Верона, что вместилась в наш шатер,
Все больше процветала б год от года,
Когда б не враждовали с давних пор
Два одинаково почтенных рода.
Наследники враждующих сторон
Любовью умертвили распрю эту,
Предчувствуя: на их любви Плутон
Поставил сразу роковую мету[1].
Вражду, любовь и гибель и притом
Родов непримиримых примиренье —
Всё это мы старательно сожмем
До двух часов каких-нибудь на сцене.
Негладкой будет наша речь порой,
Но мы огрехи выправим игрой.
Наследники враждующих сторон
Любовью умертвили распрю эту,
Хоть на самой любви их бог Плутон
Поставил сразу роковую мету —
т. е. Ромео и Джульетта должны были унаследовать вражду, однако умертвили ее. Причем умертвили — любовью, которая сама была обречена на смерть. Эта парадоксальная игра смыслов лежит на поверхности, и она не чужда тому, что есть у Шекспира. В оригинале далее сказано: their death-mark’d love — их помеченная смертью любовь.
Но здесь есть и другой смысл — не столь очевидный. «Ромео и Джульетта» — в сущности, трагедия античного типа. В шекспировской пьесе у героев нет роковой вины, которая привела бы их к погибели — в отличие от средневековых трактовок этого сюжета, где Ромео и Джульетта повинны в грехах сладострастия и бунта против родителей. У Шекспира они — праведники и миротворцы — то есть почти святые. Как законные, венчанные супруги, они не покушаются и на общественную мораль. Даже самоубийство не ставится им в вину. Трагедию эгоцентрического сладострастия Шекспир воплотил в «перевертыше» «Ромео и Джульетты» — в «Антонии и Клеопатре», где вина главных героев совершенно понятна, и кара их заслуженна и закономерна. В «Ромео и Джульетте» всё иначе. Герои не желают и не делают ничего, кроме добра, и гибель их выглядит не расплатой за преступление, а завершением цепи абсурднейших случайностей. Они ускользнули от смерти там, где она казалась неизбежной (например, Ромео победил Тибальта), но их погубило то, что никогда не должно было произойти. Однако сама нелепость и невозможность этих событий показывает, что героев уничтожил злой рок, ананке — просто потому, что Ромео и Джульетта несовместимы с этим миром.
Впрочем, это справедливо по отношению к самой шекспировской трагедии, а в предлагаемом переводе ее сюжет интерпретируется иначе.