богатство, и совсем не лестно
Мне хлеборезу передать его.
Хотел бы я кого-нибудь почище.
Так. Что же дальше?
У меня есть дочь,Моя наследница. Она красива,Умна и образованна — ведь яСтремился воспитать ее как должно.И вот, смекнув, что замуж ей пора,Твой удалец за нею волочится,Я это запрещал ему сто раз,Да без толку.
Луцилий — честный малый.
Пусть женится на честности: онаУже сама — великая награда.Зачем же человеку две жены?
А любит дочь его?
Конечно, любит!По юности да глупости. И с кем
Такого помраченья не бывало
Под действием страстей!
А ты ее?
Люблю, конечно. И не безответно.
Когда они поженятся, клянусь:Я нищим завещаю состоянье,Но ей я не оставлю ничего.
Ну, хорошо, а был бы он богатым?
Я дал бы три таланта, а затемОна бы всё в наследство получила.
Давно мне служит этот человек,И видеть я хочу его счастливым.К тому ж, я не пожертвую ничем,Но только человека долг исполню.Ему я три таланта подарю,И дочери твоей он будет ровня.
О, если так, то честью поручись,И пусть они поженятся хоть завтра
Клянусь я честью. Вот моя рука.
О ваша милость! Помните, отнынеВесь мой достаток вам принадлежит.
Примите труд мой с пожеланьем счастья
Благодарю. Не уходите, друг,Поговорим мы с вами непременно. —И вы мне что-то принесли?
Портрет.Пожалуйста, примите, ваша милость.
Портрет? Благодарю, благодарю.Хранят портреты истинно людское:С тех пор, как люди движимы грехом,В них человеческого — только внешность,Она-то на портретах и видна.Я в восхищенье отработы вашей.Прошу входить без церемоний впредь.
Да сохранят вас боги всеблагие!
Благодарю. До встречи. — Господа,Обедаем мы вместе, не забудьте.
Вас за брильянт честили знатоки.
Что, изругали?
Нет же, все в восторге.Я б разорился, если бы ценаБрильянта измерялась похвалами.
Его я не дороже оценил,Чем стоит он в действительности. ВпрочемЦена вещей способна возрасти,Когда их носит человек великий.Приобрети вы этот солитер,Она подскочит сразу баснословно.
Вот вы и впрямь смеетесь надо мной.
Нет, господин мой, он лишь повторяет,Что все без исключенья говорят.
Не все. Вон исключенье появилось!Достанется сейчас и мне, и вам.
Да, всем достанется. Он снисхожденьяНе знает.
Здравствуй, добрый Апемант.
Ты мне здоровья не желай, покудаЯ люэс доброты не подцеплю.Ты раньше станешь псом, а эти твари,Уроды эти — честными людьми.
Помилуй, отчего они уроды?
Ну, выродки, не все ль тебе равно?
Отчего же выродки? Разве ты с ними знаком?
Если я не ошибаюсь они выродились на свет в Афинах?
Да, в Афинах.
Вот видишь, я кое в чем не ошибаюсь!
А меня ты знаешь, Апемант?
Разве я не сказал, кто ты?
Это все твоя гордыня, Апемант.
Есть чем гордиться, если ты не Тимон.
Куда ты шел, Апемант?
Придушить доброго человека.
Тебя за это могутказнить.
Не могут. Нельзя казнить за то, что невозможно сделать.
Тебе нравится этот портрет?
Да, тем, что всего лишь портрет.
Разве творец его — не искусный мастер?
Его смастерили искуснее, хотя тоже весьма топорно.
Ах ты пес!
А ты — сукин сын. В чем же разница?
Будешь обедать, Апемант?
Нет, я не ем богатых.
Может, это и к лучшему — а то еще отобьешь аппетит у дам.
Вот они-то и едят богатых, оттого и животом страдают.
Экое скабрезное замечание!
Дарю. Оно тебе очень подойдет.
Тебе нравится этот алмаз?
Куда меньше, чем правдивость. Впрочем, она ценится не слишком дорого.
Как ты думаешь, сколько он стоит?
Не стоит того, чтобы думать о нем. — Что скажешь, стихоплет?
А ты кто такой?
Все так же врешь?
Разве ты не киник?
Киник!
Поэтому я лгу?
Ты — борзописец?
Поэт!
А говоришь, что не врешь! Кто в своей последней поэме представил Тимона превосходным человеком?
Но ведь это же правда! Тимон в самом деле превосходный человек.
Кое в чем ты, пожалуй, прав. Его глупость превосходит все границы, если он тебе еще и платит. О, если б я был богатым!
И что бы ты делал, Апемант?
То же, что и всегда делает Апемант: ненавидел бы богатых.
Как? И себя тоже?
Да, и себя.
Но за что?
За то, что, став богатым, я бы утратил былую ненависть (Купцу) Ты ведь негоциант?
Да, Апемант.
Пусть тебя погубят твои негоции, если этого не сделают боги.
Если меня погубят негоции, то лишь по воле божией!
Твой бог — купля-продажа. Это тебя и погубит.
В чем дело?
К вам пришел Алкивиад,А с ним десятка два друзей.
НемедляИх всех принять и провести сюда!
Bас убедительно прошу остаться.Сначала разделите наш обед,Затем картину вашу мы оценим.
Добро пожаловать. Я очень рад.
Да чтоб они, мерзавцы, охромели!В них дружелюбия ни капли нет,Но столько ханжества, как будто людиДавно уж превратились в обезьян.
Мне очень вас, Тимон, недоставало.Мой взор без вас совсем оголодал.
Найдутся угощенья и получше.Рад видеть вас. Идемте, господа.
Сколько времени, Апемант?
Пришло времяпорядочных людей.
Тогда время стоит на месте: любые времена — для порядочных людей.
Тем более странно, что ты появился на свет.
Ты идешь на пир к Тимону?
Да. Любопытно взглянуть, как воры и дураки, обожравшись, превратятся в настоящих скотов.
Ну тогда будь здоров, будь здоров.
Ты двойной дурак, если дважды пожелал мне здоровья.
Почему, Апемант?
Одно пожелание лучше бы оставил для себя. Я-то тебе здоровья не пожелаю ни разу. От меня тебе не поздоровится.
Чтоб ты околел!
Что же касается твоих пожеланий, я их исполнять не намерен. Обратитесь с этим к своему приятелю.
Прочь, злобный пес! Иль вышвырнут тебя!
Пес удирает от копыт ослиных.
Вот мизантроп! — Однако нам пораЗа стол; хозяин наш великодушныйСамо гостеприимство превзошел.
Щедрее нет на свете человека.Бог Плутос у него в учениках.Тимон готов воздать тысячекратноЗа все услуги и за все дары.
Такой души я не встречал вовеки.
Пусть боги сохранят его. Идем.
О, я охотно следую за вами.
Мой друг Тимон! Когда благие боги,Сочтя мгновенья моего отца,Его призвать решили, он пред смертьюМне все свое богатство завещал.Хочу воздать вам за великодушьеВдвойне — ведь это вы меня спаслиОт долговой тюрьмы.
О нет, Вентидий!Ты ценишь преданность невысоко!Я деньги подарил тебе — и только.А тот, кто получает их назад,Дарителем не может называться.Иные люди поступают так,Но подражать им — да избавят боги!
Высокая душа!
Друзья мои!Приличья для того и существуют,Чтоб ложь и равнодушие скрывать.Всегда притворное гостеприимство,Еще ничем себя не проявив,Заранее об этом сожалеет.Прошу, без церемоний, господа!Вы для меня бесценней всех сокровищ,И в вас мое богатство влюблено.
Признаться…
Тихо! Он решил признаться!И я надеюсь, что его казнят.
А, милости прошу!
Напрасно просишь.Явился я, чтоб ты меня прогнал.
Ты с виду человек благопристойный,Но только с виду. Право же, стыдись!Такое поведенье безрассудно.Сам знаешь: Ira furor brevis est:Гнев — это краткосрочное безумье. —Накройте стол отдельно для него:Он общества людей не переноситИ вечно зол.
Нет, я останусь тут —Ведь я к тебе пришел для наблюдений.
Мне все равно. Всех жителей АфинЯ видеть рад, а ты афинский житель.К тому ж надеюсь я, что мой обедХоть на мгновенье рот тебе закроет.
Ну нет! Я им скорее подавлюсь.Плюю на твой обед и лгать не буду.Лишь лодыри Тимона не едят,А он, блаженный, и не замечает!А свора пожирает не еду,А поглощает плоть и кровь Тимона.Юродивый же подстрекает их.И я не понимаю, хоть убейте,Как можно здесь кому-то доверять,Как можно им ножи давать к обеду:Во-первых, мотовство, а во-вторых,Опасно — и тому примеров много.Вон прохиндей — с хозяином сидит,С ним преломляет хлеб, вино вкушает,А сам подбросил бы Тимону яд.Нет, будь я богачом, вовек не стал быСадиться с параситами за стол:Того гляди отравят иль зарежут.Когда пируешь в обществе друзей,Кольчуги лучше не снимай своей.
За вас, друзья; пьем круговую чашу.
Теперь направьте к нам ее, Тимон!
Мошенник! Знает, что куда направить!Боюсь, от этих здравиц наш ТимонПоследнее здоровье потеряет...
Зато в моем напитке нет вреда,И я его спокойно принимаю.Никто еще водой из родникаНе упивался до скотоподобья.Да и еда моя питью под стать.Сейчас богам молитву вознесу я,Хоть забываем мы о них, пируя.
Боги, злата не ценя,Уберечь прошу меняОт безумия и верыПодлецу к лицемеру.Пусть я буду слеп и глухК ухищреньям потаскух,К прошве проповеднической дуриИ к волкам в овечьей шкуре,И к законника словам,И к любезнейшим друзьям.Мне мой черный хлеб милее.Пусть жиреют богатеи.
Будь здоров, дорогой Апемант (Ест и пьет.)
Душою вы сейчас на поле боя?
Душа моя всецело служит вам.
Но вы с врагами завтракать готовыОхотней, чем обедать у друзей.
Я ничего не ведаю вкуснее,Чем враг убитый. Потчевать друзейТакими угощеньями не стыдно.
Хотел бы я, чтобы все эти лизоблюды были твоими врагами. Ты бы их убил и пригласил меня на пиршество.
Как я мечтаю, милый Тимон, чтобы нам представился случай хоть отчасти показать нашу беспредельную любовь и преданность вам. Ничего другого не желаю с такой силой.
Мои добрые друзья! Не сомневаюсь, что сами бессмертные боги судили вам быть моей опорой — потому вы и зоветесь моими друзьями. Я вложил в плоть каждого из вас частицу своей собственной души. Я верю в вас, как в самого себя. И я говорю о вас больше, чем позволила бы сказать ваша скромность. О боги! — так думал я не раз. — Зачем вы сотворили друзей, если не для того, чтобы в трудный час мы могли к ним обратиться? А иначе не было бы на земле ничего бесполезнее друзей. Они напоминали бы зачехленные инструменты, укрывающие свою музыку лишь для себя одних. О, как бы я хотел лишиться всего моего богатства, чтобы между нами не оставалось никаких различий! Мы рождены для сотворения добра. Добро наших друзей — в то же время и наше достояние. Отрадно сознавать, что люди, словно братья, располагают собственностью друг друга. О, радость, которая, не успев родиться, тонет в слезах умиления! О, я не могу их сдержать! Простите, друзья... Пью за ваше здоровье.
Чтоб выпили они, ты разрыдался?
О, радость родилась у нас в глазахИ зарыдала, как новорожденный.
Ублюдок, откровенно говоря...
Поверьте мне, Тимон, я очень тронут.
Оно и видно.
Трубы? Что стряслось?
Господин мой, осмелюсь доложить, там несколько, извиняюсь, женщин просят разрешения пройти к вашей милости.
Женщин? Чего же они хотят?
С вашего позволения, там есть еще одно существо, которое вам всё объяснит.
Проси.
Приветствую тебя, великий муж,И всех вкушающих твои щедроты.Пять чувств единогласно изрекли,Что ты, Тимон, их подлинный властитель:Вкус, обонянье, осязанье, слухИ зренье этим пиршеством роскошнымУпоены — и сам я упоен.Мы пред тобой склоняемся, Тимон.
Польщен, польщен. Останетесь довольны.Эй, музыка!
Божественный Тимон!Пред вами целый мир благоговеет.
Вы только поглядите! Ну и ну!
Бесстыжие! Пошли ногами дрыгать!
Они ополоумели, ей-ей!
И этот весь разгул — одно безумье.
Да лучше я коренья буду жрать,
Чем пресыщаться этой срамотою!
Людишки подлые любую блажь
Хозяина исполнят за объедки —
Потом его же будут поносить!
Да что искать невинности в борделе!
И кто же в этом мире не растлен
И сам не растлевал? И кто не знает,
Как могут ранить лучше друзья?
Однако отойду от этих бестий —
А то ведь разорвут. Таков наш свет,
Что бедняку ни в чем удачи нет.
.
Благодарю вас, милые вакханки.Вы этот пир украсили собой.Он прежде не был так великолепенИ вполовину. Все, как я хотел,Вы сделали — пожалуй, даже лучше.
Вы подвергаете испытанию нашу скромность.
Было бы что испытывать...
Прелестницы… Всех вас прошу к столу.Пожалуйста, садитесь, не стесняйтесь.
Мы благодарны вам от всей души.
Флавий!
Я здесь, господин.
Мою шкатулку!
Слушаюсь…
Вновь драгоценности швырять начнет.Он не желает слушать возражения,Иначе я давно б ему сказал...Нет, хватит, я глаза ему открою!А то ведь пожалеет он стократ,Когда его вчистую разорят.Все щедрые доверчивы и пылки.Увы, глаза у них не на затылке!
Где наши слуги?
Я здесь. Что вам угодно?
Готовьте лошадей!
Еще два слова, милые друзья.
Честь окажите мне — алмаз примите.
Но это вы мне оказали честь.Я без того в долгу у вас.
Мы тоже.
Сюда идут правители Афин.Вот только спешились.
Я рад. Зови их.
Послушайте, мой добрый господин!Вам знать необходимо…
После, после.Сейчас займись гостями. Проследи,Чтоб их приветили как можно лучше.
Он невменяем! Что же я могу?!
Мой господин! В знак уваженья ЛуцийВам передал четверку лошадейС серебряною сбруей.
Принимаю —И с удовольствием. Пускай егоСторицей отблагодарят.
В чем дело?
Лукулл вас приглашает на обедИ посылает вам две своры гончих.
Приду. Примите гончих, а потомЛукулла, не скупясь, вознаградите.
Когда же этому придет конец?Всех принимает, всем дарит подарки,Не зная, что иссякли сундуки,Не ведая, что в кошельке нет денег,И мне не позволяет говорить.Он, словно нищий, многого желает,Не в состоянье сделать ничего.Он раздает пустые обещанья,Что исполняться могут только в долг.Его долги все больше с каждым словом.Лишь доброта в избытке у него,Но разорителен такой избыток.Его земля заложена давно,Он лучше бы сейчас меня уволил,А то с позором выгонит. БедаТому, кто привечает недостойных.Нет никого опаснее, чем друг,Который ядовитей всех гадюк.Беднягу я жалею всей душою.
Нет, милый друг, вы чересчур скромны.Прошу, примите эту безделушку.
Моей признательности нет границ.
Тимон, вы щедрости самой щедрее.
Хвалили вы гнедого жеребца.Теперь он ваш. Берите и владейте.
Помилуйте, я ни о чем таком...
Не помышляли? Полно! Я же знаю:Не станет благородный человекТем восхищаться, что ему противно.Друзей я подбираю по себе.Любовь я мерю собственной любовью.Когда-нибудь и я к вам обращусь.
Мы будем счастливы.
Я тоже счастлив,Что вы украсили мой скромный дом.А эти все подарки так убоги...Вот если царства мог бы я дарить!
Алкивиад, ты воин, это значит,Что все твое имущество — лишь меч.Великий грех — с тобой не поделиться,Палатки ставишь ты среди могил,Поместил твои — поля сражений.
Поля, что урожая не дадут!
Мы все у вас в долгу.
У вас я — больше.
Мы вам безмерно преданы.
И я.Побольше света!
Пусть вас не покинутВовек богатство, счастье и почет!
Дышу для вас одних.
Не многоватоЗдесь лизоблюдов? Чем еще воздашьОчисткам этим за подхалимаж?У тех, кому претит прямохожденье,Отменно гибки спины и колени.A ты умом, как видно, обделен —И все готов отдать за их поклон.
Когда б не говорил ты столь ехидно,Я и тебя любил бы, очевидно.
Уж лучше ты меня возненавидь.Пока живу, не дам себя купить.Кто станет вразумлять тебя, когда тыВпадешь опять в бессмысленные траты?Ведь, угождая всем, ты был бы радСебя же самого снести в заклад.К чему вся эта суета?
Я вижу,Ты ищешь крупной ссоры? Уходи же.Умри, философ, а затем воскресниИ пой уже совсем другие песни,А эти я и слушать не хочу.
Противно слово правды богачу!Ты глух — так знай; ты не увидишь рая.Тебе я вход туда перекрываю.Всегда подобострастье ко двору,А правда никогда не по нутру.