Шекспир У. Избранные сонеты. Перевод К. А. Хрусталевой

Источник: Шекспир У. Избранные сонеты / Пер. К. А. Хрусталевой. М. : БД «Русский Шекспир», 2013–2015.

ИЗБРАННЫЕ СОНЕТЫ У. ШЕКСПИРА

Перевод Ксении Хрусталевой

Sonnet 14 Not from the stars do I my judgment pluck, And yet methinks I have astronomy, But not to tell of good or evil luck, Of plagues, of dearths, or seasons' quality; Nor can I fortune to brief minutes tell, Pointing to each his thunder, rain, and wind, Or say with princes if it shall go well, By oft predict that I in heaven find; But from thine eyes my knowledge I derive, And, constant stars, in them I read such art As truth and beauty shall together thrive, If from thyself to store thou wouldst convert; Or else of thee this I prognosticate: Thy end is truth’s and beauty’s doom and date.	Сонет 14 У звёзд я не иду на поводу; Не мне дано гадать по небосводу, Предсказывая счастье и беду, Чуму и глад, ненастную погоду; Не мне судьба пророчить по часам Порыв ветров, грозу, удары грома И будет ли угодно небесам, Чтоб властвовала царская корона. Но вот глаза распахиваешь ты — И ясно мне по этим вечным звёздам, Что образ твой добра и красоты В сохранном виде должен быть воссоздан. Иначе сам себе отмеришь срок, А верность и красу настигнет рок.
Sonnet 16 But wherefore do not you a mightier way Make war upon this bloody tyrant, Time? And fortify yourself in your decay With means more blessed than my barren rhyme? Now stand you on the top of happy hours; And many maiden gardens, yet unset With virtuous wish would bear your living flowers, Much liker than your painted counterfeit: So should the lines of life that life repair, Which this (Time's pencil, or my pupil pen), Neither in inward worth nor outward fair, Can make you live yourself in eyes of men. To give away yourself keeps yourself still, And you must live, drawn by your own sweet skill.	Сонет 16 Уж коль часы несут тебе урон, Не хочешь ли войною благородной Пойти на них и выстроить заслон Надежнее, чем этот стих бесплодный? Сейчас, когда достиг ты высоты, В младых садах, к цветению пригодных, Твои б охотно приняли цветы Живей и краше тех, что на полотнах. Лишь внешних черт живая благодать Спасёт тебя для будущего света - Твой внешний шарм и душу передать Не сможет кисть и рукопись поэта. Даря себя, ты вечно сможешь жить, Но должен сам усилья приложить.
Sonnet 17 Who will believe my verse in time to come, If it were fill'd with your most high deserts? Though yet Heaven knows it is but as a tomb Which hides your life and shows not half your parts. If I could write the beauty of your eyes, And in fresh numbers number all your graces, The age to come would say, 'This poet lies, Such heavenly touches ne'er touch'd earthly faces.' So should my papers yellow'd with their age, Be scorn'd like old men of less truth than tongue, And your true rights be term'd a poet's rage And stretched metre of an antique song: But were some child of yours alive that time, You should live twice,— in it and in my rhyme.	Сонет 17 Поверит кто поэзии моей, Коль я тебя безмерно в ней прославлю? Но видит Бог: она как мавзолей, В котором только малость я оставлю. Когда сказать я мог бы, как хорош Твой чудный взгляд и качества как редки, Потомок бы ответил: «Это ложь, И нет на смертных ангельской отметки». Уже мой лист с годами стал желтей, В котором, как старик неугомонный, Хвалю я образ собственных страстей Напыщенным размером монотонным. Ах, если б ты не прожил нелюдимым, Сейчас бы не был жив стихом единым.
Sonnet 22 My glass shall not persuade me I am old, So long as youth and thou are of one date; But when in thee time's furrows I behold, Then look I death my days should expiate. For all that beauty that doth cover thee Is but the seemly raiment of my heart, Which in thy breast doth live, as thine in me: How can I then be elder than thou art? O, therefore, love, be of thyself so wary As I, not for myself, but for thee will; Bearing thy heart, which I will keep so chary As tender nurse her babe from faring ill. Presume not on thy heart when mine is slain; Thou gavest me thine, not to give back again.	Сонет 22 О возрасте всё лгут мне зеркала, Пока самой ты юности моложе, Но если тлен дотронется чела, То смерть пускай меня погубит тоже. Тебя в свою любовь я облачу, Чтоб ты сиял, мне этим душу грея. И если я в груди твоей стучу, Возможно ли, что я тебя старее? Пожалуйста, храни, родной, себя! Страшась твоих недугов не на шутку, Я холить буду бережно тебя, Как нянечка — болезную малютку. Но коль во мне прервется сердца стук, Назад любовь не требуй, милый друг.
Sonnet 23 As an unperfect actor on the stage, Who with his fear is put besides his part, Or some fierce thing replete with too much rage, Whose strength’s abundance weakens his own heart; So I, for fear of trust, forget to say The perfect ceremony of love’s rite, And in mine own love’s strength seem to decay, O'ercharged with burden of mine own love’s might. O let my books be then the eloquence And dumb presagers of my speaking breast, Who plead for love and look for recompense More than that tongue that more hath more expressed. O learn to read what silent love hath writ! To hear with eyes belongs to love’s fine wit.	Сонет 23 Подобно, как неопытный актер, Слова забыв, срывает выступленье, Как та душа, где яростный костёр Сменяется на медленное тленье, Вот так и я не трачу нежных слов, Трусливо избегая ритуала, И кажется, от собственных оков Любовь во мне слабее будто стала. Пускай в моей поэзии немой, Предвестнице души красноречивой, Услышит зов ясней любимый мой, Чем в чьей-то болтовне велеречивой. К посланиям моим ты зорок будь — Услышь, как от любви теснится грудь.
Sonnet 29 When in disgrace with fortune and men’s eyes I all alone beweep my outcast state, And trouble deaf heav'n with my bootless cries, And look upon myself, and curse my fate, Wishing me like to one more rich in hope, Featured like him, like him with friends possessed, Desiring this man’s art, and that man’s scope, With what I most enjoy contented least; Yet in these thoughts myself almost despising, Haply I think on thee, and then my state, Like to the lark at break of day arising From sullen earth, sings hymns at heaven’s gate. For thy sweet love remembered such wealth brings That then I scorn to change my state with kings.	Сонет 29 Осмеянный жестокою судьбой, Оплакиваю я свое изгнанье, К глухому небу с тщетною мольбой Взывая и кляня существованье: Один, смотрю, надеждами кипит, Второй красив, имеет друга третий, Умён четвертый, пятый даровит, И только я лишён всего на свете. Но только я представлю милый лик, Себя в горчайших мыслях презирая, Как жаворонком взмою в тот же миг И с песней полечу к воротам рая. Богат я стал, познав твоё «люблю» — Едва ль со мной сравняться королю.
Sonnet 30 When to the sessions of sweet silent thought I summon up remembrance of things past, I sigh the lack of many a thing I sought, And with old woes new wail my dear time’s waste. Then can I drown an eye unused to flow, For precious friends hid in death’s dateless night, And weep afresh love’s long since cancelled woe, And moan th' expense of many a vanished sight. Then can I grieve at grievances foregone, And heavily from woe to woe tell o'er The sad account of fore-bemoanèd moan, Which I new pay as if not paid before. But if the while I think on thee, dear friend, All losses are restored, and sorrows end.	Сонет 30 Когда на суд моих безмолвных дум В свидетели зову воспоминанья, По прожитым годам горюет ум, По старым бедам — новые стенанья. В слезах, обычно редких, тонет глаз, Скорбя по тем, кто вечно спит в юдоли, И плачу я уже который раз О тех, кто был и уж не будет боле. Меня к изжитым горестям влечет, Что выстроились линией сплошною. Смотрю я вновь на этот скорбный счет, Как будто он оплачен не был мною. Но лишь тебя я вспомню, дорогой, Снимает все печали как рукой.
Sonnet 32 If thou survive my well-contented day, When that churl death my bones with dust shall cover, And shalt by fortune once more re-survey These poor rude lines of thy deceasèd lover, Compare them with the bett'ring of the time, And though they be outstripped by every pen, Reserve them for my love, not for their rhyme, Exceeded by the height of happier men. O then vouchsafe me but this loving thought: “Had my friend’s muse grown with this growing age, A dearer birth than this his love had brought To march in ranks of better equipage. But since he died and poets better prove, Theirs for their style I’ll read, his for his love.”	Сонет 32 Коль в день моей кончины ты придешь К моим костям, где смерть маячит строго, И вдруг мои стихи еще прочтешь, В которых мастерства совсем немного, Храни их ради памяти земной О том, что мои чувства вечно в силе, Хотя творцы, идущие за мной, Меня по мастерству опередили. Умерь словами боль последних дней: «Коль в ногу б он шагал с растущим веком, Стихи его признали бы ценней И сам он чтимым был бы человеком. Пусть много новых рифм напишут славных, В любви ему вовек не будет равных».
Sonnet 35 No more be griev'd at that which thou hast done: Roses have thorns, and silver fountains mud, Clouds and eclipses stain both moon and sun, And loathsome canker lives in sweetest bud. All men make faults, and even I in this, Authorizing thy trespass with compare, Myself corrupting, salving thy amiss, Excusing thy sins more than thy sins are; For to thy sensual fault I bring in sense, (Thy adverse party is thy advocate) And 'gainst myself a lawful plea commence: Such civil war is in my love and hate, That I an accessary needs must be To that sweet thief which sourly robs from me.	Сонет 35 К чему печаль, что много ты кутил: В ручье есть грязь, розан не взять в ладони, Затмения есть даже у светил, И червь живет в прелестнейшем бутоне. Безгрешен кто ж? Вот я люблю слагать О грешнике высокие преданья, И, честь свою унизивши, искать Тебе, а не другому, оправданья. Должна же быть у чувства сторона Разумная, что с бурной спорит кровью. В душе моей гражданская война, Где ненависть сражается с любовью. Мне твой грозит, похоже, приговор, Хоть ты меня ограбил, милый вор.
Sonnet 43 When most I wink, then do mine eyes best see, For all the day they view things unrespected; But when I sleep, in dreams they look on thee, And, darkly bright, are bright in dark directed. Then thou, whose shadow shadows doth make bright— How would thy shadow’s form form happy show To the clear day with thy much clearer light, When to unseeing eyes thy shade shines so? How would, I say, mine eyes be blessèd made By looking on thee in the living day, When in dead night thy fair imperfect shade Through heavy sleep on sightless eyes doth stay? All days are nights to see till I see thee, And nights bright days when dreams do show thee me.	Сонет 43 Всё чудится в дневное время мне Размытым и не стоящим вниманья. Тебя же зорко вижу я во сне, Во тьме — глазами, полными сиянья. Но ты, чья тень имеет яркий цвет, Сверкал еще б игривее лучами, Когда хоть раз явился бы на свет, Не ночью пред незрячими очами. Какое б было счастье для меня, Когда бы ты неясной, милой тенью Пришел ко мне хоть раз средь бела дня, Не только в мертвый час ночного бденья. Живу я днем как будто бы во сне — Лишь ночь светла, коль ты приснился мне.
Sonnet 47 Betwixt mine eye and heart a league is took, And each doth good turns now unto the other: When that mine eye is famish'd for a look, Or heart in love with sighs himself doth smother, With my love's picture then my eye doth feast And to the painted banquet bids my heart; Another time mine eye is my heart's guest And in his thoughts of love doth share a part: So, either by thy picture or my love, Thyself away art resent still with me; For thou not farther than my thoughts canst move, And I am still with them and they with thee; Or, if they sleep, thy picture in my sight Awakes my heart to heart's and eye's delight.	Сонет 47 Меж взглядом и душою уговор Друг другу делать добрые услуги: Когда бывает голоден мой взор И сердце задыхается в разлуке, Тогда мой взгляд рисует твой портрет И этим шиком душу удивляет, В другой же раз душа дает обед И трапезу с очами разделяет. Мы вместе, даже если ты в пути — Я твой портрет ласкаю нежным взглядом. Тебе ведь дальше мыслей не уйти: Они со мной, и сам ты тоже рядом. А мысль уснёт — так образ твой в уме И сердце, и глаза зажжет во мне.
Sonnet 49 Against that time (if ever that time come) When I shall see thee frown on my defects; When as thy love hath cast his utmost sum, Called to that audit by advised respects; Against that time when thou shalt strangely pass, And scarcely greet me with that sun, thine eye; When love, converted from the thing it was, Shall reasons find of settled gravity; Against that time do I ensconce me here Within the knowledge of mine own desert, And this my hand against myself uprear To guard the lawful reasons on thy part: To leave poor me, thou hast the strength of laws, Since why to love I can allege no cause.	Сонет 49 Когда проступок мой иль недочёт В тебе поднимет бурю раздраженья И выставит любовь огромный счет, Рассудочное вынеся решенье, Когда пройдешь ты, Солнце, как чужой, И ясный взгляд не бросишь мимолётом, Когда любовь размах утратит свой И будет только движима расчетом, — На этот час защиту возвожу: Поняв, что бытие мое ничтожно, Я сам в твою защиту напишу, Что правым лишь тебя считать и можно. Легко тебе предать меня суду — Любить-то я не вправе на беду.
Sonnet 71 No longer mourn for me when I am dead Than you shall hear the surly sullen bell Give warning to the world that I am fled From this vile world, with vilest worms to dwell: Nay, if you read this line, remember not The hand that writ it, for I love you so That I in your sweet thoughts would be forgot, If thinking on me then should make you woe. Or if (I say) you look upon this verse, When I, perhaps, compounded am with clay, Do not as much as my poor name rehearse, But let your love even with my life decay; Lest the wise world should look into your moan, And mock you with me after I am gone.	Сонет 71 Скорби по мне не дольше, чем набат О том тебе уныло возвещает, Что низкий мир бросаю я у врат В нижайший мир, где черви обитают. Об авторе стихов не думай, нет, Чтоб снова предаваться счастью вскоре, И вычеркни из мыслей мой портрет, Коль он тебе приносит только горе. Прочтешь ли эти строки невзначай, Когда мой прах смешается с землею, По имени меня не поминай И станет пусть любовь твоя золою. Живи, от мира в тайне сохраня, Что плачешь ты о том, что нет меня.
Sonnet 72 О lest the world should task you to recite What merit lived in me that you should love, After my death (dear love) forget me quite, For you in me can nothing worthy prove; Unless you would devise some virtuous lie To do more for me than mine own desert, And hang more praise upon deceased I Than niggard truth would willingly impart; О, lest your true love may seem false in this, That you for love speak well of me untrue, My name be buried where my body is, And live no more to shame nor me, nor you: For I am shamed by that which I bring forth, And so should you, to love things nothing worth.	Сонет 72 Чтоб свет не стал расспрашивать тебя, За что твоей любви я был достоин, Скажи, что жил, посредственность терпя, И что моей кончиной не расстроен. А может, ты изысканную ложь Назло придумал истине скаредной И мне хвалу посмертно вознесёшь, Спасая тем от гибели бесследной. И если фальшь зарубят на корню, В глаза твоей любви смотря с укором, Своё я имя в землю схороню, Чтоб не было для нас оно позором. Как я стыжусь за скромные труды, Так должен за меня стыдиться ты.
Sonnet 73 That time of year thou mayst in me behold, When yellow leaves, or none, or few do hang Upon those boughs which shake against the cold, Bare ruined choirs where late the sweet birds sang; In me thou seest the twilight of such day As after sunset fadeth in the west, Which by and by black night doth take away, Death's second self, that seals up all in rest; In me thou seest the glowing of such fire That on the ashes of his youth doth lie, As the deathbed, whereon it must expire, Consumed with that which it was nourished by; This thou perceiv'st, which makes thy love more strong, To love that well, which thou must leave ere long.	Сонет 73 В моей душе срывает с голых веток Янтарный лист дыханьем холодов, И редко птичьи трели напоследок Доносятся с разрушенных хоров. А сумерки во мне, сменяясь мглою, На западе оставят солнце тлеть, И будет день охвачен темнотою, Которую сестрой считает смерть. Внутри меня — того огня сиянье, Что стал успеть золою юных лет; Он спит на смертном ложе угасанья - Надежды возродиться больше нет. Тем преданнее пыл твоей опеки К тому, с кем ты расстанешься навеки.
Sonnet 74 But be contented when that fell arrest Without all bail shall carry me away; My life hath in this line some interest, Which for memorial still with thee shall stay. When thou reviewest this, thou dost review The very part was consecrate to thee; The earth can have but earth, which is his due, My spirit is thine, the better part of me; So then thou hast but lost the dregs of life, The prey of worms, my body being dead, The coward conquest of a wretch's knife, Too base of thee to be remembered: The worth of that is that which it contains, And that is this, and this with thee remains.	Сонет 74 Не думай горевать, когда на суд Меня отправят вскоре без залога. На память я оставлю скромный труд — Стихи, которым сердца отдал много. Когда-нибудь почувствуешь в строках: Тебе они написаны с мольбою, По праву пусть земля схоронит прах, Душа моя останется с тобою. Лишь плоть мою утратишь ты навек — Добычу для червей и разложенья — Отнять ее преступный человек Легко бы смог без тени сожаленья. Ценна, выходит, только глубина Души, что я тебе излил сполна.
Sonnet 75 So are you to my thoughts as food to life, Or as sweet seasoned showers are to the ground; And for the peace of you I hold such strife As 'twixt a miser and has wealth is found: Now proud as an enjoyer, and anon Doubting the filching age will steal his treasure; Now counting best to be with you alone, Then bettered that the world may see my pleasure; Sometime all full with feasting on your sight, And by and by clean starved for a look, Possessing or pursuing no delight Save what is had, or must from you be took. Thus do I pine and surfeit day by day, Or gluttoning on all, or all away.	Сонет 75 Без мыслей о тебе как без еды, Я так же жажду их, как почва — влаги, И мучаюсь, страшась твоей вражды, Как мучимы сокровищами скряги. Богатствами любуясь в тишине, Боятся они всё ж пропажи клада. То лучше им с ларцом наедине, То выставить его для счастья надо. Бывает, насмотревшись на любовь, Я сыт как после званого обеда. Но вскоре по тебе соскучусь вновь, Мой кладезь восхищения и света! Печалиться мне есть, увы, резон: То я богач, а то всего лишён.
Sonnet 76 Why is my verse so barren of new pride, So far from variation or quick change? Why with the time do I not glance aside To new-found methods and to compounds strange? Why write I still all one, ever the same, And keep invention in a noted weed, That every word doth almost tell my name, Showing their birth, and where they did proceed? О know, sweet love, I always write of you, And you and love are still my argument: So all my best is dressing old words new, Spending again what is already spent: For as the sun is daily new and old, So is my love still telling what is told.	Сонет 76 Зачем моя поэзия нарочно От красок новомодных далека? Зачем я избегаю осторожно Диковинных приёмов языка? К чему в своих стихах я повторяюсь, Давая мыслям облик прежних слов? Я имя так своё назвать пытаюсь, Чтоб автора узнал ты этих строф. Мне только о тебе всю жизнь писалось, Единственной любовью я богат, Но лучшее, что только мне осталось — Известное сказать на новый лад. Старо как мир и солнце, я гляжу И новых слов любви не нахожу.
Sonnet 77 Thy glass will show thee how thy beauties wear, Thy dial how thy precious minutes waste, The vacant leaves thy mind's imprint will bear, And of this book, this learning mayst thou taste: The wrinkles which thy glass will truly show Of mouthed graves will give thee memory; Thou by the dial's shady stealth mayst know Time's thievish progress to eternity; Look what thy memory cannot contain, Commit to these waste blanks, and thou shalt find Those children nursed, delivered from thy brain, To take a new acquaintance of thy mind. These offices, so oft as thou wilt look, Shall profit thee, and much enrich thy book.	Сонет 77 Твоё старенье зеркало не скроет, Минутный не прервать часам поток. Раз душу только чистый лист раскроет, То вынеси из этого урок: Морщины явят в зеркале правдивом: В могилу бытие устремлено, А времени в движении игривом До вечности добраться суждено. Всё то, что только в память не вместится, Доверь скорее чистому листу — И строчка чадом разума родится, Что в будущем заполнит пустоту. Сочти подсказки данные за дружбу, И творчеству они сослужат службу.
Sonnet 78 So oft have I invoked thee for my Muse, And found such fair assistance in my verse, As every alien pen hath got my use, And under thee their poesy disperse. Thine eyes, that taught the dumb on high to sing, And heavy ignorance aloft to fly, Have added feathers to the learned's wing And given grace a double majesty. Yet be most proud of that which I compile, Whose influence is thine, and born of thee: In others' works thou dost but mend the style, And arts with thy sweet graces graced be; But thou art all my art, and dost advance As high as learning, my rude ignorance.	Сонет 78 Как Муза, твой являлся силуэт, Подспорьем был для каждого творенья, Но кто-то тайно перенял секрет, Найдя в тебе источник вдохновенья. В глазах твоих немой обрящет глас, Невежество научится полёту, И с новым оперением тотчас Двойную ощутит мудрец свободу. Ты тем гордись, что каждая из строк Во мне была зачата лишь тобою, Другим же поправлял ты только слог, Своею наделив его красою. Я тёмен, но с тобой мое искусство Возвышенно, как искреннее чувство.
Sonnet 79 Whilst I alone did call upon thy aid My verse alone had all thy gentle grace; But now my gracious numbers are decayed, And my sick Muse doth give another place. I grant, sweet love, thy lovely argument Deserves the travail of a worthier pen; Yet what of thee thy poet doth invent He robs thee of, and pays it thee again; He lends thee virtue, and he stole that word From thy behaviour; beauty doth he give, And found it in thy cheek; he can afford No praise to thee, but what in thee doth live: Then thank him not for that which he doth say, Since what he owes thee, thou thyself dost pay.	Сонет 79 Пока твоей любви имел в достатке, Я славил лишь изысканность твою. Но мой изящный слог теперь в упадке, И место я другому отдаю. Признать перед любимым нужно это: «Достоин ты и лучшего пера, Но всё, что ты прочтешь в стихах поэта, Украл он у тебя же со двора». С твоих манер списал он добродетель, Красы твоей добавил аромат. Иной хвалы не знает благодетель, Как только повторить, чем ты богат. Его благодарить ты не спеши — Он пишет всё за счет твоей души.
Sonnet 80 О how I faint when I of you do write, Knowing a better spirit doth use your name, And in the praise thereof spends all his might, To make me tongue-tied speaking of your fame. But since your worth, wide as the ocean is, The humble as the proudest sail doth bear, My saucy bark, inferior far to his, On your broad main doth wilfully appear. Your shallowest help will hold me up afloat, Whilst he upon your soundless deep doth ride; Or, being wracked, I am a worthless boat, He of tall building, and of goodly pride. Then if he thrive, and I be cast away, The worst was this: my love was my decay.	Сонет 80 Мгновенно я, писав тебе, зачах, Едва другой поэт явил величье: Твоё возносит имя он в трудах, Чтоб выставить моё косноязычье. Впускаешь ты в широкий океан И скромного, и гордого матроса. Он большего пусть судна капитан, А я в ладье плыву к тебе без спроса. Подмогой ты спасешь меня со дна Иль ждёт меня крушенье, Боже правый! Его же не пугает глубина — Не тронет шторм корабль величавый. Он будет жить, а я смешаюсь с прахом — Моя любовь моим же стала крахом.