Не хочется начинать с известной всем цитаты, но невозможно не вспомнить пассаж А. Н. Веселовского о литературе как “res nullius”, куда набегают в поисках трофеев все кому не лень. В последние годы такие «набеги» хорошо освещены в массмедиа, так что получается интересная ситуация: поп-шекспироведение часто занимает внимание гораздо сильнее, чем глубокие и интересные исследования. Кроме откровенного антишекспировского бреда, приходится обсуждать и неглубокие работы, информация о которых волной расходится в Интернете, каждый раз как будто с нуля, словно никто об этом не писал раньше.
Шекспиросфера — прекрасный пример такой аберрации внимания. Шекспировский канон в целом почти не изменился, о самом Шекспире мы, увы, вряд ли узнаем что-то принципиально новое, а огромный интерес к его личности, текстам и театру требует постоянно чего-то нового, каких-то сенсационных открытий, портретов, новых текстов. Вот так и возникают рядом с глубокими исследованиями [например, Брайана Викерса (Brian Vickers) и Гэри Тэйлора (Gary Taylor) о совместном авторстве некоторых пьес] широкие и необоснованные обобщения, рядом со спорами ученых об атрибуции портретов — чуть ли не ежегодно новые изображения Шекспира, аргументированные в терминах Великой Игры.
В начале апреля сенсацией поп-шекспироведения стала статья двух психологов из Техасского университета — профессора Джеймса Пеннебейкера (James W. Pennebaker) и аспиранта Райана Бойда (Ryan Boyd), опубликованная в журнале Psychological Science (доступ по подписке). Анализируя нечто, названное авторами «психологической подписью» (“psychological signature”), они доказывают, что пьеса «Двойной обман» (Double Falsehood) написана Шекспиром и Джоном Флетчером, а считавшийся ее автором Льюис Тибальд (Lewis Theobald) почти не менял доставшийся ему текст.
Фактологически опровергать здесь, в общем-то, нечего. В историю «Двойного обмана» ничего нового Бойд и Пеннебейкер не добавляют. Многие шекспироведы и раньше полагали, что «Двойной обман» — переделка шекспировского «Карденио», который, в свою очередь, был основан на сюжете одной из глав «Дон Кихота». В 2010 г. пьеса впервые за много лет была переиздана, причем в серии The Arden Shakespeare, под редакцией Брина Хэммонда (Brean Hammond). К этому изданию мы отсылаем всех желающих узнать, как у известного критика и шекспировского издателя могла оказаться рукопись «Карденио», почему пьеса не попала в Фолио обоих авторов, и что с ней произошло после превращения в «Двойной обман». Существует и альтернативная точка зрения: «Двойной обман» — удачная подделка начала XVIII века, которой удалось избежать детальной критики лишь потому, что автор [в отличие от Уильяма Айрленда (William Henry Ireland) с его «Вортигерном»] не выдал ее прямо за шекспировский текст, а осторожно указал на обложке, что пьеса «изначально написана» (“written originally”) Шекспиром, а затем переработана (“revised”) Тибальдом.
Титульная страница первого издания пьесы «Двойной обман» (Double Falsehood) |
Не вдаваясь в спор, результат которого непредсказуем, ограничусь несколькими заметками о методе поп-шекспироведения. Метод «психологической подписи» основан на компьютерной стилометрии по ряду показателей, которые в конце концов сводятся к стилистическому обобщению о «категорическом» или «динамическом» методе письма и таблице словоупотребления.
В качестве образцов для анализа авторы отобрали 33 пьесы Шекспира (исключая некоторые ранние, но я бы предложил исключить и все три части «Генриха VI» — вполне вероятно, что Шекспир перерабатывал более ранний текст), все пьесы Флетчера, где его единоличное авторство не подвергают сомнению, и 12 пьес Тибальда. Контрольные данные сверили с результатами анализа «Двойного обмана», и получилось, что по всем группам показателей текст ближе к шекспировскому и флетчеровскому.
Бойд и Пеннебейкер совершили серьезную ошибку уже на первом этапе, когда перевели все тексты в современную орфографию. Если до нас и не дошли рукописи Шекспира и Флетчера, в их Фолио есть тонкие детали написания одних и тех же слов, которые теряются при упорядочивании (к примеру, известно пристрастие Томаса Миддлтона к стяженным формам). Двух приведенных примеров — “threat’ning” превращается в “threatening,” а “prithee” в “pray thee” — достаточно, чтобы уничтожить следы авторских или издательских написаний и стереть разницу между началом XVII века и началом XVIII.
К самой «психологической подписи» тоже очень много вопросов. Допустим, что с точки зрения лингвопсихолога начала XXI века действительно можно сказать, что «категорический» метод мышления и письма подразумевает повышенную частотность существительных, артиклей и предлогов (“People whose writing is at the categorical (high) end of the continuum tend to use nouns, articles, and prepositions at high rates”), а «динамический» скорее связан с вспомогательными глаголами и наречиями и в целом больше подходит для сюжетного повествования и постановки социальных проблем (“People who are dynamic thinkers tend to live more in the here-and-now and like to tell stories, and are often more focused on social matters...”). Но откуда авторы взяли, что психология языкового мышления XVII–XVIII веков работает так же? Почему тип мышления и тип письма для них — одно и то же, так что даже и вопрос об этом не возникает? И главное, как можно не замечать, что драматический текст — это не прямое высказывание и судить по нему о способе мышления?
Неудивительно, что психологические выводы Бойда и Пеннебейкера неубедительны и примитивны: активное использование предлогов предполагает обучение в грамматической школе (“His high use of prepositions, similar to Theobald’s, suggests an education focusing on grammar”). Как известно, нет никаких данных об образовании Шекспира, но традиционно предполагают, что он учился в Стратфордской грамматической школе, Флетчер как минимум год провел в университете, а Тибальд, вероятно, учился в одной из школ Лондона. Неясно, как из словоупотребления можно сделать вывод о карьерных амбициях Шекспира: “Shakespeare was socially focused and interested in climbing higher on the social ladder”, если все аргументы сводятся к тому, что автора относят к одному из типов мышления, и к цитате из одной из шекспировских биографий.
Да и сама постановка вопроса об авторстве выдает склонность авторов редуцировать сложность авторского процесса до простых дихотомий: написали ли «Двойной обман» Шекспир и Флетчер или это подделка начала XVIII века? (“Was Double Falsehood written by Shakespeare and Fletcher, or is it a well-executed forgery by a man who was knowledgeable in both theater practice and Shakespeare’s many works?”) Реальность может быть гораздо сложнее: текст мог пройти несколько переработок по пути от Шекспира и Флетчера к Тибальду, мог дойти лишь частично или только в сюжетном пересказе.
Но все эти сложности авторы обходят умолчанием, их путь лежит к воссозданию шекспировской психологии. «Нам не нужна машина времени или анкета, чтобы понять, какой личностью был Шекспир», — сказал профессор Пеннебейкер в интервью университетской газете (“We don’t need a time machine and a survey form to figure out what type of person Shakespeare was”). Увы, на этот вопрос ответить невозможно. Такой метод анализа, без психологических выводов, мог бы сработать, только если применить его к другим переделкам шекспировских пьес — например, сделанных Нэйемом Тейтом, Уильямом Дэвенантом или Джоном Драйденом, когда границы исходного текста и его адаптации ясны. В противном случае плохое шекспироведение неизбежно портит и психологию, превращая ее в бессмысленное упражнение наподобие соционики. Был ли Шекспир «гамлетом» или «дон кихотом»? С сожалением думаю, что и такое исследование могло бы попасть в заголовки газет.
См. также:
- The Double Falsehood — полный текст;
- “The Forgery of some modern Author”?: Theobald's Shakespeare and Cardenio’s Double Falsehood — статья Тиффани Стерн (доступ по подписке).
В. С. Макаров
Источник: БД «Современники Шекспира»
Подготовлено в рамках проекта «Виртуальная шекспиросфера: трансформации шекспировского мифа в современной культуре», поддержанного грантом РГНФ (№ 14-03-00-552а).