Мой город вижу я в последний раз.

Стена, зачем зверей ты ограждаешь?

Пади во прах, Афин не защищай.

Матроны, предавайтесь блудодейству!

Развратничайте, девы, без стыда

В присутствии родителей. Вы, дети,

Спокойно отрекитесь от отцов.

Рабы, восстаньте, свергните хозяев.

А ты, должник, убей ростовщика!

Имущество растаскивайте, слуги:

Воруют сами ваши господа,

Но только на законных основаньях,

По-крупному. С хозяином ложись,

Служанка: ведь жена его — блудница —

Лежит, конечно, с кем-нибудь другим.

Ты, нежный отрок, у отца-калеки

Скорее рви костыль из дряхлых рук

И бей его по голове, не бойся!

Закон и вера, справедливость, честь,

Стыд, совесть, отвращение к пороку,

Обычаи, приличия, любовь,

Родство и дружба, уваженье к людям,

Искусство, просвещенье, ремесло,

Торговля, процветанье государства,

Благополучие, покой и мир —

Да превратятся в противоположность,

И да воссядет хаос на престол,

И мор падет на город обреченный,

Пускай подагра скрючит стариков —

Они кривее станут не намного.

Зараза блуда, проникая в кровь,

Гнои тела распутников при жизни!

И молодость, влекомая грехом,

Погибни вся в его водовороте!

Пусть семена проказы и чумы

Взойдут обильно, отравляя смертью

Любовь и дружбу! Ненавистный град!

Лишь нищету я уношу отсюда.

Она вернется бедствием к тебе,

А я ее проклятьями усилю.

Скорей найду приют в чащобе я,
Чем буду жить средь этого зверья.
О боги! Истребите всё гнилое
В Афинах и за этою стеною!
О ненависть! Расти и свирепей!
Я посвящу тебе остаток дней.

В чем дело? Объясни — наш господин

Нас выгнал, разорился или умер?

Увы, друзья, не знаю, что сказать:

Известиями сам я не богаче.

Всё прахом? Пал такой роскошный дом!

Такой хозяин разорен! Как крысы,

Его друзья сбежали кто куда,

И рядом не осталось человека,

Способного Тимона поддержать.

Как отворачиваются от мертвых,

Так все Тимона бросили, едва

Успело умереть его богатство.

Одни предательские кошельки

И клятвы лживые от них остались,

А наш Тимон, женясь на нищете

(От эдакой жены избавьте, боги!),

Свое существование влачит

Один, как перст, и всеми презираем.

Гляди —

                    Осколки роскоши былой!

Теперь мы все в Тимоновой одежде —

По вашим лицам это я прочел.

Однако мы друзьями остаемся.

Несчастье это связывает нас.

Мы сохраняем верность капитану,

Хотя бы и пошедшему на дно,

Хоть палубу захлестывают волны,

Хоть разнесет нас жизнь кого куда.

Вот все, что нам осталось от Тимона.

Возьмите — поделите меж собой.

Пока живем, его мы не забудем

И друг о друге память сбережем,

И тризной по Тимонову богатству

Пускай звучат печальные слова,

Что будем мы произносить при встрече:

«Нам ведомы иные времена».

Держите и не поминайте лихом.

Деньгами не богаты мы, зато

Богаты грустью.

                                 Вот чего ты стоишь,

Земное благоденствие! Любой

Охотно распрощался бы с тобой,

Предвидя сразу все, чем ты чревато.

Кому нужны и слава, и друзья,

Великолепье, положенье в свете,

Когда все это — сон и мишура?

Мой господин, тебе уж не подняться.

Ты преступления не совершал,

Ты расточал добро свое — в итоге

Тебя за это покарали боги —

Хоть мы способны приближаться к ним,

Когда деянья добрые творим,

Кто пожелает подражать бессмертным,

Увидев следствия такой любви

К собратьям? Благородный мой хозяин,

Тебя какой-то демон ослепил.

Ты зря себя считал благословенным:

Ведь было то проклятие богов.

Что мнил ты по наивности богатством,

На деле оказалось нищетой,

Которая сейчас собою стала.

Ты от неблагодарнейших скотов

Бежал и прозябаешь без поддержки.

Но я тебя, хозяин, разыщу

И разделю судьбу твою. Покамест

Я не опустошил суму свою

И все еще на службе состою.

О солнце! Выцеди из-под земли

Гнилую слизь — и все в подлунном мире

Чумою и проказой порази!

Два близнеца, одним зачаты чревом

И выношены матерью одной,

Как будто бы ничем неотличимы,

Но дайте им неравную судьбу —

И вот один другого пожирает.

Природа человека такова:

Он не живет, других не презирая,

Хотя бы сам он был презренней всех.

Богатство отберите у богатых,

Чтоб свел недавний баловень судьбы

Знакомство с ненавистью вековою,

Что по наследству перейдет к нему,

Голь перекатную озолотите —

И убедитесь вы: различий нет.

Бедняк, разбогатев, остервенеет.

А кто осмелится, не пряча глаз,

Пылая истинным негодованьем,

Сказать о ближнем: «Перед вами льстец!»,

Когда сам обличитель не безгрешен.

Уж если так назвали одного,

Тогда клеймите всех без исключенья.

И всякий, ползающий по земле,

Угодничает перед тем, кто выше.

Пред золотым тельцом готовы пасть

И мудрецы. Все криво! В человеке

Проклятом ничего прямого нет,

За исключеньем подлости, быть может.

Да сгинут все веселья и пиры!

Возненавидел я себе подобных.

Да прекратится человечий род!

Земля, я у тебя прошу кореньев,

А тем, кто хочет лучше найти —

Пошли свою сильнейшую отраву.

Что это? Золото? Но, божества,

Не золота просил я, а кореньев.

Болвана золотого я не чту...

Оно ли это? Желтое... Сияет...

Здесь злата в изобилье для того,

Чтоб мир преобразить и сделать белым

Все черное, невинностью — порок,

Прямым — кривое, мерзкое — прекрасным,

Бесчестье — честностью, а зло — добром,

Геройством — трусость, молодостью — дряхлость.

А мне, бессмертные, зачем оно?

Нет, я не этого просил, о боги!

Ведь злато самых рьяных ваших слуг

Заставит богохульствовать и вырвет

Подушки у больных из-под голов.

Любые связи этот желтый идол

Разрушит по желанью своему,

Любые отношенья установит

И все проклятое благословит,

Заставит всех боготворить проказу

И почитать грабителей, убийц

Превыше всякого ареопага,

Старухам он отыщет женихов,

Облепленную струпьями блудницу,

Которую отверг и лазарет,

Преобразит в апрельскую фиалку.

Прочь от меня, проклятый матерьял!

Всемирная развратница, источник

Вражды и войн! Останься под землей!

Не стану извлекать тебя и даже

Зарою глубже.

                               Это барабан? —

Нет, ты за жизнь цепляешься напрасно,

Я все-таки тебя похороню.

Назад! Не искушай меня! А впрочем,

На всякий случай кое-что возьму.

Кто ты?

                  Животное. А сам ты разве

Не зверь? Зачем же ты моим глазам

Являешь мерзкий человечий облик?

О, проклят будь и заживо истлей!

Но кто ты?

                       Человеконенавистник.

Будь ты собакой, я б тебя любил.

Я, кажется, догадываюсь, кто ты,

Но что с тобою — не могу понять.

Я тоже знал тебя, но не желаю

Знать больше ничего. Теперь ступай
Под барабанный бой путем кровавым, 
Пунцовой краской землю разрисуй.

Суд и людской, и божий беспощаден —

Иначе в мире не было бы войн,

А впрочем, мне сдается, эта девка

Людей способна больше извести,

Чем ты своим мечом. А с виду — ангел.

Ах, хоть бы сгнили губы у тебя!

Но я же целовать тебя не стану

И все гнилье оставлю при тебе.

Тимон достойный, что с тобою стало?

А то же самое, что и с луной,

Когда она в ущербе. Угасаю.

Нет солнца, чтобы золото занять.

Но чем тебе помочь, Тимон великий?

Уйди. И не разубеждай меня.

Как это сделать?

                                   Поступай, как люди:

Пообещай помочь — и обмани.

Я много слышал о твоих несчастьях.

Ты видел их, когда я был богат.

Я вижу их. Ты прежде был счастливей.

Как ты сегодня — с шайкой потаскух.

Так вот кого все так превозносили!

Краса Афин!

                            A ты — гетера?

                                                           Да!

Вот навсегда и оставайся шлюхой!
Пускай с тобой живут не из любви,

Но только из желанья блудодейства,

А ты их сифилисом заражай.

Не трать впустую времени — мальчишек

Заставь поститься, отправляй к врачам.

Чудовище! Тебя повесить мало!

Тимандра милая, прости его.

Он не в себе от пережитых бедствий. —

Почтеннейший Тимон, я не богат,

Поэтому и войско ненадежно,

И все ж я безучастно не могу

Смотреть на униженье человека,

Который и богатством, и мечом

Спасал неблагодарные Афины.

Бей в барабан — и уходи скорей.

Но я твой друг. Тебе я сострадаю.

Из сострадания оставь меня.

Прощай. Возьми вот золото.

                                                          Не надо!

Оно ведь несъедобно.

                                              О, когда

Разрушу я надменные Афины...

Как? На Афины ты идешь войной?

Да. И на то имею основанья.

Пусть боги их тобою истребят,

А вслед за ними — и тебя.

                                                      За что же?

За то, что, убивая подлецов,

Ты призван уничтожить и Афины.

Подальше убери свои гроши.

Возьми вот золото еще. Ступай же.

Обрушься на Афины, как чума,

Что возникает как бы ниоткуда

Под роковым воздействием планет,

Когда Юпитер воздух заражает.

Рази, не пропуская никого!

Бей стариков серебрянобородых —

То, без сомнения, ростовщики!

И не жалей матрон — всё это сводни!

Пускай от вида девственных ланит
Твоя не притупится беспощадность:

Девицы, дамы любят выставлять

Из окон прелести на обозренье.

А пуще всех предателей казни,

Что сочиняют книгу милосердья.

Перечеркни мечом ее листы.

Щадить не надо и новорожденных,

Что умиляют только дураков:

Они же, выродки, себя покажут,

Как вырастут! Так говорили встарь

Лукавые оракулы нередко.

Всех убивай, о жалости забудь.

Укрой непроницаемой бронею

Все чувства, огради себя от слез

Девиц, и женщин, и грудных младенцев.

А облаченных в ризы божьих слуг

Пред алтарем руби, не рассуждая!

Не хватит золота — еще возьми

И заплати своим головорезам.

Bсeх уничтожь! Когда ж насытишь месть,

Издохни сам! Проваливай отсюда!

В толк не возьму: ты что — не разорен?

Я все приму, наказ же твой отрину.

Отринешь или нет — но проклят будь.

А мы? А мы-то как же, разлюбезный

Тимон? Еще осталось что-нибудь?

Достаточно вполне, чтоб потаскуха

Свой грязный промысел забыть могла,

А сводня убежала из борделя,

Но не за это я вам заплачу.

А ну живей подолы подставляйте!

С вас клятвы брать, конечно, смысла нет —

Обманете, хоть клясться и привыкли

(От этих клятв краснеют небеса,

Как бы в жару.) Мне и того довольно,

Что вы развратницы — вот навсегда

И оставайтесь ими. Ну, а если

Попробует вас кто-то совратить

С дороги истинной — то обольстите

Его и заманите в западню

И дым его своим огнем забейте,

Втравите проповедника в разврат.

Его душеспасительные бредни —

Для дур. И совершенствуйте себя

Шесть месяцев в году без остановки.

Пусть головы облезут от греха,

Вы лысины укройте париками,

Волосья ободрав у мертвецов

Или у висельников — даже лучше.

Губите легковерных дураков.

Помадой жирною малюйте рожи —

Пусть лошади увязнут на щеках!

Все сделаем! Давай нам только денег!

В растленную, полугнилую плоть

Клиентов сейте семена заразы —

И пусть они обильнее взойдут!

Пускай начнут гнусавить адвокаты —

Защитники злодейства и греха.

Жрецам, которые, себе не веря,

«Паденье нравов» яростно клянут,

Все эти обличенья затрудните.

Носы проваливайте до костей

У подлецов, что, обладают нюхом

На выгоду, но лишены чутья

К страданьям ближнего. Всех заражайте!

Пускай хлыщи лишатся шевелюр,

А мщенья избежавшие жуиры

Лишатся жизни. Иссушите ключ

Жизнеспособности людского рода!

Еще хотите? Вот еще! Еще!

Всех истребите и умрите сами.

Найдите свой конец в помойной яме.

О воплощенье щедрости! Давай

Нам золото свое и наставленья,

А мы уж отработаем сполна.

Задаток отработайте сначала.

Преобразитесь в истинных мегер.

Однако мы задержались. — Бейте в барабан!

Не медля ни мгновенья — на Афины!

До скорого свидания, Тимон.

Вернусь я, если счастье улыбнется.

Лишь это б извинило твой приход.

Но если не вернешься, я не буду

Несчастен.

                        Я ни в чем не виноват.

Нет, виноват: меня ты славословил.

И это называешь ты виной!

Да, я сужу по опыту. Немедля

Проваливай и девок забирай.

Идемте же. Мы его только раздражаем. — Эй, барабанщик!

Вот подлая натура человека!

Хоть и питает ненависть его,

Но и еда ему необходима.

Природа, ты всего живого мать!

Твое неисчерпаемое лоно,

Твои неистощимые сосцы

Все сущее рождают и питают.

Из праха одного ты создаешь

Ничтожного и злого человека,

И скользких ящериц, и черных жаб,

И гадов, и червей — всю нечисть мира,

Лежащего под пологом небес,

Пылающих огнем Гипериона.

Подай же ненавистнику людей
Хотя бы корень! Обесплодь утробу 
И человека не производи,

Но порождай драконов, львов и тигров,

Волков, медведей и таких зверей,

Каких под бирюзовым небосводом

Вовеки не бывало!

                                        О земля!

Благодарю! Спали тебя светило

Все виноградники, сады, поля,

Истерзанные человечьим плугом!

Давая людям пищу и вино,

Ты длишь их мерзкое существованье,

Лишаешь их последнего ума.

Как? Снова человек? Чума! Чума!

Меня к тебе отправили. Болтают,

Что ты пошел по моему пути.

А что тут странного? Ты пса не держишь —

Ему бы я охотней подражал,

О, чтоб ты околел!

                                     Да ладно, хватит!

Ты что-то распустился чересчур.

Судьба тебя чуть-чуть пощекотала.

На кой тебе весь этот маскарад?

Пещера? И лопата? И лохмотья?

И этот грозный вид? Ты пал во прах,

Дерюгой укрываешься — и что же?

Твои пиявки в бархате, в шелках

Разгуливают, нежатся на ложе,

Чревоугодничают, вина пьют,

Тончайшие вдыхают ароматы.

Они давно забыли, что когда-то

На свете жил Тимон. А ты вот тут,

Постыдную комедию ломая,

Вгоняя в краску благородный лес,

Играешь обличителя. Опомнись!

Ты лучше притворился бы льстецом —

И возместил бы все свои убытки.

Лесть довела тебя до нищеты,

Но эта же медовая удавка

Тебя и вытянет. Найди себе

Хозяина — и ползай на коленях,

Рви шапку с головы на каждый чих,

Желай здоровья своему владыке,

Пой дифирамбы всем его грехам —

Особенно мерзейшим — в том вся прелесть

Угодничества. Кстати, милый друг,

Такое превращение логично:

Недавно пресмыкались пред тобой,

А ты, как незадачливый кабатчик,

Свое жилище превратил в притон

И пригревал мерзавцев — так что ныне

Веди паразитическую жизнь.

В том упрекать тебя никто не станет.

Разбогатеешь, и потом опять

Раздаришь параситам состоянье,

А образ жизни мой — не для тебя.

Наглец! Да я б себя обезобразил,

Когда я взял тебя за образец!

Ты был всегда на редкость безобразен —

Не обольщайся. Это суть твоя.

Сейчас она дошла до совершенства —

И только. Ты совсем сошел с ума,

Коль ветер принимаешь за лакея

И за пажей — столетние дубы.

Неужто ледяной ручей сравнится

С нектаром освежающим? Ну что ж!

Зови к себе отверженных скитальцев,

Послушных только воле естества,

Вели превозносить тебя — увидишь...

Что ты дурак. Катись, покуда цел!

Ого! Теперь ты больше мне по нраву.

А ты мне омерзел еще сильней.

Час от часу не легче! Отчего же?

Ты похвалил ничтожество.

                                                   Отнюдь!

Я говорю: ничтожен ты — и только.

Тогда зачем же ты меня искал?

Чтоб подразнить.

                                    Никчемное занятье —

Для идиотов или подлецов.

Ты этим развлекаешься?

                                                    А как же!

И кто ты — идиот или подлец?

Когда бы ты для самоукрощенья

Избрал стезю отшельника — тогда

Я согласился бы, что ты подвижник.

Но стал ты нищим из-за мотовства,

Иначе оставался бы вельможей,

Кто добровольно золото отверг,

Тот все же не останется в накладе:

Богатый не насытится вовек,

Зато бедняк довольствуется малым.

Как незавидна участь богача,

Так счастье нищего неоспоримо,

Когда судьбой он удовлетворен.

А ты, увы, ни то и ни другое.

Тебе осталось только умереть.

Хоть ты дурак, а угодил же в точку!

Да, мне осталось только умереть.

Но что ты знаешь, пащенок Фортуны!

Тебя рукою ласковой она,

Как сына, никогда не обнимала.

Тебе знакомы лишь ее пинки.

Когда б ты родился не на помойке,

А в роскоши купался с детских лет,

Познал все мыслимые наслажденья,

Когда бы целый мир тебе служил,

Тогда б ты утонул в болоте блуда,

Проматывая: золотые дни

В объятьях потаскух. Я посмотрел бы,

Куда девался твой холодный ум.

Своим куском бы ты не подавился.

А для меня вселенная была

Кондитерской. Сердца, уста и очи

Повиновались мне — и я не знал,

Что с ними делать. Словно дуб листвою,

Покрыт я был готовностью людскою

Любым моим капризам потакать,

Но только налетел осенний ветер,

Листва осыпалась — и вот я наг

И беззащитен перед непогодой.

Я, никогда не ведавший невзгод,

Сгибаюсь под невыносимой ношей.

А ты-то что беснуешься? Тебя

Корой покрыли беды и лишенья,

Ты ничего другого и не знал.

Кто льстил тебе? И кем ты был ограблен?

За что же ненавидишь ты людей?

Но если жить невмоготу без злобы,

Излей ее на своего отца,

Что с пьяных глаз с какой-то побирушкой

Тебя слепил из грязи, завещав

Убожество одно тебе в наследство.

Когда б ты не был худшим из людей,

То стал бы прихлебателем! Изыди!

А ты гордец, как прежде.

                                                Да, горжусь,

Что я — не ты.

                              А я горжусь, что не был

Растратчиком.

                               А я остался им.

Будь ты моим единственным богатством,

Повесил бы тебя я. Уходи.

Будь в этом корне средоточье жизни

Афин, его б я разом проглотил.

Возьми еще. Так будет повкуснее.

Мне более по вкусу твой уход.

В твоем исчезновенье — больше вкуса.

О, если б так! Исчез бы я тогда.

Что передать Афинам?

                                              Что желаю

Тебе их загубить. Еще добавь,

Что у меня есть золото. Гляди-ка!

Но здесь какая польза от него?

Огромная. Оно тут затаилось,

Вреда не причиняя до поры.

А где ты спишь?

Под тем, что надо мною.

Где ты находишь корм?

                                               Вокруг себя.

О, если б яды мне повиновались!

Ты их послал бы...

                                     ...К твоему столу.

Нет, тебе решительно неведомо чувство меры? Только крайности, крайности во всем. Когда ты разгуливал золототканых одеждах и смердел мускусом, люди высмеивали твою гордыню, когда ты напялил лохмотья, они будут порицать тебя за то же самое. Возьми вот кизил.

Я не ем того, что мне не по вкусу.

Кизил тебе не по вкусу?

Он по вкусу тебе — такой же кислый.

Да. Ты перевариваешь только сладкую лесть. Если бы ты раньше не упивался ею, то теперь мог бы рассчитывать хоть на какое-то уважение. А где ты видал, чтобы расточителя уважали после разорения?

А где ты видел, чтобы кого-нибудь уважали, если у него совсем не было состояния?

Да хоть меня.

Ну, одного пса ты прокормить в состоянии.

Кто, по-твоему, больше всего похож на паразитов?

Женщины похожи. А вот мужчины — это паразиты и есть. Что бы ты сделал с миром, будь ты его властелинов?

Отдал бы зверям, чтобы избавить от людей.

И сам бы стал зверем?

Без сомненья.

Воистину звериная злоба! Да помогут тебе боги! Если ты превратишься во льва, лиса тебя обманет, если в ягненка, она тебя съест, если в лису, лев тебя невзлюбит, пусть даже по наущению осла. Если превратишься в осла, глупость приведет тебя к волку на обед, а если в волка, то волчий аппетит заставит тебя все время рисковать шкурой. Если станешь единорогом, тебя сгубит собственное бешенство. Станешь медведем — тебя убьет конь или задерет леопард. Станешь леопардом — окажешься в кровном родстве со львом, и твои родимые пятна опять-таки приведут тебя к гибели. Покой ты будешь находить только в постоянном бегстве. Сможешь ли ты, став животным, не зависеть ни от кого? Кем бы ты оказался, живя в глухой чаще среди зверей?

Афины сейчас стали настоящей глухоманью, а их жители совсем озверели — так что самое время обсуждать вопрос о превращении человека в животное.

Каким же образом ты, превратившись в барана, пробил брешь в городской стене и убежал от этих чудовищ?

Кстати, о чудовищах. Сюда идут поэт и художник. Вот бы они тебя угробили! А я не горю желанием заразиться чем-нибудь непотребным и лучше уйду. Потом наведаюсь как-нибудь.

Буду рад тебя видеть, если ты зайдешь после того, как вымрет все человечество, но только в этом случае. Быть собакой нищего не так зазорно, как тобой.

Ах ты кретин! Дурак из дураков!

К тебе слюной противно прикоснуться!

К тебе ж — проклятием!

                                                Любая дрянь

В сравнении с тобой чиста, как ангел.

Страшнее люэса твои слова.

Но не настолько все они заразны,

Как звук единый в имени твоем!

И руки чешутся — да жаль мараться!

Да чтоб они отгнили у тебя

От слов моих!

                             Прочь, выродок собачий! —

Я не могу смотреть без тошноты

На эту мразь! — Когда же ты издохнешь?

Когда тебя от злобы разорвет?

Уйди же, надоедливый мерзавец!

Потратить камень жалко на тебя!

Скотина!

                Раб!

                             Ползучий гад!

                                                            Подонок!

О, как я презираю этот мир,

На лжи стоящий! Непереносимо

И то в нем, без чего не обойтись,

Рой яму для себя, Тимон. Ты ляжешь

На берегу. Пусть легкая волна

Дробится о гранитное надгробье.

Пусть, мертвый, в эпитафии своей,

Я буду усмехаться над живыми.

Цареубийца льстивый! Меч вражды

Меж сыном и отцом! О осквернитель

Супружеской постели! Ярый Марс!

Неувядаемый жених, сияньем

Способный растопить священный снег,

Лежащий на коленях Артемиды!

О зримый людям идол! Ты спаял

Несовместимое. Ты всем понятен

И на любом наречье говоришь,

Испытываешь души, искушаешь.

Вообрази, что все твои рабы,

Взбесившись, подняли мятеж — все вместе.

Так порази их лютою враждой.

Пускай живут на свете только звери.

Сначала я умру, а там пускай

Все этосбудется — не возражаю.

Пойду скажу о золоте твоем.

К тебе повалят люди, люди, люди...

Что? Люди?

                         Да.

                                  Уйди-ка от греха...

Живи в убожестве и наслаждайся.

А ты живи, как жил, и околей.

Ну вот, теперь, надеюсь, мы в расчете.

О, снова эти человекообразные! (Ест корень.) Жуй, жуй этот корень, Тимон, и проклинай их всех!

Откуда у него взяться золоту? Наверно, какие-нибудь опивки, которые он выскреб из кувшина. Спятил-то он оттого, что сперва лишился денег, а потом — дружков.

Но все только и говорят, что у него денег куры не клюют.

Говорили?

Нет, говорят.

А чего гадать-то? У него и спросим. Если ему по-прежнему не надо золота, он нам все отдаст и не будет кочевряжиться. Ну, а если он окажется сквалыгой…

Ох, вот этого я и боюсь. Люди обычно меняются в худшую строну. Чует мое сердце — денежки у него в загашнике.

Эй, братва! Не он ли там на горизонте?

Где?

Вот. Вроде, похож.

Наше почтение, Тимон!

А, воры! Что вам надо?

Но мы не воры, а солдаты.

И воры, и солдаты, и сыновья своих матерей.

Да нет же! Мы не воры, а просто нуждающиеся люди.

В чем вы нуждаетесь? В еде? Взгляните:

Коренья в изобилье под землей,

Кругом бьют родники — по сто на милю.

Дубы ломаются от желудей,

А на кустах шиповник пламенеет.

Сама вам приготовила обед

Природа — хлебосольная хозяйка.

Нуждаются! Какая там нужда!

Так, значит, ты всерьез нам предлагаешь

Пить воду, есть коренья и траву!

Не рыбы мы, не птицы ине звери.

Да, не траву, не рыб, зверей и птиц —

Вы пожираете себе подобных.

Нужна вам человечина. Пусть так.

Вы людоеды, а не лицемеры,

Что по закону ближнего едят.

Итак, проклятые антропофаги,

Берите злато — и за кистени!

Упейтесь пьяной кровью винограда,

Чтоб забродила в вас гнилая кровь:

Скорее шею, может быть,свернете,

Околевая не на эшафоте.

Не доверяйте медикам: они

Себе подобных больше загубили,

Чем вы — разбоем. Нужно вам еще?

Берите золото! Берите жизни!

Брать — ваше ремесло. Весь бренный мир

Приводится в движенье лихоимством.

Вот, скажем солнце — наивысший вор —

Присваивает силу Океана,

А маленькая хищница Луна

У солнца похищает свет. Его же

Мгновенно отбирает Океан,

Что потихоньку скрадывает сушу.

Земля всем мерзким тварям жизнь дает,

Их сонмища лепя из нечистот,

Весь мир питает яствами из кала,

Который у него же и украла.

Да, все на свете движется татьбой.

Закон есть узаконенный разбой.

А посему нет в мире преступлений.

Награбленное грабьте — вот и все.

Друг против друга ярость обратите —

И на самих себя, в конце концов.

Не медля ни мгновенья — на Афины!

А вас прошу я только об одном:

Не умеряйте алчности и злобы

Из-за того, что я вам заплатил,

Но, как вампиры, будьте, ненасытны

И сгиньте, наконец. Я все оказал.

В толк не возьму, чего он добивался: чтобы мы занимались своим ремеслом или завязали?

А какое ему дело до нас? Он же не с нами разговаривал, а излагал свои убеждения.

Вот именно — убеждения. Но я буду исходить из его враждебности и поступлю наоборот.

Давайте подождем, чем дела кончится в Афинах. А стать честными людьми никогда не поздно.

О боги! Неужели этот бедный,

Несчастный человек — мой господин?

Так опуститься? Памятник прекрасным

Делам и побуждениям снесен.

Какая горестная перемена!

Руины благородства! Проклят будь

Тебя посмевший к бездне подтолкнуть.

О, мы, столкнувшись с другом-негодяем,

Открытую вражду предпочитаем.

Но он заметил, кажется, меня.

Сейчас его утешить попытаюсь:

Ведь я по-прежнему его слуга

И с ним останусь, что бы ни случилось.

Хозяин...

                  Провались! Кто ты такой?

Но неужели вы меня забыли?

Я всех людей забыл. Ты человек.

Зачем же эти глупые вопросы?

Я бедный, бескорыстный ваш слуга.

Но я людей не знаю бескорыстных,

А это значит, мне ты не знаком.

Со мной подонки за столом сидели,

А им прислуживали подлецы

И воры.

                Нет, свидетельствуют боги!

Мы горевали искренне о вас.

Наверное, также слуги редки.

Постой, постой... Ты плачешь? Подойди!

Ты стал похож на женщину: мужчины

Не плачут, их несчастья веселят.

Смех до изнеможенья и разврат

У них еще способны вызвать слезы,

Сердца их каменны. В них чувства нет.

Мир вывихнут: рыдает он от смеха.

Признай меня, мой добрый господин!

Душою всей тебе я сострадаю.

Дозволь с тобой остаться до тех пор,

Пока мой кошелек не оскудеет.

Ушам не верю! Значит, мне служил

Бессребреник добрейший? О, я тронут,

Хотя уже порядном одичал.

Да человек ли ты? О, безусловно,

Ты матерью произведен на свет.

О боги мудрые! Простите грех мой!

Я, ослепленный, обвинил весь мир

В бездушии, но есть же, есть же люди?

Вернее, человек. Да, лишь один.

Нет, боги, вам не сбить меня со счета!

Один на целый мир, притом слуга.

Я заблуждался. О, я был безумен

И человечество хотел проклясть,

Но ты ко мне пришел, как искупитель.

Так внемли же! Отныне и вовек

Будь проклят целый мир — за исключеньем

Добропорядочного дурака.

Продав меня, он выгадал бы много,

Ведь часто слуги к новым господам

Легко въезжают в дом на шее старых.

О, ты так глуп, что верится с трудом.

Правдоподобно говоришь, и все же

Ответь, что привело тебя сюда?

Ведь хитрость? Жадность, да? Корыстолюбье?

Ты, как скупец расчетливый, решил

Ничтожной толикою поделиться

Затем, чтоб воздалось тебе сторицей?

Эх, господин мой, вы подозревать,

К несчастью, научились слишком поздно,

Да и не тех. Ведь вся моя корысть —

Покой душевный. Я из чувства долга

Пришел, да из привязанности к вам.

Вы любите людей так благородно,

Так глубоко, что смертным не понять,

Как вообще возможно это чувство,

А я хотел бы вас оберегать,

Заботиться о снеди и жилище.

Поверьте же, мой добрый господин,

Все блага в будущем и настоящем

Я отдал бы, чтоб только возвратить

Утраченное ваше состоянье.

Другой награды я бы не хотел.

Так получи свое вознагражденье

За бескорыстье. Волею богов,

Тебя осыплет золотом убогий.

Беги как можно дальше от людей.

Из верности ко мне будь мизантропом

И проклинай весь человечий род.

Из сердца с корнем вырви состраданье

И голодающему помоги

Не раньше, чем его истлеют кости.

Скорми спокойно разжиревшим псам

Все то, в чем ты откажешь человеку!

Единственным прибежищем людей

Пусть будут тюрьмы, в том числе и ямы.

Пускай весь свет погубит нищета!

О человечество, стань буреломом!

Чума тебя сломи и уничтожь.

Пусть гибнет мир, а вместе с ним и ложь!

Прощай, мой верный раб, желаю счастья.

Но, господин, я вас хочу спасти.

Нет, лучше ты со мною не шути,

А то ведь и тебя могу проклясть я.

Так избегай же общества людей

И на глаза являться мне не смей.