Судя по всему, это здесь.

Не знаю, чему и верить. Неужели у него еще есть золото — и много?

Вне всяких сомнений. Об этом говорили Алкивиад, Фрина, Тимандра; нищие солдаты, эти перекати-поле, кое-что получили. Говорят, и управителю достался немалый куш.

Значит, он придумал разорение как пробный камень для друзей?

И только для этого. Увидите, он опять появится в Афинах и расцветет, будто пальма. Поэтому было бы очень неплохо внушить ему нашу преданность, хоть он и не нуждается в ней. Если он и вправду богат, мы не окажемся в дураках.

Что вы ему подарите?

На сей раз только свое посещение. Пообещаю ему потрясающую картину.

А я — потрясающую поэму.

Чего уж лучше! Посулы отражают самую суть нашего времени, открывая глаза предвкушению. Никто ничего не делает, все только обещают. Выполнение обещаний — удел ничтожных заурядностей. Давать обещания легко и приятно, выполнять — тоскливо и обременительно, все равно что составлять завещание: то и другое — свидетельство тяжкого самочувствия.

Ах ты живописец! Захочешь изобразить Подлость — напиши автопортрет.

А что бы мне придумать? Я напишу сатиру на доверчивость богатых людей и коварство льстецов, преследующих великого человека.

Послужи сам себе образом для аллегории Лести, а уж я найду, чем вознаградить твой труд.

Так что же стали вы, любезный друг?

Мы выпускаем выгоду из рук!

Да, денег люди ищут днем с огнем,

А не в кромешной тьме. Ну что ж, идем.

О, я привечу вас, не сомневайтесь.

Ты, желтый идол, всех богов сильней,

Раз в этом капище — грязнее хлева —

Тебя усердно славит род людской.

Ты вспахиваешь пену океана,

Ведешь суда за тридевять земель,

Порабощаешь низменные души.

Владычествуй и дальше над землей.

Губи своих рабов. А я их встречу

Достойно.

                      Благороднейший Тимон!

Ты наш недавний друг и благодетель,

Приветствуем, приветствуем тебя!

Неужто я сподобился увидеть

Двух искренних и преданных людей?

Мы у тебя в долгу. Едва известье

Пришло о разорении твоем

И о предательстве друзей, мы были

Возмущены до глубины души.

О люди! Имя вам — неблагодарность!

Ничтожные! Чем вас ни покарай,

Все будет мало. Бросить без поддержки

Того, кто их, как солнце, согревал,

Кому они обязаны всецело.

О, я не в силах подобрать слова

Для облаченья этого злодейства.

И ни к чему. Пусть ходит нагишом:

По крайней мере, будет очевидным.

Вы ж, оставаясь честными людьми,

Чужую подлость резче обозначьте.

Мы оба шли дорогою прямой

Под ливнями твоих благодеяний.

Мы это помним.

                                  Да, вы не лжецы.

Мы здесь, чтоб предложить свои услуги.

О души честные! Но чем же я

Могу воздать за ваше милосердье?

Кореньями вот разве да водой.

Но вам такая пища не по вкусу?

О, ради вас согласны мы на все!

Быть может, добродетельные души,

Вы краем уха слышали о том,

Что у меня есть золото? Ответьте,

Прямые души!

                             Слух такой прошел,

Но мы явились по другой причине.

О души, искренние до конца!

Тебе, художник, видно, равных нету

В изображенье Подлости. О да!

Тебе известна Подлость до деталей.

Известно кое-что…

                                         О том и речь.

А ты, поэт, велеречивым слогом

Описываешь Лесть. Пожалуй, ты

В своем искусстве даже натуральней.

И все же, честные мои друзья,

У вас есть некий общий недостаток.

Конечно, это мелочь для того,

Чтоб утруждать вас...

                                          Нет, Тимон, скажите!

Но вы обидитесь.

                                    Нет, никогда!

Мы будем благодарны.

В самом деле?

                               Еще бы!

                                                   Вы доверчивы, друзья,

Ко всяким проходимцам.

                                                Неужели?

Нет, нет, слепыми вас не назовешь,

Вы без ошибки чувствуете ложь,

Но, в душах человеческих читая,

Вы не остережетесь негодяя

И подадите руку подлецу,

Хоть благочестью это не к лицу.

Я с подлецами не знаком.

                                                     Я тоже.

Послушайте: желая вам добра,

Я награжу вас — только истребите

Без жалости всех этих подлецов.

Повесьте, утопите их, зарежьте,

Короче, вы придумаете как.

Уж я в долгу, поверьте, не останусь.

Все сделаем — скажи лишь имена.

А вы не знаете имен друг друга?

Вот это дивно! Вы ж, как близнецы,

Один другого стоите, а вместе

Вы образуете сверхподлеца.

Во избежанье этого — останься

На месте и к нему не подходи.

И ты не двигайся! Когда вы рядом,

Вас слишком много! Прочь отсюда! Прочь!

Вот вам достойное вознагражденье!

Вот за участье вам! Вот за труды!

Эй вы, алхимики! Добудьте злато

Себе из тумаков и оплеух!

Прочь от меня, паскуднейшие твари!

Лишь время потеряете. Сейчас

Тимон ушел в себя. Ему несносно

Все остальное.

                                 Ты нас проводи

К его убежищу, а там посмотрим.

Мы выполняем волю горожан

И с ним поговорим.

                                       Так не бывает,

Чтоб долго не менялся человек.

Да, время принесло ему несчастья,

Но время же и вылечит его,

Вернув утерянное состоянье.

Так что веди нас.

                                     Вот его жилье.

Пусть будут в нем покой и мир. — Хозяин!

Поговори с посланцами Афин!

К тебе пришли виднейшие вельможи,

Они хотят склониться пред тобой

От имени сограждан. Господин мой,

Молю: уважь почтенных стариков!

О солнце благодатное, спали их!

В чем дело? Чтоб повесили вас всех!

Типун вам на язык за слово правды,

А за неправду пусть он отгниет,

И вы подавитесь.

Тимон достойный...

...Таких, как вы — достойных лишь его.

Тебе поклон Афины шлют смиренно.

Я тронут, и послал бы им чуму,

Да не могу поймать. Вот незадача!

Пришла пора обиды забывать.

Мы каемся, Тимон, перед тобою

И молим, чтоб вернулся ты скорей.

Афины выполнят твои условья.

Ты все получишь, только прикажи.

Грубейшую ошибку признаем мы,

Хотьне привыкли к этому, учти.

Да, мы забыли о твоих заслугах,

Не оказали помощи тебе,

Но в том раскаиваемся жестоко.

Афинам ты основою служил.

Теперь они обрушиться готовы.

Старейшины к тебе послали нас.

Ущерб тебе мы возместим сторицей.

Такие деньги и такой почет

Тебя по возвращенье ожидают,

Что вытравят из памяти вражду.

Слова любви внесут в ее скрижали,

Чтоб ты читал их до скончанья дней.

Я так растроган, что вот-вот расплачусь,

Лишь одолжите женские глаза

И сердце дурака. Ну что, вельможи?

Дадите — я поплачу.

                                            Пощади!

Вернись в отечество свое — в Афины —

И, если хочешь, нами управляй.

Тебя мы встретим общим ликованьем

И безграничной властью облечем.

Тимона имя воссияет снова,

И будет сокрушен Алкивиад,

Подобно необузданному вепрю,

Грызущий корни родины своей.

Свирепо он грозит мечом Афинам.

Поэтому, почтеннейший Тимон…

Теперь все ясно. Что ж, я вам отвечу,

Когда злодей Алкивиад начнет

Рубить моих достойнейших сограждан,

Скажите им от моего лица:

Тимона это не интересует.

А если яростный Алкивиад

Цветущие Афины уничтожит,

Отдаст на поруганье ваших дев

И за волосы оттаскает старцев,

Скажите всем от моего лица:

Тимона это не интересует.

Пускай бесчинствовать не устает,

Пускай ножи не знают передышки,

Пока хватает глоток у Афин.

Что до меня, то лезвие любое

В руках врага я выше оценю,

Чем глотки лучших жителей афинских.

Пусть боги вам помогут, как ворам

Надсмотрщики.

                               Увидели вы сами,

Что не добьетесь ровно ничего.

Ступайте.

                    Перед тем, как вы явились,

Я сочинил прощальные стихи,

Вы завтра их узнаете. Приходит

Тимона власти над людьми конец.

Богат я был, судьбою избалован,

Но из ничтожества не выходил.

(Ничтожно все в проклятом этом мире!)

Ступайте. Всем желаю долго жить,

Страдая под пятой Алкивиада.

Страдать желаю, впрочем, и ему.

Живите, если сможете.

                                              Идемте.

Идемте. У него же сердца нет.

Ах вот как? Сердца нет у мизантропа?

Так говорит безумная толпа,

А вы и повторяете! Неужто

Я родины и правда не люблю?!

Совсем другие речи!

                                         Рад вас видеть,

Достопочтеннейшие земляки!

Тебя слова такие украшают.

И входят в уши к нам, как в ворота

Афин — победоносный полководец.

Согражданам нижайший мой поклон.

И передайте им, что я придумал,

Как их спасли от горя, и утрат

И трепета перед Алкивиадом,

И всех тревог, которыми судьба

Перегрузила хилую лодчонку

Нелегкого людского бытия.

Пусть обращаются ко мне.

                                                     Прекрасно!

Вернется он!

                           Тут дерево растет.

Я все срубить его намеревался.

Так передайте жителям Афин,

Моим собратьям — всем без исключенья:

Кто жаждет избавления от бед,

Kо мне пускай приходит и немедля

Повесится на дереве моем.

Всех благ!

                      Оставьте же его в покое!

Тимон таким, как видно, и умрет.

Довольно вам ходить сюда впустую.

И передайте, что Тимон нашел

Себе пристанище на побережье,

Где в дом его стучится Океан.

А если кто ко мне заглянет в гости,

То прочитает надпись на дверях

Прелюбопытную. — Уста, сомкнитесь.

Я высказал отчаянье свое.

Чума, исправь несовершенство мира.

Пускай работают гробовщики,

А более никто. Пускай отныне

Все радостно готовятся к кончине.

Пускай затмится солнце и умрет.

Оставить мир приходит мой черед.

Обида с сердцем у него срослась.

Надеялись мы на него напрасно.

Вернемся и решим, что делать нам.

Для избежанья гибели.

                                                Да, правда,

Вернемся. Промедленье — наша смерть.

Час от часу не легче! В самом деле

Такое войско он собрать сумел?

Ты не ошибся?

                               Может, и ошибся,

Но только преуменьшив их число.

И, судя по стремительности марша,

Они к Афинам скоро подойдут.

Тимон не возвратится — мы погибли.

Я встретил их посланца — он мой друг.

Хоть в лагерях мы противоположных,

Ослабла перед дружбою вражда,

И мы заговорили дружелюбно.

Письмо он нес Тимону, чтобы тот

К Алкивиаду присоединился:

Ведь мстит Алкивиад и за него.

Что скажете?

                            Не хочет возвращаться.

Расслышали мы барабанный гром,

А вдалеке клубятся тучи пыли

От надвигающегося врага.

Пускай отпор готовят горожане,

Хотя исход известен мне заране.

По описанью, здесь его жилище.
Ау! Душа живая, отзовись!
Не отвечает... Умер? Вот могила
И надпись. Для кого же? Для зверей?
Я грамоте совсем не разумею.
Сниму-ка отпечаток восковой
И покажу его Алкивиаду.
А опыта ему не занимать,
Хотя и молодой. Не сомневаюсь,
Войска уже к Афинам подошли
И скоро их сотрут с лица земли.

Вот он — презренный и развратный город.

Мы подошли. Трубите.

                                                До сих пор

Вы безнаказанные беззаконья

Творили, почитая произвол

За справедливость высшую. Недавно

И я, и все соратники мои

Страдали от бессилия — и только.

Напоминало это паралич:

Мы лишь просили и повиновались,

Но сила, что была угнетена,

Воскликнула: «Доколе?», взбунтовалась

И подняла просителей с колен.

Пришла пора безропотным страдальцам

Занять правительственные скамьи,

А наглым самодурам — удалиться,

Дрожа от ужаса!

                                  О молодой,

Но славный полководец! Ты замыслил

Отмщение, но войска не имел,

А мы — причин для страшных опасений.

Однако, вспомни, мы уже тогда

К тебе целителями приходили,

Чтобы елей согласия пролить

На язвы твоего негодованья,

Почтением стараясь превзойти

Невольную свою неблагодарность.

Мы и Тимона — в меру наших сил —

Склоняли к примиренью, посылали

Просителей, пытались возвратить

И обещали все, что пожелает.

Как видишь, виноваты мы не все

И месть огульная несправедлива.

А я уже не говорю о тех,

Кто строил этот город. В чем вина их

Перед тобой? Зачем же сокрушать

Гимнасии, дома, дворцы и храмы?

Изгнавшие тебя давно мертвы:

Раскаявшись, не вынесли позора.

В Афины победителем войди

Под сенью развевающихся стягов

И каждого десятого казни —

И утолишь, быть может, жажду мести

Напитком, что противен естеству.

Ну как, десятой части населенья

Довольно будет? Кинем жребий мы

И тех, кто будет с меченою костью,

Мы смерти предадим.

                                       Перед тобой

Не все виновны — всем ли быть в ответе?

Грехи отцов, в отличье от земель,

К сынам не переходят по наследству,

А потому войди в Афины сам,

Оставив ненависть за воротами —

С заложниками, коих ты казнишь, —

Прибавив их к обидчикам покойным.

Овец паршивых мудро отдели,

Но для чего губить тебе все стадо?

Ты милостью вернее, чем мечом,

Достигнешь цели.

                                    Только тронь ворота,

Они откроются. Перед собой

Ты вышли сердце, щедрое на милость:

Афинам передать, что ты не враг.

Брось рукавицу, если ты согласен

Оружье лишь для мести обнажить.

Вводи солдат. Пусть будут на постое.

Мы все их просьбы удовлетворим.

Да будет так. И вот вам рукавица.

Откройте беззащитные врата.

Я накажу лишь тех врагов Тимона,

Что вами будут названы. Итак,

Чтоб успокоить вас, я объявляю,

Что не посмеет ни один солдат

Уйти с поста, течение нарушить

Афинской жизни, преступив устав,

Без наказанья должного.

                                                  Какие

Достойные слова!

                                    Я обещал.

За вами дело.

                              Храбрый мой начальник,

Почтенного Тимона больше нет.

На берегу морском его могила.

Не знаю, что начертано на ней.

Вот этот слепок вам расскажет больше

И извинит безграмотность мою.

«Здесь грешный труп — с душой греховною в разводе.

Неважно, кем я был — я враг людских отродий.

Я сам себя зарыл. Прохожий, слез не лей.

Прокляв меня, ступай дорогою своей».

Вот как ты высказался перед смертью.

Ты человечьи слезы презирал,

Не внемля нашим горестям и думам.

Но ум твой подсказал тебе слова,

Что заставляют Посейдона плакать

Во искупление твоих грехов.

Ты умер, благородный муж Афинский,

И мы тебя помянем лишь добром.

А я свой меч соединю с оливой.

Идемте. Пусть рождает мир война

И будет им сама истреблена.

Бей, барабан!