Уйдем, дружище, дальше от греха!
Жара, повсюду рыщут Капулетти.
Нарвемся — дело кончится резней.
Кровь бешено бушует в день такой.

Сейчас мы позабавимся. За мной!
— День добрый, господа. Одно лишь слово
Есть у меня для одного из вас.

Вы препираетесь на бойком месте.
Не лучше ль перейти куда-нибудь,
Друг с другом объясниться без горячки
И с миром разойтись? Мына виду.

Я никуда отсюда не пойду,
Имеющий глаза — пускай увидит,
А мне какое дело до зевак?

 

 

Живи покуда. Вот кто мне послужит
Мишенью.

Послужит он! Скорей меня повесят!
На нем ливреи что-то не видать.
А впрочем, он всегда к твоим услугам —
И в этом смысле, вправду, твой слуга.

Монтекки, знай: тебя я презираю
И заявляю прямо: ты — подлец!

Но у меня, Тибальт, есть основанье
Любить тебя. Приветствие твое,
Столь грозное, меня не задевает.
Я вовсе не подлец. Когда-нибудь
Ты в этом убедишься. До свиданья.

Дитя! Уж не надеешься ли ты,
Что удовлетворит меня твой лепет!
Вернись и кровью оплати долги!

Клянусь, я ничего тебе не должен.
Поверь, моя любовь к тебе сильней,
Чем ты подозреваешь, о причине
Пока не говорю, но, добрый друг,
Мне так же близко имя Капулетти,
Как собственное. А теперь прощай.

Бесстрастное и подлое холопство!
Alla stoccata истребит твой срам.
Эй, крысолов Тибальт! Твой выход! Жду я.

Ну, и чего же ты ждешь?

К вашим услугам.

Меркуцио, дружище, убери шпагу!

Итак, ваше бессмертное passadoсударь!

 

 

И нам придется обнажить оружье,
Чтоб их обезоружить. — Господа!
Тибальт! Меркуцьо! Прекратите драку!
Ведь герцог поединки запретил!
Тибальт, оставь! Меркуцио!

 

 

Мне крышка! Он бежал! Он невредим!
Чума, чума на оба ваши дома!

Большая рана?

Царапинка, но и ее довольно.
— Эй, паж! Врача скорее, остолоп!

 

 

Не раскисай, бывает ведь и хуже!

Бенвольо, уведи меня отсюда
Куда-нибудь, а то я упаду...
Чума, чума на оба ваши дома!
Я скоро стану мясом для червей!..
Все из-за них... Нет силы... Пропадаю...
На оба... дома…

 

 

И родич герцога, смертельно ранен
Из-за меня! Достоинство мое
С усмешкою топтал Тибальт, который
Мне стал родным лишь час тому назад!
О милая Джульетта! Неужели
Я так обабился из-за твоей
Небесной красоты — и размягчилась
Сталь чести в недостойнейшей груди?

Бенволио (возвращаясь)

Ромео, наш Меркуцио отважный
Скончался. Воспарил легчайший дух,
Не созданный для тяжкой этой тверди[4].

О черный день! Вот первая беда,
Придет за нею новых череда.

Тибальт вернулся, кровью опьянен.

Да, этот жив. И торжествует он!
Рассудок кроткий я гоню, презрев.
Зажги меня очами, правый гнев,
Будь мне поводырем. Тебе, убийца,
Привет твой возвращаю — «подлеца»!
Душа Меркуцио не отлетела
Настолько далеко, чтоб ей твоя
Сопутствовать была не в состоянье,
Ты, я иль оба кинемся вдогон.

Как были неразлучны ваши души
На этом свете — будут и на том.

На то тебе пускай ответит это.

 

Беги, Ромео! Что же ты стоишь,
Как истукан? Ведь ты убил Тибальта!
Тебя же не помилуют! Беги!

Я шут в руках Фортуны.

 

 

Где тот, кем был Меркуцио сражен?
Где он, Тибальт — убийца?

Лежит Тибальт.

Ты арестован именем закона!

 

 

Кто возбудил усобицу опять?

Я, государь, могу вам рассказать.
Увы, я был свидетелем скандала.
Отважного Меркуцио сначала
Тибальт убил злодейски, а потом
Ромео стал Тибальта палачом.

Тибальт! Тибальт! Вот он в крови пред нами!
Сын брата моего сражен врагами! 
О государь, не будешь ты неправ,
За жизнь его Монтекки кровь отдав!

Бенвольо, как произошло все это?

Тибальт виновник. Им была задета
Ромео честь. Ромео, сколько мог,
Старался действовать миролюбиво.
Для ссоры, говорил он, нет причин,
Напоминал о высочайшем гневе
За нарушение приказа. Всё
Терпение, спокойствие, смиренье
Вложил в свои разумные слова.
Тибальта ярость только распалялась.
И под конец дошел он до того,
Что шпагу на Меркуцио направил.
Тот не стерпел, оружье обнажил
И ринулся в атаку, отбивая
Одной рукою смерть, другой рукой
Грозя Тибальту смертью. Тот сражался
Отменно. «Перестаньте же, друзья!»—
Ромео закричал — и, слов проворней,
Руками роковые острия
Разнял. Но тут нанес удар бесчестный
Из-под его руки Тибальт. Упал
Меркуцио. Тибальт бежал, но тут же
Вернулся. Друг мой воспылал огнем
Возмездья — и стремительней зарницы
Был новый поединок. Пал Тибальт,
От наказания Ромео скрылся.
Я изложил подробности резни.
Коль это ложь, Бенволио казни.

Казни его! О герцог, от Монтекки
Ты не добьешься истины вовеки.
С Тибальтом бились двадцать — и его
Всем кланом одолели одного[5].
Не будь же ты владыкой беззаконным —
Отдай Монтекки всех до одного нам!

Кого же мы к ответу привлечем?

Монтекки

Но, государь, Ромео-то при чем?
Пусть в этом без горячки разберутся —
Ведь как родного он любил Меркуцьо.
Тибальт его рукою поражен?
Ну а Тибальту что сулил закон?

Так пусть восторжествуют все законы.
Ромео мы изгоним из Вероны.
Смутьяны! До сих пор мирволя вам,
Я вашей сварой обескровлен сам[6]. Не милосердие, а преступленье.
Но вы оплачете мою потерю.
Ни слова больше! Я словам не верю.
Покойника убрать. Вот мойприказ:
Ромео вздернуть, если хоть на час
Задержится. Преступника прощенье —

 

 

 

 

 

Огненноногие, неситесь, кони,
К владеньям Феба! Где тот Фаэтон,
Что б вас подстёгивал и гнал на запад,
И пасмурную близил Ночь! Раскинь
Свой полог. Любопытствующих взоры
Закрой им, Ночь, сообщница Любви!
Ромео приведи в мои объятья
Неведомо, незримо для других.
Для совершенья церемониала
Довольно любящим того огня,
Что в них самих горит. И если вправду
Любовь слепа, ей ближе мрак ночной.
О кроткая и строгая черница,
Приди скорей и научи меня,
Как двое могут одержать победу,
Когда они играют в поддавки,
Кровь приручи мою, укрой мне щеки
Своею черной маской до тех пор,
Пока любовь не возрастет настолько,
Что все деянья подлинной любви
Нескромными считать уже не станет —
Ведь настоящая любовь чиста.
Явись же, Ночь, и ты явись, Ромео,
Как день в ночи! Слепящей белизной
Пади на аспидные крылья мрака
И чистотой порошу превзойди,
Сияющую на вороньих перьях.
О нежная и любящая Ночь!
Ты подари мне моего Ромео!
Когда же он отбудет в мир иной,
Увековечь его таким созвездьем,
Чтоб люди, небеса обожествив
Полночные, отвергли бога-солнце.
Любви хоромы я приобрела,
Но в них еще хозяйкой не вселилась,
И мой хозяин мной не овладел.
Я подгоняю время — так ребенок
Нетерпеливый праздника всё ждёт,
Когда ему достанется обнова,
Которая давно уже готова.

 

 

Кормилица! Что скажет мне она?
Но, что бы ни сказала, несомненно:
Кто имя лишь Ромео произнес,
Тот сам красноречивее Гермеса.
— Какую новость ты мне принесла?
А это что? Верёвка для Ромео?

Верёвка, да, верёвка!

Да не ломай ты руки!

Он помер, помер, помер, нет его!
Ах, сироты мы горькие с тобою!
Убит, скончался, помер, околел!

Ужели небеса так беспощадны?

Они щадят — Ромео не щадит!
Ромео! Ненаглядный твой Ромео!
Ромео! Кто бы мог вообразить!

Я эту рану видела сама!
Дыра в груди! Кровищи-то, кровищи!
А сам-то жалкий. Белый, будто мел —
И весь в кровище. Я чуть не упала.

О сердце, сердце, ты разорено!
Разбейся же! Глаза, вам место в яме[7],
Не на свободе! Низкий прах земной!
Меня с Ромео вместе упокой!

Тибальт! Тибальт! Красавец ненаглядный!
Любимец мой! Голубчик мой! Тибальт!
Какой был куртизан! Какой любезник![8]
Я, старая, тебя пережила!

Шквал разорвался надвое от злобы?
Любимого супруга он унес,
Умчал возлюбленного брата он же!
Но где же трубный глас? Где Страшный суд?
Кто жив, когда такие не живут?

Тибальт убит, Ромео же в бегах,
Тибальта он убил — за это изгнан.

Помилуй Бог! Тибальта кровь — на нем?

На нем! На нем! На нем! Ах, день проклятый!

О лик жасмина и душа змеи!
Чудесный грот — убежище дракона!
О деспот, что без меры одарен
Красою дивной! Бес — и он же ангел!
Ягненком обернувшиеся вервольф!
Злой коршун в голубином оперенье!
На небо вознесенный смертный грех!
Чудовищный разлад в изящной форме!
Исчадье рая[9], проклятый святой!
Природа, кто ж остался в преисподней,
Коль сатана в Эдем переселен?
Зачем столь жуткое повествованье
С таким искусством переплетено?
Каким же чудом в пышные покои
Коварство пробралось?

Мужчинам веры нету — все пройдохи,
Сквернавцы, паразиты, подлецы!
— Эй, Пьетро, дай мне этой… аквавиты…[10]
Совсем старухой сделают меня
Все эти страсти. Стыд, позор Ромео!

Что говоришь! Типун на твой язык!
Ромео и позор несовместимы.
Чело Ромео — доблести престол,
Царицы мира. О, какое зверство,
Что плохо говорила я о нем!

Тебе ли восхвалять убийцу брата?

Мне ль осуждать супруга моего?
— Несчастный! В ком найдёшь ты состраданье,
Когда лишь три часа тому назад
Назвавшая себя твоей женою
Тебя не пожалеет! Но зачем,
Злодей, ты совершил убийство брата?
Хотя мой братец разве не злодей,
Что на тебя он покушался? Полно!
Потоки слез, отхлыньте-ка назад!
Вы счастию несете, заблуждаясь,
Несчастью предназначенный оброк.
Вернитесь же в глаза, к своим истокам!
Жив мой супруг, которого Тибальт
Хотел убить. Убит Тибальт, который
Хотел убить супруга моего.
Угроза миновала. Что ж я плачу?
Одно лишь слово этому виной,
Страшней, чем смерть Тибальта, и сама я
Убита им: хочу забыть — ан нет!
Меня оно гнетет, как преступленье
Преступника. Итак, убит Тибальт,
А мой Ромео изгнан. Десять тысяч
Тибальтов умертвит в единый миг
Словечко это — «изгнан». Смерть Тибальта
Уже невыносима. Что беда
Не ходит в одиночку — понимаю,
Но почему из вероятных бед
Страшнейшую берет она в подруги?
Ты мне сказала, что убит Тибальт,
И если бы прибавила кончину
Отца иль матери, иль, может быть,
Обоих — это было бы жестоко.
Но если гибель брата — лишь пролог
К изгнанию Ромео — значит, больше
Нет в мире никого. — Мертвы Тибальт,
Отец и мать, Ромео и Джульетта.
Слова «Ромео изгнан» — страшный ров
Отчаянья — без дна и без краев.
Чем заняты родители?

Пойдем?

Возьми канат. Он послужить хотел
Любви — и вот остался не у дел.
Поди — свою печаль снесу одна я,
Ромео — не Тибальта — поминая.
С ним обвенчались мы едва-едва,
И вот извольте — я почти вдова!
На ложе лягу не Ромео ждать я —
Мне суждены Аидовы объятья.

И то! Приляг, родимая, пока
И поджидай, любезного дружка.
Пойду за ним — он, судяпо всему,
В монастыре до времени таится.

Да-да, сходи! Пускай придет проститься.
И этот перстень передай ему.

 

 

Ромео, можешь выйти без опаски.
К тебе, как видно, взревновала скорбь.
Беда с тобой желает повенчаться. 

 

 

О, да, хоть ты живёшь средь них давно.
Ты прав, мой сын, суд герцога свершился.

Так вот когда настал он — Судный день!

Зачем же так-то! Герцог милосерден.
Ты изгнан. А изгнанье ведь не смерть.

Не смерть. Его лицо страшнее смерти.
Но ты обмолвился? О пощади!
Скажи мне: «Смерть», но только не «изгнанье»!

Смирись. Ты из Вероны удален,Но мир и за пределами Вероны.

Нет мира за пределами ее,
Помимо запредельного. Изгнанье
Отсюда — это ссылка в мир иной.
Лукаво именуя смерть изгнаньем,Ты, улыбаясь, золотой топор
Несчастному на шею опускаешь.

Неблагодарный! Небо не гневи!
Ты по закону смерти настоящей
Достоин был, но добрый государь
Единым словом истребил суровость
Закона. «Смерть» — чернейшее из слов —
Он обратил в «изгнанье». Разве это
Не милость?

Так милостивы! Только над Джульеттой
Сияют небеса. Любая тварь —
Собака, кошка, мышь — укрыта этим
Лазурным сводом; ей разрешено
Джульетту видеть — только лишь Ромео
Лишен такого счастья; у пчелы
Перед Ромео бездна привилегий —
Коснуться крылышком ее руки,
Сияющей нездешней белизною,
Похитить нектар со стыдливых уст,
Краснеющих от соприкосновенья,
Подумать только — малая пчела,
Но не Ромео! Пчелы — на свободе!
Свободнее людей! А человек
Законом удаляется в изгнанье.
Изгнание, по-твоему, не смерть.
А что же? Смертоноснее секиры,
Убийственней отравы не найти,
Чем это слово краткое — «изгнанье»!
Ужаснее орудья пытки нет —
Им грешников терзают в преисподней.
И как же можешь ты, святой отец,
Ты, духовник и человеколюбец,
Лишать меня надежды навсегда
Таким жестоким, беспощадным словом!
Изгнанье!

Ты дай сначала вставить это слово!

Изгнанье?

В плен словесам сдаваться мы не станем.
Она, как чудодейственная мазь,
Изгонит боль твою.

Ты бередишь мне рану. О, отец!
Всю эту мудрость отошли к монаху.
Ну, сам подумай; властна ли она
Джульетту сотворить? Сместить Верону?
Или хотя бы отменить приказ?
Так что ж ты расточаешь красноречье!

Кто тронулся умом — не слышит тот.

Зато провидцам глаз недостает.

Речь о тебе. Не будем отвлекаться.

Легко сказать! Представить тяжелей,
Чтоб ты был молод и любил Джульетту,
И, с нею обвенчавшись, через час
Убил Тибальта, был за это… изгнан!
О чем бы речи ты повел тогда?
Ты рвал бы волоса и бился оземь,
Могилу отмеряя для себя.

 

 

Стучат! Укройся от греха подальше!

Не стану. Я и так уже укрыт
От глаз чужих туманом воздыханий.

 

 

Не умничай. Кому сказал: уйди!

 

 

Не искушай судьбу! Жить надоело?
Ступай в библиотеку! Да, сейчас,
Беда с тобою...

 

 

Что нужно?

Меня Джульетта к вам послала.

Входите.

 

 

Куда ее супруг запропастился?

Да вот свалился он, от горя пьян.

Ах, батюшки! Она ведь точно так же
Лежит и бьется об пол головой.

Неудивительно: две половины,
Достойные друг друга!

И бьется, бьется, душенька — и плачет.
И все лежит, болезная, — как вы…
А почему вы, собственно, лежите?
Ну, девушке простительно — а вам
Так распускаться, сударь, просто срам.

Ах, нянюшка!

Мы все там будем... Вы хоть для нее
Себя возьмите в руки.

Джульетта плачет. Что с ней, говори!
Она меня, конечно, проклинает:
Наш брак еще окрепнуть не успел,
А я убил родного человека.
Венчанье наше тайное таким
Ужасным преступленьем увенчалось —
Так говорит она?

Не говорит! Рыдательски рыдает!
Ревмя ревет и стонет. Или вдруг
Вся вскинется и закричит: «Ромео!»
Или «Тибальт!» — и падает опять
Как мертвая.

 

 

Одумайся! Кощунственную руку
Сдержи! Ответь: мужчина ты иль нет?
Как будто, у тебя мужская внешность,
Но ты плаксив, как женщина, и лют,
Как бестия. Сомнительно мужское
И несомненно женское в тебе.
Но, кто б ты ни был, ты звероподобен:
Лишенный разума — не человек.
И я не ожидал, сказать по чести,
Что ты настолько немощен умом.
Убил Тибальта? И кого вдогонку
Пошлешь? Себя? Не только милый мой!
Ведь вы с Джульеттою одно и то же —
Твоей кончины ей не пережить.
Ты поднял руку на свое рожденье,
Дарованное небом и землей,
А значит, оскорбляешь землю с небом,
Что встретились в рождении твоем,
Как Троица. И триединство это
Должно погибнуть? О позор, позор!
Ты получил богоподобный облик,
И разум, и любовь не для того,
Чтоб расточить бесценное богатство,
Но преумножить. Ты ж позоришь их —
Любовь, и ум, и благородный образ.
Стал образ твой безобразен как воск,
Ведь ты слабее восковой персоны.
Твоя любовь преступна: клялся ты
Хранить ее, но преступаешь клятву —
Любовь ты вознамерился убить.
Видать, и разум твой переродился:
Он призван человека украшать —
Тебя же он уродует. Порою
Рука неопытного пушкаря
Взрывает пушку — так и ты свой порох
Использовать решил во вред себе.
Будь мужем, встань! Жива твоя Джульетта,
Зачем же ты собрался умирать?
Вот первый довод. Не твоей ли кровью
Тибальт хотел насытиться — и чтож?
Тибальт безумный пал — а ты живешь!
Вот новый довод. Именем закона,
Сурового для всех, определенно,
Тебя повесить тотчас же могли,
А он тебя избавил от петли —
Еще один резон не убиваться!
Вы только полюбуйтесь на него!
Неблагодарный баловень Фортуны,
Которая приказывает жить,
Он куксится, как скверная девчонка!
Возьмись за ум! Не искушай судьбу,
Пока тебе не изменило счастье.
Джульетту для начала успокой,
Но не задерживайся. До обхода
Поспеть ты должен. Дальше прямиком
До Мантуи лежит твоя дорога.
Ты затаишься там и переждешь
Все эти передряги. Я же стану
Готовить возвращение твое,
Что двадцать сотен тысяч раз искупит
Печаль прощанья, способ отыщу
Союз ваш огласить — и примирятся
Извечные враги. — Итак, ступай,
Кормилица, домой, скажи хозяйке,
Чтоб лечь уговорила всех родных —
Они и так от горя ослабели —
Пусть ждет Ромео.

Стояла бы да слушала! Вот так-то:
Ученье — свет, а неученье — тьма.
Все передам.

Что от нее приму любой упрек.

Примите-ка вы лучше этот перстень.
Да поспешите: время-то не ждет.

 

 

Ты воскресил меня!

И помни — ведь от этого судьба
Зависит ваша — если не удастся
Тебе до первой стражи ускользнуть,
Ты утром уходи, переодевшись.
А там найду я твоего слугу,
И станетон тебе носить известья
О переменах к лучшему.Прощай.

С тобой, отец, простился б я, рыдая,
Когда б не радость без конца и края.

 

 

 

 

 

Простите, граф, но ваше сватовство
С Джульеттой обсудить мы не успели,
И это горе подкосило нас.
Она любила бедного Тибальта —Почти как я. Печален наш удел.
Мы все там будем. Уж не обессудьте —
Джульетта спит давно. Да я бы сам,
Когда б не ваш визит, лежал в постели.

Не время для веселья[11] в скорбный час.
Я ухожу. Спокойной ночи, леди,
Джульетте передать прошу привет.

Конечно. Мы ей завтра все и скажем.
Сейчас она тоской оглушена.

Я вам, мой сын, ручаюсь головою:
Джульетта вас полюбит — ведь она
Мне повинуется беспрекословно.
— А вы к ней загляните перед сном
И ей поведайте о чувствах графа.
Скажите:в среду… Кстати, что у нас
Сегодня?

Да? Понедельник? Право, очень жаль.
Тогда ведь рановато будет в среду.
В четверг. Итак, скажите, что в четверг
Ее мы свяжем с благородным графом
Счастливейшими узами любви.
Мы торжества устраивать не станем,
Хотя, конечно, если б не Тибальт...
Но сетовать нет смысла. Поскромнее —
Один-два гостя, иль осудят нас,
Что, дескать, мы о трауре забыли
Гостей так десять-двадцать — в самый раз.
Что скажете о четверге?

Жалею, что сегодня не среда.

На том и порешим. Спокойной ночи. —А вы ступайте к дочери, мадам,
Как мы договорились. — Дайте света!
Не знаю я, как правильней сказать —
Что слишком поздно или слишком рано. —
Спокойной ночи.

 

 

Уже? Повремени… Повремени…
Ты встрепенулся, милый мой, напрасно.
Не жаворонок это — соловей,
Всю ночь слагает он свои рулады
На дереве граната. О поверь,
Что это соловей!

То жаворонок был — не соловей.
Взгляни: ревнуя к нам, лучи-злодеи
Кромсают в клочья кружевную тьму.
Ночь задувает свечи — и крадется
На цыпочках насмешливый рассвет.
Остаться — гибель мне, уйти — спасенье.

Да нет же, милый! Это не рассвет!
Сияющий болид отпочковался
От солнца, чтобы факелом своим
Тебе светить до Мантуи. Останься!

Так пусть меня захватят и убьют!
Бессилен я тебе противоречить.
Я заблуждался, милая, во всем:
Не солнце нас тревожит, несомненно,
А дымчатая тень его — Селена.
И эта трель, пронзившая зенит,
Конечно, соловью принадлежит.
И пусть я здесь найду свою кончину,
Тебя, родная, все же не покину.
Так говори, мой ангел, говори!
Нас вечность отделяет от зари.

Не вечность! О любимый! Уходи же!
То жаворонок! Как я ненавижу
Его! Он сладкопевец, говорят?
Нет! Он терзает слух, вопит не в лад!
Чудовище! Урод с глазами жабы!
Она ему и голос деть могла бы!
Зарю торопит мерзкий этот крик,
Что разлучать любовников привык[12].
Беги! Заря восходит, пламенея!

А горе всё мрачнее и мрачнее.

Сударыня!

 

 

Идет мамаша, будьте осторожней!
Ах, батюшки! Совсем уж рассвело!

 

 

День ломится в окно — жизнь отлетает!

Прощай! Прощай! Последний поцелуй —
И я спускаюсь.

Мой властелин, мой ангел, мой супруг!
Ты посылай мне вести ежечасно.
В одной минуте — знаешь сколько дней!
Я сделаюсь преклонною старухой,
Пока Ромео, вновь не обрету.

Прощай и жди известий, дорогая.
До воссоединения с тобой
Я буду рад оказии любой.

Ты думаешь, мы свидимся?

А я худое чувствую, мой милый.
Вот ты стоишь всего лишь у окна,
А будто бы на самом дне могилы,
Ты бледен, как мертвец.

И что же в этом странного, однако?
Тоска с остервененьем вурдалака
Пьет нашу кровь… Прощай! Прощай!

 

 

Изменчивой тебя считают люди —
И я хочу, чтоб это было так:
Ромео ведь несовместим с изменой —
И ты его, отторгнув, мне вернешь.

Джульетта!

Иль вовсе не ложилась до утра?
Что пригнало ее сюда?

Тебе не спится?

Но не оплакивать свою любовь...

Первопричина слез твоих иная —
Не брат убитый, а злодей — живой.

Какой злодей?

За много миль от преступленья он!

(вслух)

О, я от всей души его прощаю,
Хотя никто меня так не терзал.

Да, тем, что жив!

Приободрись — не так все безнадежно
Мнев Мантуе, куда злодей бежал,
Знаком один искуснейший алхимик.
Он так его надежно усыпит,
Что сам убийца ляжет рядом с жертвой.
На этот счет спокойна будь.

Когда увижу я Ромео... мертвым,
Тогда и успокоюсь — навсегда.
А так я лишь сильнее взволновалась.
Когда б я приготовила свой яд,
А вы бы отыскали человека...
Нет, унестись бы в Мантую самой
И упоить Ромео в возмещенье
Того, что он с Тибальтом сотворил!

Ну, что ж, готовь свое лекарство — уж посла я
Сыщу[13]. Да, я ведь с радостью к тебе.

Что ж, радость нам была бы очень кстати.
Я, матушка, внимаю всей душой.

Джульетта, твой заботливый родитель,
Дабы тебя избавить от тоски,
Такое утешение измыслил,
Что не могла ты и вообразить.

Я думаю. И что за утешенье?

О дева! Послезавтра поутру
С галантным, благородным, юным графом
Парисом ты войдешь во храм Петра
Невестою, трепещущей от счастья.

О, я клянусь и храмом, и Петром —
Невестою, трепещущей от счастья,
Туда я не войду. Куда спешить?
Хорошенькое дело — обвенчаться
С тем, кто и не ухаживал за мной!
Вы моему отцу и господину
Ответьте: я венчаться не могу.
Охотней за Ромео я пошла бы!
Да, утешенье — нечего сказать!

Сама и говори отцу об этом —
Пусть радуется. Кстати, вот и он.

 

 

С закатом солнца выпадают росы,
А смерть Тибальта ливень привела!
Ну что, дитя, подобное фонтану,
Ты все не успокоишься никак?
Напоминаешь ты одновременно
И море, и корабль, и ураган:
В твоих глазах, как в настоящем море,
Видны приливы и отливы слез,
Душа твоя подобна бригантине,
Которую терзает ураган
Тяжелых воздыханий. Только помни,
Что гибель угрожает кораблю,
Коль не утихомирится стихия. —
Вы все сказали дочери, мадам?

А толку? Не желает слушать, дура!
С Плутоном бы ее соединить!

О, это любопытно! Не желает?
Не слушает? И не благодарит?
И не гордится тем, что ей, убогой,
Такого подыскали жениха?

Благодарю за то, что вы искали,
Но не за то, что, наконец, нашли.
Гордиться? Чем же? Тем, что ненавистно?
Благодарить — еще куда ни шло:
Раз ненависть порождена любовью.

Что-что, дитя? Вот это силлогизм!
Ты не горда — и все же благодарна?
И ненависть любовью рождена?
Не понимаю, кто из нас рехнулся.
Гордишься, не гордишься — мне плевать!
Запомните, эфирное созданье,
Что вы в четверг направите стопы
Во храм Петра, а будете упрямы —
Я за волосы вас приволоку.
Прочь, наглая девчонка! У, зараза!
Чахотка, прочь!

Отец, я умоляю на коленях:
Одно лишь слово!

Стервозная девчонка! Негодяйка!
Запомни же: в четверг иль никогда![14]
Иль под венец — иль на глаза мне больше
Не попадайся! Цыц! Не возражать!
Эх, зуд в ладонях... Мы-то всё жалели,
Что сохранил нам Бог одно дитя!
Да, видно, чтоб родителей в могилу
Свести — достаточно и одного!
Уйди, мерзавка!

Вступитесь за нее! Ведь грех какой!

Послушайте-ка вы, ума палата!
Советую укоротить язык!

Да что я говорю такого?

Идите!

Ступай в кружало лязгать язычищем,
А здесь твои советы ни к чему!

Ты что-то чересчур раскипятился!

Раскипятишься, если день и ночь,
В любое время, в час любой, в минуту,
Наедине с собой, среди людей,
Трудясь и отдыхая, озабочен
Я был одним — замужеством ее.
Нашел ей жениха — происхожденье,
Богатство, молодость — ну, всё при нем.
Вероны приговор единогласен —
Он совершенство с головы до пят.
И что же? Привередница пустая,
Бессмысленная кукла говорит:
«Ах, не желаю!», «Ах, не выйду замуж!»,
«Ах, я еще дитя!», «Ах, я прошу
Прощенья!». Ты от счастья отказалась?
Так будь несчастна! Только прочь ступай —
И можешь где угодно пресмыкаться.
Тебе я объявляю не шутя:
До четверга должна ты сделать выбор —
А это близко. Если ты мне дочь,
Ты под венец пойдешь без разговоров,
А если нет — покинешь отчий кров,
Потом шатайся по миру с сумою,
Таскайся по притонам, подыхай
В канаве или вешайся — спасеньем
Клянусь: тебе руки не протяну.
Итак, я все сказал — а ты подумай.

 

Где ваше милосердье, небеса?
В глубины горести моей взглянете!
Я умоляю, мама, пощади!
Перенеси венчанье хоть на месяц!
Хоть на неделю! Или застели
Мне ложе в усыпальнице семейной —
Там, где лежит Тибальт.

Не слышу. Делай, что тебе угодно[15].

 

 

О Господи! Кормилица, хоть ты
Мне посоветуй. На земле Ромео,
Священный же обет на небесах
И не вернется, не сойдет на землю,
Покуда не оставит мой супруг
Земной юдоли, воспарив на небо.
Что делать? Помоги! Увы! Увы!
Меня — такое хрупкое творенье,
Зачем испытывают небеса?
Найди хотя бы слово утешенья!
Иль нет его?

Ромео твой в изгнании. Готова
Я всё поставить против ничего:
Сюда он за тобою не вернется,
А ежели вернется — лишь тайком.
А раз уж так — иди-ка ты за графа.
Жених завидный — что и говорить!
Да перед ним Ромео — просто тряпка!
Хороший муженек — что есть, что нет!
Живешь при нем соломенной вдовою...

Ты говоришь от сердца?

А если нет — пусть Бог меня накажет.

Аминь

Спокойствие. Прошли мои сомненья.
Теперь ступай к родителям, скажи,
Что я направилась к отцу Лоренцо
Выпрашивать прощения.

Вот умница! Ну и давно бы так-то!

 

 

Проклятье первородное! Змея!
Толкать меня на клятвопреступленье
Иль поносить супруга моего,
Которого превозносила прежде
Бессчетно — уж  не знаю, что подлей!
О искусительница! Отняла ты
Меня сегодня от своей груди!
Поможет мне лишь брат Лоренцо — или
Уж лучше бы меня похоронили.

---

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ПРОЛОГ АКТ ПЕРВЫЙ АКТ ВТОРОЙ АКТ ТРЕТИЙ АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ АКТ ПЯТЫЙ

[1] Вариант: «подголосок».

[2] Варианты: «за трубадуров», «за скоморохов» (по-итальянски: scaramuccia).

[3] В оригинале: I am peppered, I warrant, for this world.

[4] Вариант: «Из тех, которым умирать не больно». Аллюзия на известные слова Петрарки:

В оригинале:

[5] В оригинале буквально:

Никакого «клана» и т. п. в этом тексте нет. Не было его и у меня. В тексте 1991 г.:

В переводе Б. Л. Пастернака: «Всем скопищем Тибальта одолели». Этот мотив продолжает Ю. И. Лифшиц: «Они собрали целую ораву». Я счел интересным развить его, косвенным указанием на иностранное (может, английское) происхождение Монтекки, т. е. Монтэгю. Таким образом, конфликт, о причинах которого все давно забыли, приобретает национальную окраску. Я даже не имею в виду, что Монтекки — в самом деле иностранцы. Я скорее предполагаю, что леди Капулетти в аффекте ярости готова считать Монтекки «этими шотландцами» — отсюда и слово «клан». Исторически Монтэгю — не шотландцы, но какое фурии Капулетти до этого дело!

[6] Эскал еще не понимает главного: мнимую вражду Монтекки и Капулетти провоцирует Верона. Более того, роковую роль играют родственники миротворца герцога — Меркуцио и Парис. Однако Эскал начинает осознавать, что и он не без вины.

[7] «В яме» — т. е. в долговой тюрьме (в оригинале: “To prison, eyes”), но также и «в могиле».

[8] В оригинале: “O courteous Tybalt! honest gentleman!”Кормилице явно по вкусу слово «куртизан» и производные от него.

[9] Я придумал оборот «исчадье рая» в 1984 г., когда пытался перевести с молдавского балладу Емилиана Галайку «Матернитате» («Материнство») — о женщине, бросившей ребенка в роддоме. Там есть строка «Ши-о фемее де фрумоасэ слутэ» («И женщина чудовищно-прекрасная»). Перевод не задался, а выражение «исчадье рая» через 7 лет я включил в перевод «Ромео и Джульетты», а в 1995 г. повторил в «Отелло» (“the fair devil”; III, 3) . С тех пор его независимо друг от друга придумали многие: М. Юденич (1999), Н. Злобин (2013) и другие. Сочинить такой оборот нетрудно в силу его системности. Впрочем, для «Ромео и Джульетты» он выглядит не очень органичным: слишком современным и экстравагантным.

[10] Старый вариант (1991): «Эй, Пьетро, дай-ка водочки мне, что ли…»

[11] Игра слов: «веселье» —  это в том числе свадьба.

[12] Вариант:

[13] На первый взгляд, совершенно излишний, бессмысленный ход: возможно, леди Капулетти кого-то и подослала к Ромео, но этот мотив остался без развития. Трудно представить, как леди Капулетти намеревалась воплотить свой план — особенно учитывая, что Ромео сам нашел отравителя. Разве что означенный «алхимик» был еще и гипнотизером и внушил Ромео мысль о самоубийстве, а заодно и способ. Но, как ни парадоксально, Ромео в этом случае вообще должен был остаться в живых: ведь «яд» приготовила Джульетта! (Интересно, по какому рецепту? И зачем ей тогда понадобился настой брата Лоренцо? Она бы и сама справилась.) Герои умерли бы «понарошку», воскресли, и трагедия превратилась бы в балаган, наподобие сочинения Н. Доризо «Спустившись на грешную землю». Однако, выражаясь словами из другой трагедии Шекспира, в этой бессмыслице много смысла, и мотив несостоявшегося покушения леди Капулетти на Ромео имеет свое оправдание в концептуальном единстве пьесы. Во-первых, прихоть злого рока разрушает все человеческие планы — и благие, и преступные. Это самое очевидное объяснение. Во-вторых, парадоксальным образом не сбывается то, что было задумано, и происходит то, чего произойти не могло, — но с теми же самыми последствиями. Ромео другим — невероятным, абсурдным — путем приходит к той же смерти от яда.

[14] Вполне сознательная отсылка к названию фильма А. В. Эфроса «В четверг и больше никогда». Я, кстати, допускаю, что это название может быть не совсем точной цитатой из «Ромео и Джульетты»:

[15] Эта реплика так же существенна, как предыдущий монолог Капулетти. Ее следует понимать в том числе и буквально: делай, что хочешь. Свободу Джульетты никто не ограничивает, Капулетти не запирает дочь, как Троекуров — Машу. Хотя сама Джульетта ранее говорила о своей готовности отречься от родных и пойти за Ромео на край света, сейчас она не способна бежать даже в Мантую. Джульетта согласна героически погибнуть ради верности мужу, но в принципе не верит в то, что любовь может восторжествовать. Интересно, что Шекспир осознавал возможность и другого — счастливого — развития событий: в комедии «Два веронца» героиня, которую, кстати, тоже зовут Джульеттой, борется за свою любовь — переодевается в мужской костюм и бежит из Вероны к возлюбленному. Впоследствии так же поступают и другие героини Шекспира. Таким образом, Шекспир не только допускал альтернативное разрешение коллизии, но и неоднократно воплотил этот вариант. Но — не в «Ромео и Джульетте», где герои так и не преодолели своей внутренней несвободы.

---